the world was on fire, no one could save me but you (1/2)

Следующие недели навевали стойкое ощущение дежавю. Все участники событий словно вновь оказались в том же болоте, в которое погрузились после рокового совета директоров. К счастью, теперь у каждого была возможность заняться работой, чтобы воплотить в жизнь свои многочисленные идеи.

Четверо юристов в один голос советовали не связываться с «Фонтаной». Мнения акционеров на этот счёт разделились. Андрей, Кира и Роман выступали за то, чтобы пойти в суд; Ждановы и Кристина были против. Окончательное решение принял Александр.

— Мы не станем обращаться в суд.

— Кто бы сомневался! — воскликнул Андрей. — Ты просто боишься. Боишься начать судебный процесс, потому что тогда Ветров приложит все усилия, чтобы вышла порочащая тебя статья.

— А ведь совсем недавно ты сомневался в целесообразности этой затеи, — напомнил ему Воропаев. — Но так хочешь возглавить компанию, что готов потратить время, деньги и силы на эту волокиту.

Ему было безразлично, что подумает о нём Жданов. Сам он знал, что действительно не хотел покидать свой пост, но вовсе не потому что за него держался; нет, он просто не собирался идти простым путём. Он был не прочь уйти из «Зималетто», но понимал, что тем самым признает собственную слабость. Он должен был спасти их бизнес. Отец не понял бы его, поступи он иначе. Значит, останавливаться было нельзя.

К тому же юристы, в красках расписывавшие их невесёлые перспективы, доверия ему не внушали. Они предупреждали, что всемогущий Хмелин мог купить кого угодно, а он думал о том, что их самих, скорее всего, уже купили. А значит, надеяться «Зималетто» было не на что.

Поэтому они смирились с неизбежным поражением. Затянули пояса, стиснули зубы и просто пахали. Андрей с Малиновским разлетелись по разным концам необъятной страны, налаживая связи в регионах и продавая франшизы. Кира с головой ушла в разработку новой концепции обслуживания в их магазинах. Даже Кристина стала заглядывать в «Башню-2000» почаще — правда, её усилия сводились к чайным церемониям в мастерской Милко. Маэстро впал в самую настоящую депрессию, осознав, что все его старания пропадут даром, да ещё так несправедливо. Услышав его стенания в очередной раз, Воропаев не выдержал и предложил ему отправиться в оплачиваемый отпуск. Милко тут же расцвёл и радостно согласился. На следующий день он улетел на Мальдивы вместе со своим бойфрендом, и всем стало легче. Всем, кроме Александра: Кристина в отсутствие друга стала захаживать в кабинет брата, то и дело отвлекая его от работы пустыми разговорами. Когда она в очередной раз начала рассказывать о пользе масок из сметаны для микробиома кожи лица, он взвыл.

— Всё, я больше не могу! Кристина, это невыносимо! Мне нет дела до микробиома кожи лица, у меня и лица-то нет со всеми нашими проблемами.

— Вот-вот! Ты в свои двадцать девять выглядишь на все тридцать пять, дядька. И нервы совсем ни к чёрту.

— Нервы у меня ни к чёрту, потому что ты на них действуешь. Ради всего святого, позвони лучше Кате и предложи ей помощь. У неё сегодня съёмка, она очень нервничает, а ты замечательно её отвлечёшь.

— Почему я должна помогать этой невоспитанной девочке, обидевшей нашу сестру? — хмыкнула Кристина, скрестив руки на груди.

— Нашу сестру, Кристиночка, обидел Андрей Жданов. Я сам поддержал бы Катю, но не могу, — он показал на лежащую перед ним кипу бумаг. — А ты ведь из нас самая добрая и душевная, — польстил он сестре.

— Ладно, ладно… — вздохнула Кристина. — Мне всё равно нечем заняться… Скажи-ка, дядька… — она испытующе взглянула на брата. — Почему ты так печёшься об этой Кате?

— Ей до сих пор принадлежит «Зималетто».

Это был давно заготовленный ответ на любые вопросы такого рода, но проницательную Кристину он не впечатлил.

— Сашенька, кому ты врёшь? Мне, столько раз прикрывавшей тебя перед родителями? — Он лишь демонстративно углубился в документы. — Ты влюбился, дядька?

Он оторвался от своего занятия и поднял глаза на сестру.

— Кристина, посмотри на меня. Я похож на человека, у которого есть время на подобные глупости?

Она усмехнулась и ушла. Оставшись один, Александр впал в задумчивость, начисто забыв о стопке бумаг, в которых предстояло разобраться. То были настоящие авгиевы конюшни — документы, связанные с многочисленными объектами производства. Приятно было отвлечься от них хоть на минуту.

Он и сам не понимал, что с ним происходило, и не мог просто взять и найти этому точное определение, хотя бы потому что никогда не влюблялся. К Вере он питал тёплые чувства, главным из которых была благодарность, но ею всё и ограничилось. Теперь, когда спустя несколько лет он в полной мере оценил её уникальность, это даже казалось странным. Вера была совершенством и заслуживала любви, а он не испытал даже влюблённость.

Катя от совершенства была далека. Она не была покладистой и понятной, он никогда не назвал бы её красавицей, но… Её манкость, прежде имевшая исключительно интеллектуальное происхождение, после преображения усилилась для него во сто крат, наконец-то выражаясь не только во внутреннем, но и во внешнем. Её ум и хитрость всегда пробуждали его воображение, а теперь оно дорисовывало всё, что раньше было скрыто, то и дело напоминая о той странной ночи в петербургском клубе, и он с удивлением замечал, что постоянно возвращается мыслями к Кате.

После той летучки они виделись дважды, и она сводила всё к работе, не реагируя на его флирт и шутки. Её упрямство доводило до тихого бешенства, но он не позволял ему прорваться наружу. В конце концов, они договорились обо всём в «Астории».

Он знал, что она сходила на несколько свиданий с новосибирским поваром. Катя об этом молчала — во всяком случае, с ним; зато посвятила в подробности Машу Тропинкину, чей монолог он услышал случайно, когда проходил мимо курилки.

— Дамочки, мне так нашу Катю жаль, — печально вещала она. — Помните Мишу, о котором она рассказывала? У них всё так хорошо начиналось, когда они только встретились в Египте. Помните, она говорила, что понравилась ему ещё до всех перемен, что он заботливый и порядочный? Её это даже раздражало. В общем, влюбиться в него не получалось. Вы же знаете, как мы устроены… — Маша вздохнула. — Чем хуже, тем лучше. Но на неё наседали мама и Юлиана. Мол, посмотри, какой парень хороший, выучился в Европе, Москву не боится… Ну, она и решила сходить на парочку свиданий. Вот на втором-то он ей и признался, что весь его интерес к ней был… как там это называется… меркантильного свойства, вот. Привлекли, говорит, меня твои обширные связи и талант экономиста. Нам, говорит, нужно попробовать работать вместе. Кате на него плевать, но почему-то её это ужасно расстроило. Она мне это всё в красках описывала, а сама слёзы смаргивала. Это, говорит, уже третий мужчина, который меня обманул. И ещё сказала, что Коля был прав. Мол, он её предупреждал насчёт этого Борщёва. В общем, не везёт Катьке… — Маша шмыгнула носом. — Вот вроде и преобразилась, а всё одно — их, наверное, её ум с толку сбивает! Они же умных женщин боятся и поэтому не хотят.

— И бог с ним, с этим Борщёвым, — сердито бросила Ольга Вячеславовна. — Тем более Кате он безразличен. Не сумел разглядеть в ней женщину — значит, слепой дурачок. Ты лучше, Маша, скажи вот что: она в кого-нибудь влюблена?

Александр крепче прижал ухо к двери женского туалета.

— А вы думаете, я не спросила, Олечка Вячеславовна? Конечно, спросила. Она промолчала. Но было в её взгляде что-то такое, что я поняла: влюблена она. Такое ведь не скроешь, как ни старайся. У неё глаза заблестели от этого вопроса. И ещё, знаете, что я запомнила… Она после этого рассказа вдруг сказала: «Есть только один мужчина, которому я доверяю».

— Коля, наверное, — подала голос Шура.

— Нет, дамочки. Не Коля. Был бы это Коля — она так и сказала бы. Нет, это кто-то другой.

— Андрей? — предположила Амура.

— Да что тут гадать… — ответила Света. — Стоп! Вот как раз погадать не помешало бы, а, Амурчик?.. У тебя карты с собой?

— Да с собой, как иначе… — проворчала Амура. — Я же вас знаю. Сегодня, конечно, Меркурий совсем не в том доме, и энергия на нуле, но тут уж мне самой любопытно! Сейчас раскину…

Послышалось шуршание, а потом на несколько долгих минут наступила тишина. Воропаев сам себе не верил. Он стоял у женского туалета и с волнением — с волнением! — ожидал вердикта Амуры. Он, известный приверженец рационализма. И чего он, собственно, ждал? Ведь и так видел, что Катя испытывает к нему отнюдь не дружеское чувство.

— Или мы выдаём желаемое за действительное… — задумчиво проговорила Амура. — Или она действительно влюблена. Нет! Подождите… — Александр напрягся. — Нет, она любит! Любит по-настоящему.

— А кого? — спросила Таня.

— Пончита, это карты, а не «Яндекс»! Не написано тут, кого любит Катя!

— Но хоть что-нибудь ты про него видишь? — настаивала Пончева.

— Вижу, что человек непростой. Умный. Даже очень. Влиятельный. Она для него очень важна… Катя, кажется, вообще первая женщина, которая настолько его зацепила. Но вот парадокс… Они оба такие умные, а ведут себя как идиоты. Они друг друга почему-то боятся… И вот ещё что вижу: между ними есть какое-то препятствие. И пока оно не исчезнет, лучше ничего не начинать. Всё, девочки, нужно возвращаться на свои рабочие места, а то Воропаев нас покарает…

Прокрутив в голове недавнее воспоминание, Александр набрал Катин номер. В эту минуту она готовилась к фотосессии для крупного глянцевого журнала, на проведении которой настояла Кира. Катя всё отказывалась, но Кира со всей расчётливостью взывала к её порядочности и чувству долга перед компанией. Катя сдалась, и после всех неудач с мужчинами и проблем с самооценкой вряд ли предвкушала этот опыт.

Она откликнулась после второго гудка.

— Привет.

— Привет. — Он дотянулся до пачки «Данхилла» и достал сигарету. Закурил и глубоко затянулся. — Как ты?

— В порядке. Сижу сейчас перед зеркалом в своём прежнем виде, представляешь? С косичками и в круглых очках. Так странно…

— Уже отвыкла от такого отражения?

— Не знаю… Всё это не так важно. Я это поняла. Отражение может меняться, а судьба остаётся прежней.

— Я к тебе Кристину отправил, — услышав грустные нотки в её голосе, сообщил Александр. — Хотел сам приехать, но не могу вырваться…

— И не надо, ты чего? У компании столько проблем… Ты хоть немного отдыхаешь?

— Когда сплю. А ты?

— Стараюсь. Правда, после съёмки придётся тащиться в офис… — она зевнула. — Прости. Завтра у нас большое мероприятие, нужно согласовать последние детали с несколькими журналистами. Ты куришь, да? Не кури часто, пожалуйста.

— Одна сигарета в день, не более, — соврал он. — Ты во сколько вернёшься в агентство? Хочешь, я закажу тебе ужин?

— Ты лучше сам приезжай, если освободишься к десяти. Давно не виделись.

— Постараюсь. Нет, я приеду. Обязательно. Кать…

— Да?

— У тебя всё получится. И сегодня, и вообще.

— Главное, чтобы получилось у вас с «Зималетто». Так, кажется, мне бежать нужно… До вечера?

— До вечера.

Катя отложила мобильный. Бежать ей было некуда — визажист всё ещё возился с абсолютно незаметным макияжем, который наносил уже добрых полчаса. Просто в голосе Александра было что-то… тёплое и тягучее. Как расплавленная карамель. И её тоже расплавило, хотя он не сказал ничего особенного.

Интересно, зачем он отправил к ней Кристину? И почему Воропаева согласилась? Это дружеский жест или попытка познакомить её со своей семьёй? Катя почему-то разволновалась, и это не укрылось от внимания визажиста Дани, длинного тощего паренька с неоново-зелёными волосами и бриллиантовыми серёжками в ушах.

— Катя, ты нервничаешь?

— А?.. Да нет… Если честно, мне всё равно, — виновато призналась она.

— Так нельзя, — насупился Даня. — С тобой, между прочим, работают лучшие профессионалы индустрии. Забей на свои мысли и отдайся потоку.

— Хорошо, — улыбнулась Катя. — Забью и отдамся.

Она огляделась по сторонам. Съёмка проходила на территории заброшенного завода где-то за третьим транспортным. В полумраке и суете рассмотреть окружающую обстановку было невозможно.

— Не знаешь, что это за место? — полюбопытствовала она.

— Знаю, — рассеянно пробормотал Даня, тщательно расчёсывая её брови. — Здесь когда-то была ткацкая фабрика, а теперь здание постепенно разваливается. Собственник сдаёт его в аренду за бесценок. Хочет продать, но не получается.

— Ткацкая фабрика? — заинтересовалась Катя. — Я знаю человека, который захочет купить это здание.

— Твой мужик-олигарх? — подмигнул ей визажист.

Она хихикнула.

— Нет, у меня нет мужика и тем более олигарха. Просто хороший друг.