я злой человек / я твой человек (1/2)

— Я хочу, чтобы ты жила со мной.

Катя порадовалась, что в этот момент ничего не ела и не пила — от неожиданности обязательно поперхнулась бы. Они завтракали в Сашиной постели, хотя часы показывали уже половину третьего. Причиной такого позднего завтрака были позднее пробуждение и утренний секс; и с первым, и со вторым Катя прежде была знакома только благодаря книгам и фильмам.

— Ты удивлена, — ухмыльнулся Саша. — Я тоже. Хотел дать этой мысли помариноваться, но решил озвучить её прямо сейчас, новорождённую.

— Я могу сразу сказать, что согласна, ты и так это знаешь, — улыбнулась Катя. — Вот только…

— Сейчас ты атакуешь меня скучной аргументацией, — проворчал он и чмокнул её в коленку.

— Я лишь хотела напомнить о моих родителях и твоих сёстрах. Это как минимум. А ещё есть все твои подчинённые… И вообще все, кого мы знаем… — она мрачнела, доедая миндальный круассан и думая обо всём, что им предстояло.

— Я знаю, как поднять твой боевой дух.

— Да? И как же? — заинтересовалась Катя.

Он посмотрел ей в глаза с такой пронзительной нежностью, что её сердце сделало сальто.

— Я люблю тебя.

Он слышал, как она забыла дышать. Потом застыла и так и не отмерла, пока он не притянул её к себе и она не оказалась сверху, трогательно дрожащая в его руках.

— Ты же ещё неделю назад ни в чём не был уверен, — пролепетала Катя, глядя куда-то на ворот его пижамы.

— Я просто позволял неуверенности и страху одерживать надо мной верх. Больше не хочу. Я тебя хочу. Во всех смыслах этого слова.

Они снова целовались, снова освобождали друг друга от одежды, и обоим срывало крышу от того, что всё это происходит при дневном свете. Катя из прошлого, наверное, умирала бы сейчас от смущения; новая умирала лишь от желания быть с самым любимым и родным человеком.

Позже, когда они лежали в тесном сплетении в лучах летнего солнца, Саша уверенно заявил:

— Сегодня мы встречаемся с твоими родителями.

Она так удивилась, что даже выбралась из его объятий, чтобы повернуться к нему лицом.

— Ты серьёзно?

— Конечно, — невозмутимо ответил Саша. — Ты сейчас под влиянием всех самых лучших гормонов, довольная и расслабленная. Меньше будешь нервничать. А если у тебя всё-таки случится приступ паники, я на тебя так посмотрю, что мгновенно растечёшься лужицей.

В подтверждение своих слов он скользнул по ней хищным взглядом, красноречиво выражавшим все его желания.

— Не пойму, ты у меня добрый или жестокий? — хихикнула Катя, и правда ощущая себя разнежившейся на солнце кошкой.

— И то, и другое. Звони Елене Александровне.

…Валерий Сергеевич, как ни странно, багровел сдержанно и умеренно — за это Катя мысленно благодарила Сашин высокий пост. Процесс принятия новой реальности выражался в стройной симфонии: папа крякал, пыхтел и хмыкал добрых пять минут, и желваки, казалось, перекатывались в такт этим звукам.

— Нет, конечно, этого следовало ожидать… — неопределённо начал он. — Ты ведь у нас долго была домашней и тихой, но не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. Всё-таки развратничать до брака начала, как сейчас принято!.. — не сдержался и прикрикнул на дочь Пушкарёв.

Саша тихо бесился. Он ненавидел, когда на Катю орали. С криками Андрея ему удалось примириться — Жданов в принципе не умел общаться иначе, да и Катя легко давала ему отпор. А вот в присутствии отца она съёживалась и терялась, и нужно было с этим что-то делать.

Катя перевела на Сашу беспомощный взгляд. Он, как и обещал, ответил совсем другим, горячим и хитрым, но это едва ли помогло. Главный босс, точно как в компьютерной игрушке, прямо сейчас отнимал у него суперсилу — Саша даже видел в воздухе две шкалы: одна, возле раскалённой головы Валерия Сергеевича, росла и светилась, а другая, сбоку от него самого, мигала красным.

Как найти подход к любителю армейской дисциплины и патриархата, будучи рафинированным сыном московских интеллигентов? Вспомнить, что он, вообще-то, управляет огромной компанией.

— Валерий Сергеевич, — негромко, но очень властно обратился он к Пушкарёву, — мы с Катей любим друг друга. И хотим жить вместе.

— Вот женитесь, и живите! — главный босс яростно постучал указательным пальцем по столу и даже охнул — отбил. — А то выдумали, понимаешь! Гражданский брак или как это у вас нынче называется? А когда она в подоле нам с матерью внучка принесёт, кто отвечать будет?!

— Папа, — вмешалась Катя, — я не собираюсь никого вам приносить. Я не хочу детей.

— Как, совсем? — ахнула мама, прежде молчавшая.

— Да нет же! — раздражённо воскликнула дочь. — И даже если бы не хотела, мама, в этом не было бы ничего плохого. Просто материнство не входит в мои ближайшие планы.

— Я тоже пока не хочу детей, — согласился Саша.

— Вам лет-то сколько? — невежливо поинтересовался Пушкарёв.

— Двадцать девять, — сквозь зубы ответил Воропаев.

— И когда же вы намерены становиться отцом? В сорок? В пятьдесят? Мы с Леной тоже поздно сподобились, так я вам скажу, плюсов в этом мало! А главный минус вы сами видите — полное несовпадение ценностей! Сидит вроде бы моя Катюшка, а чужая мне совершенно!

— Потому что она не ваша Катюшка, — спокойно пояснил Саша. — И даже не моя. Она своя собственная. Сама обеспечивает себя и свою семью, то есть вас. И сама выбирает, как ей жить и с кем. Ей двадцать четыре. Не шестнадцать.

Катя посмотрела на него с благодарностью, и он сжал под столом её вспотевшую ладошку.

— Ваши родители что об этом думают? — уже полуобречённо осведомился Пушкарёв, забыв от стресса биографии основателей «Зималетто».

Елена Александровна деликатно кашлянула.

— Валера, родители Александра Юрича погибли.

Пушкарёв мгновенно стушевался.

— А! — гаркнул он, не скрывая смущения. — Простите меня, старого дурака. Вылетело, понимаешь, из головы!

— Всё в порядке, — успокоил его Саша. — Я уверен, что они полюбили бы Катю как родную.

Елена Александровна, давно обо всём догадавшаяся и без рассказов Кати, смотрела на него с симпатией и сочувствием. Конечно, она была не в восторге от «Зималетто» и всех, кто там работал, и прекрасно знала, как Катю там встретили — в том числе и сам Воропаев. Но сейчас они сидели рядом такие милые, так прекрасно подходили друг другу, что материнское сердце наполнялось теплом. А главное, Катя была абсолютно счастлива — уж это Елена Александровна видела без всяких деклараций и формальностей. Катя светилась, и от счастья была хорошенькой и выглядела совсем юно. При этом внутренне она здорово изменилась, и это тоже бросалось в глаза. Рядом с Воропаевым она выросла в саму себя, поняла Елена Александровна. Он тоже её любил, и это было… красиво. Его чувство было зрелым, мужским, сдержанным, но от этого ничуть не менее сильным. С ним её девочка будет в безопасности, заключила про себя Пушкарёва, и решила воспользоваться моментом.

— Так, давайте-ка отдадим должное всему, что я наготовила, не то обижусь! — примирительно предложила она. — Валера, хватит дуться как мышь на крупу. Обними Катеньку и прими неизбежное.

Кошка Фрося, в последнее время жившая в квартире Пушкарёвых, громко мяукнула и забралась на колени к Валерию Сергеевичу, распушив хвост. Давай, мол, оттаивай и не сотрясай воздух. Ему пришлось подчиниться давлению большинства.

…Воропаеву разрешили остаться на ночь в спальне Кати. Неизвестно, к каким методам убеждения пришлось прибегнуть Елене Александровне, но Валерий Сергеевич сдался, пообещав иногда заходить к ним без стука и проверять, чем они заняты. Саша хотел было толкнуть речь о гиперопеке, личных границах и прочих психологических тонкостях, но Катя едва заметно покачала головой. Он смирился с этим идиотизмом, вспомнив любимое английское выражение: know when you’re beaten. Дословно — «знай, когда побеждён». Да и кто кого победил, определить было трудно. Получить доступ в святая святых, в Катину неприкосновенную светёлку при живом Валерии Сергеевиче — это ли не торжество неотвратимого будущего над дремучим консерватизмом?

Так что они, как и подобало приличным людям, полночи играли в «Монополию». Саша показывал на удивление плохие результаты — сказывалась близость и при этом недоступность Кати, одетой в тонкую летнюю пижаму. Под лёгкой тканью, к его радости и прискорбию, угадывалось всё, что сейчас было вне зоны досягаемости. Он сидел на полу в огромной футболке и таких же шортах; то был первый и последний комплект одежды, который Валерий Сергеевич купил себе сам и, конечно, промахнулся с размером. Катя посматривала на Сашу, то и дело подавляя улыбку.

— Так, что такое? — не выдержал он.

— Нет, ничего, — ухмыльнулась Катя. — Просто не могу во всё это поверить. Ты, моя комната, «Монополия» и эти нелепые шорты. Это… совершенно нереально, но ужасно здорово. Я всерьёз боюсь лопнуть от счастья.

— Запомни это зрелище, Пушкарёва. Потому что Воропаев в чужих хлопчатобумажных вещичках из «Белорусского трикотажа» — это самое, мать его, громкое признание в любви, на которое я способен. Только ради тебя я иду на такие жертвы.

— Я знаю, — улыбнулась Катя и подползла к нему, чтобы забраться холодными руками внутрь шортов. — Смотри, а они не так уж и плохи…

— Катя, уйми свои очумелые ручки, ради всего святого, — выдыхая сквозь зубы, пробормотал Саша. — Отползай назад, тебе уже пора отели покупать, а ты всё тормозишь… Катя… — он засмеялся, когда она начала легонько щекотать его живот. — Уйди, я намерен быть благонадёжным зятем…

Она перестала покрывать его шею требовательными поцелуями и изумлённо на него уставилась.

— Зятем?

— Ну, рано или поздно это случится. А если не случится, уверен, Валерий Сергеевич пустит меня на тушёнку для сухпайков.

Катя не успела осознать эти слова, потому что Саша вдруг выпалил:

— Катя, шаги!

Она молниеносно метнулась обратно, к своему дивану, и сосредоточилась на игровом поле. Дверь со скрипом открылась, и взъерошенный со сна Пушкарёв смерил их скептическим взглядом.

— Мы тут в «Монополию» режемся, — озвучила очевидное Катя. — Я побеждаю, пап.

— Молодец, дочка, — кивнул Валерий Сергеевич. — И только я сегодня проиграл. Эх, ладно! — он махнул рукой. — Ложитесь, что ли, третий час ночи. И чтобы гость твой спал на матрасе!

— Конечно, папа.

Гость послушно спал на матрасе. А Катя — в обнимку с гостем.

…С Кирой всё было проще. Стоило им вдвоём зайти к ней и пригласить на обед, как она решительно сказала:

— Я всё поняла, Сашка. А пообедаю я с Никитой, потому что в подробностях не нуждаюсь. Зато Кристина будет рада услышать обстоятельный рассказ.

— Кира Юрьевна, я… — начала было расстроенная Катя.

— Простите, Катя, что я не испытываю восторга от того, что мой любимый брат встречается с девушкой, с которой мне изменял Андрей. Наверное, однажды я смогу принять этот факт. А пока не будем лицемерить, хорошо?

Что ж, она хотя бы была честна.

…Потом неизбежно настал день, когда пришло время рассказать обо всём женсовету. Катя по такому случаю собрала их в своей съёмной квартире, предусмотрительно затарившись белым полусухим с Сицилии.

Амура отреагировала первой:

— Я догадывалась, что это может быть Александр Юрич, но тогда, конечно, не поверила.

— Точно! — вспомнила Таня. — Девочки, Амурчик же делала расклад на Катину личную жизнь! И там был какой-то влиятельный и умный мужчина!

— Расклад-то хоть хороший был? — боязливо спросила Катя.

— Скорее да. Правда, карты тогда показали какое-то препятствие, которое вас разделяло. Наверное, оно рассосалось?

— Не знаю… — нахмурилась Катя.