все покорив Олимпы, все отомстив обиды (2/2)
Александр замер.
— Что ты сейчас сказала про Клочкову?
— Она сумела решить свои финансовые проблемы. То ли отец всё-таки ей помог, то ли новый поклонник появился… Вот я и говорю, что раз смогла она, сможем и мы.
— Кира, какая же ты наивная… — Александр даже за голову схватился. — Меня одного настораживает поразительная синхронность появления проблем у «Зималетто» и исчезновения оных у Клочковой?
Андрей поправил очки.
— Ты прав. А я на это и внимания не обратил, не до того было… — признался он. — Чёрт… Они что, в дуэте сработали?
— С бездарной секретаршей Хмелин не связался бы, — со знанием дела заявил Александр. — Ярослав наверняка был куратором, а Клочкова — исполнителем пакости. Получила свою долю и разделалась с долгами. Кира, она ещё здесь или уже уехала?
— Должна быть здесь, мы собирались поужинать… — растерянно пролепетала Воропаева.
— Надеюсь, однажды ты поймёшь, что пора перестать оплачивать ужины идиотки, кусающей руку, которая её кормит. Марина! — гаркнул Александр в селектор. — Вызовите Клочкову в конференц-зал. Немедленно.
— Хорошо, Александр Юрьевич.
Он злился на себя невероятно, потому что хорошо осознавал свою вину. И Ветрова, и Клочкову спровоцировал именно он; теперь он даже вспомнил, как Виктория угрожала ему отомстить. Значит, она нашла способ это сделать, только вот пострадала вся компания.
До прихода Клочковой все напряжённо молчали. Когда она горделиво вошла в конференц-зал, Александр заиграл желваками.
— Всем добрый вечер! — широко улыбнувшись, провозгласила она. — Я вам понадобилась?
— Нет, — отрезал Воропаев. — Ты нам больше не понадобишься.
Он не предложил ей присесть. Она стояла перед всеми как провинившаяся ученица перед педсоветом, и улыбка её постепенно таяла.
— Сколько ты стоишь, Виктория? — спросил Александр, наклонившись вперёд и сцепив руки в замок.
— Александр Юрич, почему вы всё время говорите какие-то пошлости? — Клочкова неубедительно изобразила обиду.
— Правда, Саш, — вступилась за подругу Кира. — У нас ведь никаких доказательств…
— Кира, помолчи, будь добра. Виктория, расскажи нам, где ты достала деньги, чтобы расплатиться с долгами? Может, и мы туда сходим.
Виктория нервно поправила волосы.
— Мне помог папа.
— Порази-и-ительно, — протянул Александр. — То есть месяцами он просто слушал твои жалобы, и вдруг смилостивился? Не верю, прости. Есть другие версии? Или мы всё-таки сэкономим время и поговорим честно?
Клочкова не проронила ни слова.
— Сколько Ветров заплатил тебе за поломку вышивального станка? Ну?..
— Десять тысяч, — тихо сказала Вика.
— Негусто, — хмыкнул Воропаев. — Иди-ка ты к Марине и скажи ей, что уволена. Пусть звонит Урядову, он подготовит приказ.
— Да и пожалуйста, — зло бросила Клочкова. — Не очень-то и хотелось.
— Если ты пикнешь о «Зималетто» хотя бы слово, даже во сне, я тебя уничтожу, — процедил Воропаев, понизив голос до минимума. — Ты знаешь, что я не шучу. Теперь иди вон.
— Вика, подожди, — вмешалась Кира. — Скажи мне, как ты могла так поступить с делом жизни моего отца? Зная, насколько для меня важна судьба нашей компании? Ты не получала от меня ничего, кроме добра. Как ты могла?..
— Жданов мог, а я — нет? — взвилась Вика. — Андрюшу ты простила, так что и меня простишь.
— Клочкова, исчезни, пожалуйста, — не выдержал Андрей. — Кирюш, бесполезно взывать к совести этой идиотки.
Виктория ушла, и все снова погрузились в неприятное молчание. Как ни крути, столкнуться с предательством пусть даже Клочковой было непросто. Тяжелее всего было Александру — он продолжал винить себя за всё, что произошло, и Катя это чувствовала.
— Саша, — позвала она. Он перевёл на неё невидящий взгляд. — Может, закончим на сегодня?
— Да, конечно. Все свободны. Встретимся завтра, уже с юристами. Я сейчас их наберу… — рассеянно проговорил Воропаев.
Все разошлись, и они остались вдвоём. Катя не решалась нарушить тишину первой. Александр откинулся на спинку стула и вдруг предложил:
— Стань моим финдиректором.
Катя прыснула.
— Как торжественно это прозвучало. Я польщена.
— Я серьёзно, — он взял её за руку. — Я только тебе доверяю.
— А как же все, кто только что был на собрании?
— Ни у кого из них нет твоих мозгов, Катя.
— Потому что у них есть свои мозги, — она начинала раздражаться. — Ты не сможешь вечно надеяться только на себя. Чтобы справиться с трудностями, нужно доверять своим подчинённым.
— Ты вообще слышала реплику Андрея? Он уже собрался вернуться в кресло, только услышав про статью, которая может навредить моему имиджу. Как я могу ему доверять? Или, например, его дружку Малиновскому? А Кире с её талантом выбирать подруг?
— Тогда зачем ты занял эту должность? Чтобы вести себя как параноик? — вышла из себя Катя. — Я никогда не буду работать в такой атмосфере. Мне хватило прошлого опыта, спасибо. Ты переводишь стрелки с себя на других, потому что знаешь, что просчитался с Ветровым, да и с Клочковой. И ищешь врагов там, где их нет. Вы с Андреем можете быть соперниками, но цель у вас одна. Он, разумеется, хотел бы снова возглавить «Зималетто», потому что у него есть амбиции. И это должно держать тебя в тонусе, а не вызывать манию преследования.
— Вот это отповедь, — ошарашенно произнёс Александр.
— Я понимаю, ты уже привык, что я только смотрю на тебя коровьими глазами. Но я всегда первой скажу, что ты не прав. А теперь мне пора домой, — с этими словами Катя встала из-за стола.
— Я тебя подвезу.
— Не надо. Тебе нужно звонить юристам.
— Это что, твои воспитательные методы? — он сощурил глаза.
— Саш, не всё в моей жизни вращается вокруг тебя. Мне ещё расписывать бюджет для «Корбины» и заканчивать наши расчёты вместе с Колей, так что времени на разъезды с долгими беседами нет, извини.
— Мне не нравится, что мы прощаемся на такой ноте, — проворчал Александр.
Катя, уже стоявшая возле двери, подошла к нему и поцеловала взъерошенную макушку, которая будто отражала его смятение и усталость.
— Я тебя люблю, — неожиданно для самой себя прошептала Катя. Он вскинул брови, и она добавила: — Как друга, господин Воропаев. Как друга.
— Я всё равно удивлён. Учитывая, что общаемся мы… Сколько?.. Чуть больше месяца?
— Тебя легко любить, — просто сказала Катя. — Спокойной ночи, Саша.
— Спокойной ночи.
«Я тоже тебя люблю» в мозгу не вспыхнуло. Он не привык разбрасываться такими словами и никогда не говорил их никому, кроме родителей и сестёр. Но от Катиного признания стало тепло. Появились душевные силы, и он отправился в кабинет, чтобы позвонить юристам. Полчаса обстоятельных и утомительных бесед не дали ровным счётом ничего — всё равно требовалась личная встреча. Александр наконец-то положил трубку на рычаг и задумался.
Кате, по его наблюдениям, любовь давалась легко. Она уже успела полюбить, разлюбить и снова полюбить Андрея, она любила родителей, Зорькина, весь женсовет и, наверное, даже приставучую Юлиану. Дай ей волю — она и Киру полюбит, тем более что сегодня им впервые удалось согласиться друг с другом хоть в чём-то. Так что вряд ли он стоял в этом ряду особняком.
«Ты уже привык, что я только смотрю на тебя коровьими глазами». Она почти прямым текстом обозначила, что испытывала к нему что-то кроме дружеского чувства. Он и так это знал, но всё-таки воодушевился. А потом скривился: Воропаев радовался тому, что в него влюбилась Пушкарёва. Сумасшествие…
Об этом ли ему нужно было сейчас думать? Но что он мог поделать с тем, что мозг отказывался мучительно концентрироваться на делах? Не он ли совсем недавно поучал Жданова, что главным для мужчины во все времена было именно его дело? Всё было так. Работа оставалась для него приоритетной частью жизни. Только вот за последнее время она измотала его так, что порой приходилось заставлять себя ею заниматься.
Может, стоило отказаться от должности и позволить Андрею снова стать героем? Что будет, если Бут всё-таки опубликует свою статью? Готов ли он добиваться справедливости в суде ценой своего кресла? Или струсит и оставит всё как есть, позволив Хмелину и Ярославу уйти безнаказанными? Смысла в этих вопросах было столько же, сколько в звонках юристам. Предстояло получить их консультацию и провести голосование. Решение все равно примет он, но не выслушать мнения акционеров он не мог.
Придётся, наверное, поставить в известность Павла. Александр взглянул на часы; в Лондоне было на два часа меньше, и он со вздохом взялся за телефонную трубку. Признавать свои ошибки не хотелось, но другого выхода не было.
Огорчение в тихом голосе Жданова-старшего было таким явным, что Воропаеву стало и горько, и светло — почти возникло ощущение, что его отчитал родной отец. Наконец-то закончив тяжёлый разговор, Александр подошёл к окнам, за которыми светились тёплые огни вечно бодрствующей столицы, и понял, что когда-то желанная должность больше не приносит ему удовлетворения. Она очень быстро превратилась в ярмо, которое нельзя было скинуть.