6 (1/2)

Полупрозрачную занавеску с нелепым цветочным узором колышет работающим кондиционером. Раздражающе розовые, будто в домике Барби. И вызывающие безумное желание прожечь их не только взглядом, но ещё и сигаретой. И это постоянное пиканье… Бесит! Неужели у этого агрегата не отключается звук? А пепельницы? Почему даже они не предусмотрены? Приходится стряхивать пепел в опустошённую специально для этого пачку.

Нож с едва слышимым скрежетом прокручивается на пальце и звякает об металлические когти на них. Глубокий вдох и шумный выдох с клубами дыма. Тупое ожидание выводит из себя даже больше, чем эта занавеска. Так и хочется отвесить пощёчину, чтобы…

— Вообще-то тут не курят, — укоризненно сообщает вошедшая в палату девушка.

— Да плевать! — даже не поворачиваясь, отвечает Розария, продолжая курить и поигрывать со своим ножом.

— Это всё ещё клиника! — зачем-то сообщает она очевидное.

— Всё ещё плевать.

Розария бросает на неё беглый взгляд, припоминая, что в ту ночь тоже дежурила она. Невысокая и светловолосая. Кажется слишком юной для врача, ещё и эти глупые хвостики. Она же и приняла Розарию практически с трупом на руках. Переводит глаза на больничную койку и смотрит уже внимательнее. Идиот. Других мыслей совсем не вызывает.

— Я вызову охрану! — не унимается, даже когда проверяет показатели и смотрит данные с аппаратов.

— И что они мне сделают, позволь узнать? Сообщат, что это клиника? — Розария устало трёт тыльной стороной ладони переносицу и опять вздыхает. — Как он?

— Вашими молитвами, — резко отвечает та, покидая палату.

На что Розария холодно усмехается и борется с желанием отправить ей вслед пару ласковых и нож. Весомым аргументом «за» служит то, что никто не смеет разговаривать с ней в таком тоне, но ещё более весомым «против» — то, что проблемы с Варкой ей совершенно ни к чему. Хоть, по сути, он не был ни её начальником, ни покровителем, но зато был так чертовски близко, и так часто их интересы пересекались, что она с силой сжимает свой нож и падает в кресло для посетителей.

О, боги, она бы с абсолютно не дрогнувшим лицом оставила его той ночью валяться в грёбаной тачке или собственноручно прикончила бы за то, что разгромил её любовно созданную инсталляцию из ящиков. И тем самым избавила бы себя от бестолковых просиживаний тут, с этими пиканиями и постоянными напоминаниями, что это клиника и что тут не курят. Но всё же понятие чести ей было не чуждо. А жаль.

Как же ей жаль. Ведь насколько проще бы жилось, будь она именно такой отбитой и бесчувственной, какие ходили о ней слухи. И всё же, если бы не он, она бы тут сейчас не сидела. Как и ни в каком другом месте. В своё время он не только помог выбраться из сложной ситуации, но и спас жизнь, когда она обзавелась своим убежищем в порту.

Сейчас кажется, что всё это было бесконечно давно, но на самом деле… сколько лет прошло? Не больше трёх, вроде бы. Тогда он ещё был не настолько опытен во всех этих делах, но невероятно точно стрелял. И сколько бы дерьма не случалось в её жизни, она бы не позволила оборваться его, тем более так глупо.

«Молитвы… Знать бы хоть одну, может, действительно помогло бы, — она невесело усмехается своим мыслям. — Хотя, кто вообще верит в эту чушь? Фанатики, не слышавшие про науку? Или слабоумные? М-да…»

Розария представляет себя в церкви. На утренней молитве. В длинном скромном платье, с аккуратно убранными волосами и без макияжа. И вокруг все такие же просветленно уверовавшие. Какой бы жизнью она жила, если бы действительно посещала церковь? Если бы никогда не происходило того, что, к сожалению, всё-таки случалось? Что, если?..

Все эти глупые, ненужные и совершенно бессмысленные вещи побуждают не только закурить, а ещё и достать свою любимую фляжку, которая, к счастью, всегда при себе и основательно к ней приложиться.

— Лучше бы тебе очнуться уже, — раздражённо выдыхает Розария.

Ей очень-очень хочется пнуть эту чёртову койку, но в прошлый раз моментально примчалась эта докторша. И действительно вызвала охрану. Они чуть не выставили её тогда, пообещав, что если подобное повторится, то она больше не войдёт даже в холл. Поэтому она только нервно притопывает, пытаясь перебить это долбаное навязчивое пиканье.

— Лучше бы тебе очнуться! — повторяет Розария, уже встав и склонившись над его лицом. Повторяет серьёзно и с ощутимой угрозой в голосе, сжимая торчащее из-под одеяла плечо. Вторая рука кулаком упирается в подушку с другой стороны от головы. Девушка сильно жмурится, пытаясь сдержать рвущуюся на волю бессильную ярость.

— Твои ебаные когти сейчас проткнут меня… — слышит она хриплый шёпот. Такой тихий, что при желании можно списать на воображение.

— Ну и сволочь же ты! — после секундного замешательства выпаливает Розария и сжимает пальцы ещё сильнее, но после всё-таки отпускает и отступает, с противным скрежетом подтаскивая стул. — Какого хера, можешь мне объяснить?

Глаза Дилюка закрыты, грудь мерно вздымается под одеялом, а грёбаный аппарат продолжает пикать, как ни в чём не бывало. Нет, ей не могло показаться. И на мгновение мелькает мысль сжать пальцы на шее.

— Эй!!!

— Ммм… — что-то неразборчиво мямлит он.

— Ладно, конечно же я подожду! Я тут этим уже вторую неделю занимаюсь… Чего мне стоит ещё, — она откидывается на твёрдую спинку и снова закуривает.

Пялиться на его лицо уже нет сил. За это время, кажется, она изучила его в таких мелких деталях, что сможет описать, даже если её найдут где-нибудь в крайне пьяном состоянии. Все-все особенности от изгиба бровей до мелкого, почти незаметного шрама под правым глазом. А тот, что тонкой полосой заканчивается за ухом, он получил при ней, когда появился так же внезапно, как обычно, и помог с одним деликатным делом, после которого пришлось избавляться не от одного тела. На спине шрам выглядит не так изящно, со следами от скрепления самым обычным степлером.

И почему каждый раз, когда они встречались, всё обязательно заканчивалось чем-то кровавым и безумным? Отличаются от привычных только вот эти дни, проведённые в клинике. Наверное, потому что он всё это время был без сознания. И если задуматься, то за все прежние вместе взятые встречи она не была с ним так долго, как теперь.

Мутный взгляд, что рассредоточено блуждает по её лицу, отвлекает от красочных воспоминаний.

— Знаешь, что? Ты невероятно, чертовски везучий ублюдок!.. — Розария говорит, не надеясь, что он её понимает, но мысленно добавляет, — «на влипание в совершенно невероятное дерьмо.»

— Мммгх, — пытается выразить своё согласие Дилюк и на этот раз даёт понять, что всё же пришёл в себя.

— Не напрягайся так, идиот, и даже не пытайся встать.

Дилюк вяло улыбается такой трогательной заботе. Они хоть и не были никогда слишком близки, но он точно знает, что сентиментальность для этой девушки абсолютно чужеродное чувство.

— Надеюсь, — тихо бормочет Рагнвиндр, облизывая пересохшие губы, — в этот раз… — говорить ему явно ещё сложно, в горле першит. — Ты не пыталась… кххе… лечить сама…

— О, — выражение лица Розарии леденеет на глазах, — в следующий раз, дружок, я никуда тебя не повезу. Оставлю в холодильнике на пару дней, а потом скормлю портовым псам. Повезло ещё, что за тобой не было хвоста.

Хоть тону её, под стать и лицу, мог бы позавидовать любой психопат-серийник, но в глазах явно скачут весёлые огоньки, и Дилюк это, конечно же, замечает. И даже пытается засмеяться от её угрозы, которая вполне могла бы и воплотиться в жизнь, но хрипло закашливается, и прибор рядом с ним сбивается со своего пикающего ритма. Розария морщится. Как и сам Дилюк, только он — от пронзительной боли.

— Предпочитаю котиков, — всё же отвечает он, отдышавшись, на что девушка уже вполне искренне, хоть и очень сдержанно улыбается. Он долго смотрит на неё, представляя, что мог бы и сдохнуть где-нибудь на обочине, так и не доехав или свернув не туда. От разыгравшегося воображения начинает мутить. — Спасибо.

Брови Розарии удивлённо ползут вверх. Как-то непривычно это. Конечно, она понимает, что на этот раз именно она спасла его жизнь, а не наоборот. Но и сама она не благодарила его за подобные поступки, хоть и выходила из них не такой изувеченной. Но Дилюк всегда появлялся вовремя для того, чтобы всё не закончилось плачевно. Гораздо привычнее для них было сидеть, привалившись к стене, с бутылкой виски, даже не смыв с себя кровь, а иногда даже и не позаботившись о трупах, и в полголоса выдыхать: «ну, пиздец…» И это вполне себе было и благодарностью, и радостью, и всем тем положительным, что могло быть. А это спасибо…

— Пожалуйста? — неуверенно отвечает Розария и вздыхает. На мгновение её лицо становится то ли обеспокоенным, то ли испуганным, и кажется совсем ещё детским. — Пожалуйста, не пугай меня так больше…

Она бормочет совсем тихо и снова становится отстранённо холодной. Сжимает свой нож, будто сама себя пытается убедить в том, что прозвучавшие слова были не ей произнесены. Отворачивается, подцепляя с подоконника одну из рассыпанных там сигарет, но спиной ещё чувствует взгляд.

— Кажется, — слышит Розария, когда щёлкает зажигалкой и глубоко затягивается, — тут не курят.

— Ой, блядь, серьёзно? И ты туда же? — напряжение мигом улетучивается, и в глубине души она так благодарна Дилюку за то, что он не стал молча глазеть.

Розария снова затягивается и демонстративно выпускает облачко дыма, замечает его улыбку — не улыбку даже, а намёк на неё — и расслабляется окончательно. Садится в кресло и впервые за эти дни ощущает, наконец, спокойствие.

— Десять дней, — выдыхает она, внимательно глядя ему в глаза. А когда видит, что он не совсем понимает, о чём речь, продолжает. — Ты лежишь тут десять дней, почти одиннадцать даже. Тебя там почти по запчастям собирали…

Дилюк слушает, прикрыв глаза. И про операции, и про то, что с того света его вытащил лучший хирург, и про то, что из-за него тут пришлось торчать почти постоянно… Голос Розарии звучит успокаивающе. Никогда раньше не слышал, чтобы она так много говорила. И взгляд её не такой, как всегда, без холодного расчёта кого и как лучше расчленить. Запах её сигарет непривычный. Не помнит даже, курила ли она раньше. Но хватка та же железная, плечо всё ещё ноет от впившихся в него ранее когтей.

Мысли расплываются, и уже не особо прислушивается, что именно она там говорит. Главное, что её слышно. Боги, как же хорошо, что он всё ещё может. И слышать, и дышать, и вообще — вот это вот всё. Ощущать чьё-то внимание. Тепло и приятно. Ещё приятно было тогда в баре. Как его там звали? Флиртующий и зажигающий. Кэйа? Кажется, что-то ещё. Найти, чтобы… Чтобы что? Вроде, в другой раз они не закончили. И теперь его раскрасневшееся лицо так ярко проступает в памяти. Нужно будет найти его…

— Можешь хотя бы сделать вид, что слушаешь? — шлепок по ноге выдёргивает из спутанных размышлений.

Дилюк открывает глаза и видит не очень довольную Розарию. Она закатывает глаза и повторяет то, что уже, кажется, говорила.

— Я слышала про Крепуса, — Рагнвиндр хмурится и шумно вздыхает, будто разом вспомнив много чего неприятного. — И это, может, и не моё дело, но, вероятно, тебе стоит пока не отсвечивать?

Да, теперь все детали снова встают на места. И красивое лицо Кэйи снова оказывается в тени этого придурка Крепуса, как и причина для его поиска. И причина, по которой сам Дилюк оказался в клинике. Не прямая, конечно, а та, по которой он взял то задание. А как бы чудно было забыть хоть ненадолго об этом всём и пожить обычной жизнью.

— Люк?

— Мм?

— Думаю, тебе стоит на время исчезнуть. Понимаешь?

— Меня, вроде, оперировали, а не обучали магии, — пытается отшутится он, но звучит не то чтобы весело.

— Просто выбери место, где тебя точно не будут искать, ок?

— Мне нужно закончить некоторые дела.

Розария кивает, отвлекается на часы и вздыхает.

— Сейчас мне нужно уйти, я зайду к тебе утром. Надеюсь, до тех пор ты никуда не влипнешь. У тебя над головой кнопка для призыва врача, так что немного магии тебе доверили, — усмехается Розария, кивает напоследок и тихо выходит из палаты.

***</p>

Через пару дней после выписки Дилюк не спеша прогуливается по парку, потому что как бы ему того не хотелось, а некоторые рекомендации врача соблюдать всё-таки нужно. Ладно, ему и самому сейчас было бы сложновато бегать, но сам факт запрета на перенапряжения делает их какими-то более желанными.

Хотя сама прогулка всё же не бесцельная на этот раз. Через пару кварталов отсюда есть один чудной магазинчик мороженого в стиле замка-королевства. Самый обычный на первый взгляд. Разумеется, там торгуют разнообразным мороженым, даже делают на заказ. Вот туда-то и держит путь Дилюк. По случаю даже приоделся в брюки и длинный пиджак. И перчатки не забыл, хотя последние, потому что на улице уже стало холодать.

Дверь, выкрашенная фиолетовой с блестками краской, бесшумно открывается, но внутри металлические палочки звякают об ворона, который тут вместо колокольчика. И из-за стойки тут же слышится традиционное приветствие местной работницы:

— Добро пожаловать во владения Королевства Ночи!

Она, как обычно, крутится за прилавком, накладывая в симпатичные креманки шарики мороженого и посыпая разными съедобными украшениями. Дилюк вежливо кланяется, и девушка аж светится от счастья. Многим нравится местная атмосфера, но редко кто желает подыграть этой забавной принцессе, как она сама себя называет.

— Мне два шарика «Полуночных Геройств» здесь, — просит Рагнвиндр, дождавшись своей очереди. И после небольшой паузы добавляет, глядя прямо в глаза девушки, — «Крылья Ворона» с лепестками светяшки и посыпать звёздочками. С собой.

Она на мгновение замирает, слыша одну из тех самых фраз, и очень театрально начинает накладывать тот десерт, что был заказан, чтобы съесть здесь. Чёрно-красное мороженое красиво смотрится в прозрачной резной креманке, украшенное золотистыми крыльями и посыпанное маленькими огонёчками. Дилюк не может сдержать улыбки.