7 (1/2)

Сумирэ пробивала мелкая дрожь по всему телу. Неширокий корридор между кабинетом и постом Акимичи вдруг разверзся пропастью, всасывая в свой холодный вакуум способность фокусировать внимание. Обмякший разящий токсической болью комок, некогда бывший сердцем, заполнял ватное тело отравленными импульсами.

«...Зазнайка». Удар.

«...Никому не нужная». Удар.

«...Хочешь меня». Удар.

Девушка мельком проверила руки, не остались ли на них следы от вбитых Учиха гвоздей. Она была готова поклясться, что слышала хруст собственных костей, трепетно надламывающихся в его ледяных руках,когда он распинал ее. Она смогла бы вытерпеть любую мерзость от этого человека. Все, кроме обнаженной правды, брошенной в лицо так небрежно, почти случайно, словно пальто, выскользнувшее из рук и с чавканьем приземлившееся в грязную лужу. Оно заставляет путаться в своих истонченных полотнищах хозяина, опешившего от такого неприятного происшествия. К правде никогда нельзя быть готовым полностью. Все хотят ее, жаждут, но когда она озвучена, внезапно оказывается, что никто не хотел ее слышать.

Проницательность Учиха устрашала своей уничтожающей точностью. Она пробиралась в самое нутро, просвечивая изнутри жалкую тушку попавшейся жертвы. Уж лучше бы он действительно был похотливым животным, коим представлялся. Похоть всегда однозначна и проста. Незатейливый зов плоти.

Оставшись наедине с самим собой, Итачи вернулся на скамью в свое прежнее положение, задрав лицо к потолку. Голые стены, выкрашенные толстым слоем безликой персиковой краски навевали скуку. Теперь, когда Огами дезертировала с их, ставшего общим, поля словесной брани, пустошь камеры неприятно резала взгляд. Он слышал еле различимый звук судорожного дыхания девушки где-то в лабиринтах участка. Она не плакала. Должно быть, стояла, опершись спиной к стене. Морщинка между бровей наверняка стала глубокой и длинной, как неумелый штрих острым карандашом. Скорее всего, покусывает голые губы, искривленные дугой. И ресницы дрожат в такт мечущемуся увлажненному взгляду. Как это, должно быть, вкусно и завораживающе. Уязвимая и живая, словно встрепенувшаяся от испуга сирена.

Брюнет прикрыл глаза, мысленно рисуя изящный образ. Почему-то, мысли об этой невыносимой женщине в последнее время стали посещать его голову все чаще. С удивлением для себя, он осознал, что давно противоположный пол не становился предметом его размышлений дольше,чем на ночь. И даже тогда, проводя время с очередной девицей, восхищенно смотревшей на него вожделеющим взглядом, он не думал о той, с кем спит. После разрыва с Изуми, подругой детства, серьезные увлечения для Учиха существовать перестали. Он оставил ее и все, что связывало его с прошлым после того, как Фугаку и Микото Учиха были застрелены в своем доме. Изуми знала и не смогла принять тот факт, что Итачи сдал отца оборотню в погонях - Данзо - когда тот пытался прибрать к рукам сферу влияния чиновника.

Фукагу Учиха,и без того преуспевающий бизнесмен, пытался устроить тихую революцию, заполучив львиную долю рынка Японии, убрав министра внутренних дел, как плесень въевшегося в дела крупного бизнеса. Амбиции сгубили отца семейства, и Данзо начал что-то подозревать. Ослепленный близостью цели, Фугаку не замечал ничего вокруг, однако от внимательного шестнадцатилетнего Итачи не укрылись предвестники надвигающейся беды. Вскрытые письма, зачастившие ремонтные работники на крышах соседних домов, периодически мелькавшие в толпе прохожих одни и те же лица, попытка взломать офис отца не могли быть просто ворохом случайных неприятностей и совпадений.

Итачи знал о планах отца, так он все рассказывал старшему сыну о бизнесе, надеясь, что в последствии он станет продолжателем его дела. Сложив в голове два и два, Учиха-младший понял, что скоро за ними придут. В то напряженное время, когда казалось, что бесценное время утекает сквозь пальцы, юноше не дал сойти с ума Учиха Шисуи, двоюродный брат, с которым он делился самым важным, в том числе и опасениями.

- Нии-сан, ты снова уходишь с Шисуи? Останься! - маленький Саске всегда дулся на своего старшего брата за то, что он все чаще стал пропадать где-то по вечерам. Это капризное невинное дитя, против черного распахнутого взгляда которого Итачи был бессилен, сердито смотрело на своего аники, напоследок останавливающегося в дверях. Юноша замер, обнимая глазами хрупкую прозрачную фигуру отото.

Каждый раз уходя на ночные вылазки с кузеном, он скрепя сердце оставлял братишку одного, готовый все отдать, чтобы остаться дома. Остаться, чтобы забраться вместе в большое отцовское кресло, тускло освещенное незамысловатой настольной лампой, усадить на колени Саске, от которого по-детски веяло горячим теплом и зефиром, взять в руки большую книгу про пиратов, обвитую потертым позолоченным орнаментом и читать. Читать о невероятных приключениях Синей Бороды, отваге и предательстве, сияющих сокровищах, свежем морском ветре, щиплющим лицо солью. Искренне смеяться разгоряченному брату, нетерпеливо вскрикивающему в самых напряженных моментах пиратских схваток. Его неуемная фантазия искрилась бликами в блестящей радужке, бархатом румянила щеки и сжимала угловатые кулачки.

А после, утомленный переживаниями за героев, Саске заснет, уютно свернувшись калачиком и прижавшись к груди брата. Трогательное личико мальчишки, умиротворенное безмятежным сном, заставит улыбнуться прежде,чем Итачи аккуратно, почти с благоговейным трепетом, возьмет его на руки и отнесет в постель, легко чмокнув в висок вместо пожелания доброй ночи.

Так было и в этот раз. Он уходил, чтобы самый дорогой ему человек еще хотя бы раз недовольно протянул: ”нии-сан”. Итачи всегда медлил, снова и снова выменивая семейный вечер на то, чтобы исправить ошибки отца. Невесомым жестом ладони он подозвал Саске к себе. Мальчик оживился и, сделав пару быстрых шагов, остановился, запнувшись о легкое касание пальцев аники о свой лоб. Подняв удивленный взгляд он встречался с грустной улыбкой Итачи.

- В другой раз, Саске-кун. Обещаю, - он трепал мягкие горячие взъерошенные волосы братишки, присаживаясь на корточки. Именно любовь к нему подстегивала Итачи, подгоняла его вперед. Он не мог позволить отцовской жадности загубить жизнь Саске. Во что бы то ни стало, Итачи должен был найти выход.

Болтливый пробивной Шисуи, развязывающий языки в два счета, сумел найти нужных людей, которые сообщили, что Данзо издыхает язвой от постоянной паранойи и ожидания подвоха, поэтому он просто решил почистить всю верхушку крупного бизнеса и усадить на их места новых преданных людей. В число попавших под репрессии входил и Фукагу Учиха. Не было сомнений, что уберут всю семью, чтобы не было наследников их компаний. Случайная кошмарная авария или что-то в этом роде.Отговаривать отца было уже поздно. Он уже мало что решал, поскольку в дело были втянутые другие владельцы холдингов и корпораций. Если не Данзо уберет его, так это сделают его же бывшие союзники. Отец сыграл ва-банк и проиграл.

В ту ночь, Итачи пришел к Данзо с предложением. Он готов был предоставить всю информацию о заговоре в обмен на сохранность жизней его и Саске. Министра вполне устраивал такой расклад. Заниматься столь глобальной чисткой кадров было слишком кропотливым и долгим процессом. На этот аргумент сделал ставку и Итачи. В тот же день, он с Саске в последний раз пересекли порог родного дома, зная, что больше в него не вернутся.

Рот наполнился прогорклым привкусом вины, грудная клетка отозвалась тупой болью сожаления. Он пронес с собой через всю жизнь уверенность в том, что тогда сделал правильный выбор. Несмотря на минуты тоски по отчему дому, семейным ужинам, улыбке матери, он знал, что и сейчас поступил бы точно так же, только чтобы его Саске-кун был жив. Из всей этой трагедии он вынес простой урок – семья, это главная ценность, которая не должна быть ничем вытеснена. Шисуи и Саске - вот исчерпывающий список того, кем он дорожил. Женщины были слишком изворотливы и изменчивы.

Он не раз видел жен партнеров отца. Сверкающие и яркие, они расправляли свои перепончатые крылышки друг перед другом, не заинтересованные ничем больше, чем кошельком мужа и тем, в чем пришла ее соперница. В университете молоденькие студентки в перерывах между учебой изо всех сил старались устроить свою личную жизнь и выскочить замуж по удачнее, прежде чем они потеряют молодую девичью прелесть. Хорошо осознавая свою привлекательность, свои способности и самого себя, Итачи позволял этим девушкам дарить ему свою любовь, не обнадеживая, однако, их ничем. Он брал только то, что они могли подарить, выплескивая периодически тестостерон, мешавший собранности на занятиях. После, заполучив лакомую должность и идущий с ней в придачу солидный заработок, он обзавелся статусом завидного жениха, и женщины стали для него еще менее значимы. Они сами прыгали к нему на колени, лишь бы урвать кусочек терпкого тела Учиха.

Все эти окружавшие его люди были подобны сверкающим насекомым. Он отчаялся найти равную себе женщину, и отчасти жить стало проще. Пользовался своей молодостью, интеллектом, красотой и статусом, что, в общем-то, являлось не самым заурядным способом существовать. Он принимал свою жизнь такой, какой она ему являлась, давал миру покачивать себя на ласковых теплых волнах столько времени, сколько ему было уготовано.

Единственное, что не вписывалось в этот земной извращенный рай были своенравный характер, гордая осанка и серьезный взгляд молодого консультанта, чьи оголенные излучины ключиц хотелось покрывать медленными вкрадчивыми поцелуями. Эта женщина его будоражила. Она не была красивейшей из тех, кого он когда-либо встречал. Не слишком большие глаза, с чуть опущенным нависающим веком, придающим взгляду поволоку; немного вытянутое лицо с широкой челюстью, губы как у всех. Но ее чувственная животрепещущая телесность заставляла просыпаться в нем азарт и тяготящее нутро тепло, причину появления которых он не мог объяснить сам себе. Весь ее облик был нестерпимо гармоничен. Учиха не хотел обладать ей, не хотел секса. Ее хотелось рассматривать, ласкать эти по-мальчишечьи спортивные, но от того не менее хрупкие плечи, изучать каждый изгиб, вкушать тонкий запах жасмина и персика с изящной тонкой шеи. Даже парфюм она выбрала «взрослый»,вечерний. Эту женщину нужно обуздать, чтобы она позволила идти рядом, вместе. Правда, она скорее всего, сама не осознает этого.

Это создание, сотворенное самим Приапом, не должно было страдать. Ее осанка и элегантный профиль, не порченый налетом пошлости, созданы чтобы услаждать насмотревшийся на мерзости мира взор. Но черт подери, до чего же она отчуждена от всего происходящего. Этот отстраненный буклированный взгляд – темное порождение ее потаенных страхов, боязни узреть вещи такими, каковы они есть. Не вырви эту гордячку из ее зоны комфорта, она и глазом не поведет, приобщит новоявленную человекоподобную фигуру к предметам интерьера, как она это делает с каждым. Она окружена вещами, но сама к ним, будто, не имеет никакого отношения.

Наверняка, это очень помогает ей в ее работе. Шисуи тогда не мог замолкнуть минут двадцать, рассказывая о новом консультанте и ее методе. «Я почти уверен, что она сумасшедшая. Никто в здравом уме не будет смотреть это дерьмо полсотни раз. Не удивлюсь, если она еще и кайф от этого получала». Самозабвенная настойчивость и слепая вера в торжество справедливости. Помнится, у Саске был такой же друг из семьи Узумаки. Действительно, должно быть, сумасшедшая. Так упорствуют только безумцы или ведомые идеей. Что, впрочем, одно и то же.

Идеи были изгнаны отсюда, прочь из этого мира. Осталась только материя, подвижная и текучая, пахнущая истерзанными ладонями купюрами. Упустить шанс прикоснуться к идее, облаченной в притягательную пьянящую форму настойчивого, похороненного за стопками книг, консультанта, обменяться с ней парой слов Итачи не мог. Его волновало только то, как долго эта женщина сохранит в себе эти остатки тепличной идеальной жизни в себе? Похоже, что именно эти романтичные, давно ставшие истлевшими пыльными останками, устремления держали стержень ее спины, вздергивали вверх ее деликатный подбородок, заставляли снова и снова устремлять все свое внимание в монитор, в поисках улик, которое так удивляло Шисуи.

Из этой вышедшей из-под контроля рефлексии, Итачи вырвало послышавшееся вдалеке гудение. Заточение явно располагало к размышлениям.

***

Звонил мобильный. Сумирэ торопливо стала искать мобильный. Откуда взялась эта суматошность? В какой-то мере, она была благодарна этому колоколу, возвещавшему о том, что мир по ту сторону полицейского участка содержащего в себе Учиха Итачи, все еще существует. Экран мобильного синел надписью: «Лейтенант Учиха». Она выдохнула.

- Сумирэ-сан! Слава Богу! Куда Вы вчера пропали?- Даже через трубку телефона, этот мужчина умудрялся заряжать энергией. Реальность оживала, вторя бравому голосу лейтенанта.

- Здравствуйте! Рада слышать Вас, Шисуи-сан, - тоскливая признательность осенила лицо девушки улыбкой. Ей очень хотелось донести, насколько она в самом деле была счастлива этому звонку, но сдержала порыв встроенными в подкорку правилами приличия. – Это долгая история, целиком которую даже я не смогу Вам рассказать. Прошу прощения, если заставила Вас волноваться, и что бросила Вас в кафе.

- Мне просто стало интересно, как Вы смогли мимо меня пробежать. Карасу оказался настолько страшен, что Вы решили выйти прямо в окно?

-Похоже на то, - протянула Сумирэ. - Скажите лучше, как Вы? Инузука сказал, что Вы в больнице.

- Да, ничего страшного, ушиб,- заверил Шисуи.- Рабочие моменты. Но на ближайшую неделю меня здесь, похоже, заперли.

- «Ничего страшного» и «заперли на неделю» - не слишком сочетающиеся утверждения, Шисуи-сан, - заметила Огами.

Лейтенант, похоже, улыбался:

- Правда, все в порядке. Хотя, продолжайте. Ваше заботливое ворчание звучит очень мило.

Сумирэ замолчала, растеряно зардевшись. К счастью, Учиха этого не видел. Ни один, ни второй, бродивший по своей клетке как огромный дикий кот. Вспомнив про него, она воскресила в памяти и волнующий ее вопрос:

- Это Ваш брат виноват? Итачи это сделал? Он ударил Вас?

Настал черед замолчать лейтенанта.

- Что? С чего Вы взяли это, Сумирэ-сан?

- Такой вывод напрашивается после того, как у нас с ним состоялась милейшая беседа. Теперь я не могу находится с ним в одном помещении без желания удавить, – «прописать в табло» сюда бы подошло больше, но консультант до последнего стремилась оставаться леди. – Я вполне могу представить, что он на это способен.

Голос Шисуи стал непривычно серьезен, потеряв все краски.

- Сумирэ-сан, Итачи – это тот человек, которому я доверяю как никому другому. Он никогда бы не поднял руку на меня также, как и я на него. Мы держимся вместе всю нашу сознательную жизнь и я не могу представить, что могло бы изменить это.

Он чеканил каждое слово, словно умело выбивая их на доске долотом. Образ добропорядочного брата плохо вязался с беспощадным несносным мозгоправом, с коим она имела счастье говорить.

- Вы в нем так уверены? - добавила она посеревшим голосом

-Да,- отрезал Учиха. – Мы-семья, Я, Саске и Итачи. Это закон. Мне жаль, если он Вас задел, он действительно бывает занозой в заднице. Сейчас он накосячил и должен за это ответить. Я не мог послать его в другое отделение, сами понимаете. Итачи никак не связан с моим больничным.

- Почему тогда этот чудесный братец каждый раз доводит меня до бешенства?

- Я думаю, это Вам лучше спросить у него самого.