16 (1/2)
***</p>
Торнадо — это чисто Конец Света, Бобби.
Мягкое пробьёт твёрдое, хаос падёт на упорядоченное,
и сильнейшие из мужей станут подобны женщине средней силы!
Царь горы</p>
Учиха довольно откидывается на спинку кресла, выдыхает коротким смешком.Наверняка, принцесса в ярости. Выжигает дыру в дисплее, на котором гордо красуется:
«Сообщение от
Темный Властелин».
При встрече, почти со стопроцентной вероятностью, она швырнет в него мобильным, процедив какие-нибудь обтекаемые, выхолощенные этикетом, ругательства, которые едва ли передадут степень ее гнева. Все равно что садануться мизинцем о косяк и воскликнуть в сердцах: «Ах, до чего же неприятно!». Остервенелый Шекспир.
Ее умению держать марку можно позавидовать. Консультант будет сладко разглядывать твое лицо, медленно стекать себе в трусики, – ясное дело, они будут не кружевные, не ее стиль все эти женские заигрывания и полунамеки – но из последних сил шарахнет разьяренным взглядом тебе в лоб, чтобы переносицу заломило. Вся вспыхнет, подожмет губы, сморщит свои прелестные нос и брови, обдавая тебя за милю потоками презрения. Загляденье просто.
Итачи удовлетворённо прикрыл глаза, подставляя лицо под насыщенные абрикосовые лучи заходящего солнца. Они укрывают невесомой вуалью, убаюкивают уютом. Токио редко бывает ласков, поэтому эти скудные толики тепла всегда особенно приятны. Вместе с кровью по телу плещется энергия и легкость, как от старого доброго спора, выигранного с пеной у рта. Родные стены шлифуют восприятие, от удовольствия кожа дыбиться мурашками.
Он возвращает взгляд к телефону. Прошло пара минут, за которые консультант успеет сама довести себя до нужной кондиции, останется лишь немного подтолкнуть.
[Вы]: Через твои «Вы» и «господин Учиха» не пробиться, принцесса. Приходиться брать власть в свои руки.
Шах.
Сейчас она фыркнет, сильнее нахмурится. Смолчать не сможет, последнее слово всегда должно быть за ней. Гордая же.
[Принцесса]: Господин Темный Властелин, Вам знакомо понятие «частная жизнь»? Вежливость? Уважение? Сомневаюсь.
Итачи легко усмехается. Эта гордячка в который раз слопала его провокацию за милую душу. Иногда Учиха почти уверен, что она сама лезет на рожон, подставляется, лишь бы снова отдаться всепоглощающей ненависти к нему. Хлебом не корми, дай только окатить ледяной неприязнью. Он почти слышит, как ее голос вычерчивает эти вопросы, выплевывает звук «в», скачет по слогам, как по металлофону.
Мужчина щурится и решает блеснуть козырем:
[Вы]: Твоя попытка защититься от других не имеет ничего общего с вежливостью, принцесса.
Мат.
Учиха сжимает смартфон, в нетерпении постукивает пальцами по подлокотникам. Консультант не ответит, это точно. Он попал в цель — Итачи всегда бьет метко — и поэтому, его бестия сейчас молча проглотит досадную правоту своего Властелина. Ее великолепное замешательство сейчас никак не увидеть, но сегодня можно остаться и без десерта. Главное: не отступать от плана. Малейшая передышка, и принцесса снова закроется, зароется в своих абстракциях и книжках. Он слишком много времени потратил на эту мадам, чтобы теперь дать ей соскочить.
—Тук-тук! — в дверном проеме появляется блаженная физиономия Шисуи. Итачи отрывистым жестом отправляет телефон на стол, ведет плечами, подается вперед,моментально переключаясь на родственника, — физкульт привет всем откинувшимся!
Не дожидаясь приглашения, кузен входит в кабинет, весело позвякивая бутылками в руках. Как всегда, в полицейском пальто, прилежно зачесанный, наполирован также, как и его обожаемая машина. Именно таких бравых ребят и жаждут увидеть все тещи мира субботним вечером. Увидеть и восхититься широченными плечами и грудью, выскобленной до блеска челюстью, открытой правильной улыбкой, подумать: ”И как наша дура отхватила такого красавца?”, когда он будет засыпать комплиментами в духе, ты-не-говорила-мне-что-у-тебя-есть-такая-обворожительная-сестра. Потеребить бы за щеку и скормить пирожок. Знали бы они, что это за бес.
Истинного Шисуи выдает только его рожа: она у него чеширская, точно у популярного старшеклассника из американских комедий, самодовольная и сытая. Хотя большинство — каждый первый — называет это общепринятым ”положительная харизма”. Именно с этой харизмой, размазанной по физиономии густым слоем, кузен клеит сразу четверых, хлещет их по задницам, упругим,как новенький африканский там-там, отпуская похабные шуточки. Коснись его лица пальцем, и через этот мазок проступит равнодушное презрение и гедонизм.
— Все люди одинаковые. Всем нужны секс и бабки. Дай человеку понять, что он получит то или другое, и все, выноси готовенького. Они различаются только мерой своей полезности для нас, — вещал он, в очередной раз распластавшись в купальнях ”Легендарный Саннин”. Он прикипел к этому мужскому раю всей душой, после того, как положение позволило туда попадать регулярно. Хочешь — отмокай в источниках, хочешь — трись о разгоряченных и готовых на все девчонок под долбящий гипнотизирующий бит, хочешь — надирайся в баре. На почве схожести интересов он водил крепкую дружбу с хозяином заведения — Джирайей. Этот дед знал толк в том, как красиво стареть. Он со всем радушием принимал у себя Шисуи, знакомя с нужными людьми, взамен получая околозаконные поблажки на дурь и алкоголь.
Ну кто заподозрит это выхолощенное солнце, белеющее улыбкой в сумраке, что он — самый настоящий Серый Кардинал Токио?
— Ну что, успел наколоть себе Кинкакудзи* на груди? — растекается в широкой улыбке Шисуи, любовно обнимая алкоголь, как своих стеклянных детей. Подойдя к столу, гордо ставит свои трофеи, упирая руки в бока, — Вот. Не благодари.
Итачи вздергивает брови, обводит взглядом подношение, мельком проверяет телефон, — пусто — возвращается к Шисуи.
— Благодари? Я тебя оставил работу здесь делать, а ты высосал весь мой бар как алчущий в пустыне араб.
—У-у-у, —протягивает он, падая всей тяжестью своего тела в кожаное кресло напротив, — что-то ты не в духе, сахарная жопка. На тебе плохо сказываются поездки на метро.
Кузен замолкает и коварно щерится, ждет реакции. Скрещивает пальцы домиком, как мультяшный злодей. Разумеется, этот фрукт в курсе. Шисуи точно такой же глазастый прохвост, как и Итачи. Но и он не пальцем деланный, ему тоже есть чем пощеголять.
Учиха-старший растекается в улыбке,— как тут не растечься, когда этот плут почти высекает искры глазищами — тянется к бару, выуживая пару глянцевых стаканов:
— Зато у тебя настрой на высоте, — парирует он, откупоривая поблескивающую огнем в лучах заката бутылку виски. — Тебя отшили, а ты не сдаешься. Браво! Зато наобнимался вдоволь.
Шисуи заливается смехом, запрокидывая голову назад. Больше выпивки и фигуристых брюнеток, этот болтун любит только хорошенько поржать. И первому, и второму, и третьему он отдается весь. Если пить, так в слюни, если любить, так чтобы ноги не гнулись неделю у обоих, смеяться — громко и от души. Поэтому с ним никогда не скучно. Максималист до мозга костей.
Янтарный напиток ласкает хрусталь бокалов, охотно принимает в себя ледяные кубики, поигрывая ими заманчивую трель. Итачи легко подталкивает один стакан ближе к краю, чтобы брат дотянулся. Шисуи приглашать не надо: моментально пригубив напиток, он снова разваливается в кресле, не переставая лыбиться.
—А тебе жалко, что ли? Для брата девулю зажал? Да брось, — по-щенчьи склоняет голову в бок, — там на всех хватит. Чур я сзади. Тебе, так и быть, по-братски, уступаю перед.
Эта молотилка может до смерти заговорить кого угодно. К счастью, Шисуи тонко чувствует, как настоящий мастер своего дела, когда его обаятельный треп сработает, а когда лучше промолчать. И сейчас, он точно знал, что у него полный карт-бланш. Неси чепуху в свое удовольствие.