8 (1/2)
Горячие струи воды барабанили по коже, поднимая в воздух клубы неплотного тяжелого пара. Закостеневшее тело отозвалось восторженными мурашками. Мирный шум льющихся потоков укутывал в свои убаюкивающие объятия, заставляя растворяться внешний мир, его шершавые артерии дорог, извилистые ручьи прохожих. Воды смывали этот бесконечный безумный день. Казалось, что запах полицейского участка глубоко въелся в кожу, от чего ее хотелось неистово тереть снова и снова, лишь бы освободиться от этого места хотя бы на мгновение.
Рой мыслей настойчиво жужжал бледными лабиринтами коридоров со стенами испещрёнными клетками стендов, мутным лицом капитана Хатаке, его глухим голосом; жужжал чем-то размытым и нервирующим. Несмотря на то, что уединение не приносило покоя, это ,все же, была лучшая учесть, чем та, что была уготована Шикамару. На сегодняшний вечер он обречен искать и просматривать камеры наблюдения с улиц города в компании голубого монитора и литров кофе.
— Если в день убийства поблизости от места трансляции был тот экипаж, с номерами и приметами, указанными старьевщиком, то завтра мы опубликуем фоторобот,— проговорил Хьюга, задумчиво глядя в окно.
— Нельзя,— отзывалась Сумирэ, чем вызвала недоуменные взгляды сотрудников, наполнивших кабинет капитана.— Нельзя сообщать убийце о том, сколько мы о нем знаем. Это даст ему возможность маневрировать.
— Согласен,— кивнул Какаши. Он сплел свои узловатые пальцы в замок ,вперив матовый взгляд в пустоту.— Не будем выдавать ход следствия. Разошлем фоторобот и приметы экипажа только по участкам. У патрульных есть шанс встретить его.
Неясный пятнистый узор на плитке душевой кабины оживил запечатлевшийся в сознании образ жутковатой пластилиновой физиономии предполагаемого убийцы с фоторобота, который мало прояснял внешность разыскиваемого, в прочем, как и все фотороботы. Большие светлые глаза, прядь темных волос, выбившаяся из-под шапки, перчатки без пальцев на руках, крашеные ногти — исчерпывающий список особых примет, сообщаемый описанием.
Куда более важным было то, что этот человек действительно мужчина, молодой, на вид двадцати двух-двадцати пяти летний. Маникюр на ногтях указывал, хоть и очень условно, на нетрадиционную ориентацию. Хотя возможно, ногти были накрашены намерено, чтобы отвлечь внимание от своего лица.
Так или иначе, возраст и пол Учиха Итачи определил с точностью, не покидая своей камеры. То, на что полиция потратила почти неделю, Учиха сделал за вечер. Надменная дальновидность этого человека всколыхнула горькое осознание своей ничтожности.
Тело Сумирэ обмякло под горячим душем, растворилось в ощущениях льющихся потоков воды, позволяя размышлениям почти эхом резонировать в тесном пространстве запотевшей стеклянной кабины. Мысли, спутавшись меж собой клубком, вразнобой пестрели отрывками его голоса, взглядов, неспешных властных движений.
</p>«Я буду с нетерпением ждать Вашего прихода завтра, госпожа Огами.»
Разум Девушки столь явственно воспроизвел брошенную на прощание Учиха фразу, что казалось, будто мужчина произнес ее стоя совсем близко, по ту сторону запотевшего непроницаемого стекла. Огами поежилась и резко обернулась, чтобы удостовериться в своей паранойе. Пустая ванная комната позволила Сумирэ облегченно выдохнуть. Его образ витал бесплотным темным духом повсюду. Хотя окажись он здесь, она бы не удивилась. От Учиха было вполне возможно ожидать этого. Он был слишком непредсказуем. Его ход мыслей, его аура, уверенность, жесты лишали почвы под ногами. Его действительно стоило содержать в клетке, чтобы он не вверг этот мир в тьму своих помыслов.
В душе стало невыносимо душно. Покинув влажные пропаренные чресла ванной, Сумирэ, накинула полотенце и подошла к маленькому зеркалу. С заунывным скрипом запотевшая поверхность разверзлась зеркальной гладью, наполненной очертаниями женского лица.
Сумирэ никогда не считала свою внешность особо привлекательной. Все-таки, ее плоское лицо было далеко от канонов насыщенных красавиц, восхищавших весь мир, но и считать себя простушкой с неказистой физиономией она тоже не могла. Периодические поклонники подтверждали это, хотя и не вызывали бурных вспышек самолюбования, свойственных увлеченных интрижками девушкам.
Однако животный интерес к себе такого мужчины как Учиха Итачи не мог не выдернуть ее из привычного хода мыслей. Он богат, красив, и, как выяснилось, пугающе умен. С какой целью он ведет все эти игры? Зачем он выводит ее из себя, устраивает эти провокации, зачем растоптал ее, говоря вещи, которое редко произносят вслух даже близким? К своему стыду, она искала о нем информацию в интернете. Пестрые сайты с удовольствием демонстрировали фотографии брюнета в обществе сочных женщин, разомлевший вид которых явно свидетельствовал об их удовольствии находится рядом с этим спутником. Кто же тут не разомлеет. Он вскроет любую фригидную отщепенку как шампанское.
Огами прошла на кухню и принялась шарить по кухонному шкафчику в поисках кофе. Внутренности жгло прогорклое чувство, которое девушка решила заглушить согревающим ароматным напитком. Становившиеся ватными руки, крепко сжимающие холодную чашку, были неотвратимыми доказательствами ее уязвленности. Она не могла соревноваться с этими девушками. Но не зависть опалила щеки, заставить их поверхность щипать.Осознание того, что она хотела с ними соревноваться пригвоздило ее к месту.
Ужасное откровение своих собственных размышлений приперли ее к стенке, заставив замереть посреди молчаливой обстановки кухни. Она поняла, что ей хотелось быть замеченной этим мужчиной, хотелось, чтобы он провоцировал ее. Эти разговоры, сродни бешеным пляскам по тонкому молодому льду, которыми оканчивалась каждая их встреча, представлялись девушке чем-то интимным. Мысль о том, что это обычная стратегия поведения Учиха с каждой новой девушкой колко полоснула грудь обидой. Сумирэ надеялась и мечтала, что для него это было тоже чем-то особенным. Даже сейчас, находясь вдали от заключенного, она ощущала ,что ее все равно методично препарируют, только сейчас извращенным безумцем была она сама.
Синее пространство позволяло зиять посреди себя фигуре девушки. Желтые геометричные пятна света фонарей испещрили неказистое убранство помещения. Сумирэ казалось, что внутри этого царства безмолвия она полыхает как уличенная в прелюбодеянии падшая христианка. Божий взор, устремлённый на ее сгорбившуюся фигуру, иссякал искры истины, белыми вспышками разлетавшимися в стороны, обжигая обнаженную бледную кожу. Это скорченное жалкое существо, возомнившее себя чем-то возвышенным и одухотворённым, при первой же возможности провалилось в ноющую похоть. Оно упало в насыщенные запахом сандала объятия демона, утаскивающего ее все глубже, в непроглядную бездну.
Огами горько усмехнулась. Гордая неприступная всезнайка-умница сохла по мужчине как голодная до мужского тела глупая школьница; тянула свои изнывающие тонкие руки к нему, покусывая губы, в потаенном желании познать его. Надменная ханжа упивалась горячей близостью брюнета, нависающего над ней и зачитывающего ее приговор. Сейчас, оставшись наедине с самой собой, она выуживала эти ощущения, распаляя их, демонстрируя самой себе, как факт ее безоговорочной позорной капитуляции перед своей природой. Вот дура.
Огами рвано выдохнула. Нетронутый кофе в руках уже совсем остыл. Учиха был прав во всем. Прав еще до того момента, когда сама Сумирэ пришла к пониманию своих собственных переживаний. Теперь лишь один вопрос взвинчивал ее нутро: для чего он это делал? Просто издевался? Этот мужчина был слишком умен для того, чтобы так тешить свое самолюбие. У него в этой жизни есть все, для чего ему эти спектакли? Простую увлеченность собой девушка отмела сразу. Такой тип едва ли был способен на мальчишечью попытку привлечь к себе внимание издевками. Очевидно, что у него была какая-то причина, остававшаяся неизвестной; цель, достичь которую было возможным путем ее нейтрализации.