Глава вторая. Гречишный чай (2/2)

– Кружку разбил. На счастье.

Марк продолжил убирать осколки, а Сева вдруг удивленно вскинул брови, останавливая взгляд на одной из татуировок, которая не была прикрыта рукавом красной клетчатой рубашки бариста.

– Это авокадо?

– Да, – Марк закончил убирать разбитую кружку. – А ещё у меня тут есть тыква, – он ткнул в рисунок рядом с упомянутым авокадо. – И баклажан.

Сева не сдержал тихий смешок.

– Почему?

– Что ”почему”?

Марк вынес из-за стойки заварочный чайник и две чашки, ставя их на столик и усаживаясь напротив.

– Почему ты набил овощи? – Климов озадаченно подпёр рукой подбородок, наблюдая, как бариста осторожно наливает им чай. – Почему, например, не животных?

– Во-первых, авокадо – это фрукт, – Марк с улыбкой покачал головой. Кольца на его пальцах звякнули о ручку чашки, когда он поднял её на уровень лица, делая глоток. – Во-вторых, овощи прикольные.

– Один из моих преподов говорит почти так же, когда принимает у студентов экзамены, – фыркнул Климов с опаской нюхая чай. – Пахнет чем-то сладким.

– Попробуй, он не кусается, – бариста сделал ещё один глоток из своей кружки. – Видишь, не отравлено.

Сева отпил горячий напиток, чувствуя на языке некую приторность, но вопреки опасениям – чай ему понравился. Он не отдавал свежим сенокосом, как большинство сборов, которые он пробовал ранее, и в него даже не хотелось добавлять молоко.

– Вижу, настроение немного поднялось, – Марк слегка наклонил голову, сверкая смешливыми голубыми глазами. – Расскажешь, что тебя расстроило?

– Не хочу грузить, – Сева поджал губы.

– Если ты думаешь, что я интересуюсь, потому что очень вежливый, то вынужден разочаровать, – бариста указал рукой на окружающее пространство. – Тут пусто, а мне скучно. Возможно, твой рассказ меня развлечёт.

– Сомневаюсь, что тебя может развлечь история о том, как я сдуру взялся за проект, который надо сдать через месяц, а научрук хочет, чтобы я нашёл новых спикеров, потому что старые его не устраивают, – съязвил Климов, вытягивая из-под блюдца салфетку и начиная отрывать от неё маленькие кусочки. – Студенческая рутина.

– Что за проект? – Марк будто бы и не заметил, как его пытаются спихнуть с выбранной темы, наблюдая за действиями Евсея.

– Ставлю камеру и спрашиваю людей, что для них означает свобода, – поморщился Сева. Перед ним уже образовалась небольшой островок салфетных клочков. – Типа социологического исследования. Только ответы у всех одинаковые.

– То есть, исследование говорит о том, что для всех людей свобода – это почти одно и то же? – задумчиво протянул Марк. – Невероя-я-тно.

– Не то слово, – Климов кивнул. А затем вдруг замер и перевёл взгляд на бариста. – Хочешь побыть спикером?

– Я уж думал, не предложишь, – Марк усмехнулся, откидываясь на спинку стула и забрасывая руки за голову. – Камера с собой?

Сева чертыхнулся. А затем быстро вскочил на ноги, спешно пытаясь всунуть руки в рукава куртки, и протараторил:

– Вернусь через пятнадцать минут! Никуда не уходи!

– Я тут работаю, куда я уйду, – рассмеялся Марк, но дверь с характерно звякнувшим колокольчиком уже захлопнулась.

На стуле, где всего минуту назад сидел Сева, сиротливо повис жёлтый шарф. Бариста покачал головой, поправляя аксессуар, чтобы тот не сполз на пол, и покосился на часы, висящие на стене. Скоро должен был начаться вечерний приток клиентов, которые шли с работы.

Сева вернулся спустя тринадцать минут вместо пятнадцати, тяжело дыша и сверкая красными от бега щеками. Пару раз кашлянув, он продемонстрировал кофр с камерой и штатив и выдавил:

– Пять минут и снимаем.

Марк постарался не рассмеяться.

– Окей.

Наблюдать за тем, как Климов готовится к съемкам, было интересно. Он бережно подкрутил настройки на фотоаппарате, придирчиво окинул помещение взглядом, переставил стул к стене. Затем осмотрелся ещё раз, двигая столик в сторону, раскрутил штатив, установил камеру и указал Марку на стул:

– Вот сюда.

Бариста занял предложенное место и расслабленно расправил плечи. Объектив, казалось, ничуть его не смущал, а профессиональная суета Евсея только забавляла. Климов нажал на кнопку записи и спросил:

– Что для тебя означает ”свобода”?

– Когда я был маленький, я думал, что свобода – это сбежать из дома и хлестать крапиву палкой, – Марк улыбнулся, глядя прямо в камеру. – Ты растешь в убогом крошечном городе, видишь только своих соседей и родителей, а мир остаётся в книжках и фильмах. Вот и получается, что бить крапиву ты можешь, а поехать на Дикий Запад и стать ковбоем – нет. А потом я вырос, и свобода, – бариста повёл пальцами в воздухе, будто бы очерчивая невидимое слово, – она вырастает вместе с тобой. Там, где раньше было достаточно побега в лес, образовывается нечто огромное. И оно уже не привязано к крапиве, палкам или убогому городишке. Оно привязано только к тебе и к маршруту, который ты для себя выберешь.

Сева и сам не понял, когда затаил дыхание, внимательно вслушиваясь в слова Марка. Тот же продолжил, буравя голубыми глазами объектив:

– Моё ощущение свободы не может быть описано эфемерным ощущением счастья, потому что в ней много того, что ни один адекватный человек не назовет ”счастьем”. Но зато в ней мои решения, которые иногда приводят меня в тупик, а иногда помогают сделать этот тупик не ловушкой, а убежищем. Свобода для меня – это выбирать, как я хочу провести завтрашний день. И не рефлексировать о том, как провел вчерашний, потому что прошлое происходит каждую секунду, – Марк щёлкнул пальцами, – и каждое сказанное мной слово – это уже прошлое. А свобода – она всегда о будущем.

Сева нажал на кнопку, завершая запись, и уставился на Марка, как на восьмое чудо света. Впервые за весь проект он понял, о чём говорил спикер. Понял и даже почувствовал крошечный укол зависти: в словах бариста текла зубодробительная искренность. Он действительно верил в то, что говорил.

– Проняло, да? – улыбнулся Марк. Но не нагло и самодовольно, а больше радостно. Будто бы был счастлив, что его выслушали. – Сам в шоке. Крапиву ещё какую-то приплёл.

– Проняло, – кивнул Климов, осторожно убирая камеру в чехол и складывая штатив. – И с крапивой тоже.

– Все мы родом из детства, – бариста отодвинул стул обратно к столу и вдруг просиял, взглянув на Евсея. – Хочешь торт?

– Торт? – Климов не был большим любителем сладкого, но ”Том и Финн” уже плотно укоренилось, как место вкусовых экспериментов, поэтому он неловко пожал плечами.

– Я угощаю, – Марк быстро нырнул за стойку. – Короче, всё, что ты видишь на витрине, – это выдумки одной моей подруги. Она кулинарный гений и веган. Так что сейчас у нас будет дегустация новой позиции.

Бариста ловко достал из небольшого холодильника коробку, на которой размашистым почерком было написано: ”Твену от А”, а Евсей облокотился на стойку, с любопытством наблюдая за Марком. Тот выудил два блюдца, а затем чертыхнулся, посмотрев на своего гостя:

– У тебя есть аллергия на орехи?

– Нет, – Сева помотал головой. – А он ореховый?

– Да, – Марк открыл коробку, – смотри, какая красота.

Торт действительно был красивый. Без уродливых кремовых розочек или фигурок из мастики. Он был аккуратный, бисквитный и трехслойный, посыпанный не то какао, не то шоколадом. Климов осторожно принюхался. Пахло изделие просто замечательно. Сева узнал корицу и кардамон, которые раньше всегда добавляла в выпечку его мама.

– Кусочек тебе, кусочек мне, – Марк разложил торт по блюдцам и выдал Евсею вилку. – Пробуй.

На вкус десерт оказался похож на лёгкий брауни. Приятно похрустывали орехи, нежирный крем таял на языке, а бисквит был сочным и не сухим. Сева не смог сдержать улыбку. Ему действительно понравилось, хотя ещё днём раньше казалось, что вся любовь к сладостям осталась в далёком детстве.

– Блин, нереально, – Марк закатил глаза, облизнув уголок испачканных какао губ. – Это будет хит сезона.

– Согласен, – Климов отправил в рот ещё один кусок торта. – А что внутри кроме орехов?

– М-м-м, сейчас, – бариста выудил из кармана телефон. – Так, она мне писала… Вот! ”Орехи, миндальное молоко, бананы, мёд, корица, мука…”

Сева побледнел.

– Мёд? – переспросил он.

– Ну да, – Марк заблокировал смартфон, расслабленно улыбнувшись. – А что такое?

– На орехи, – Сева нервно почесал тыльную сторону запястья, – у меня аллергии нет. А вот на мёд есть.

Бариста мгновенно перестал улыбаться. Голубые глаза расширились, а рот превратился в идеально круглую букву ”о”.

– Скажи мне, что ты не собираешься умирать у меня в кофейне из-за торта, – Марк выглядел так, будто вот-вот был готов начать звонить в скорую. – Голова не кружится? Дышать можешь?

– Когда я жаловался тебе на проект, я не имел в виду ”убей меня быстро и сладко”, – беззлобно огрызнулся Сева, направляясь к своему рюкзаку. Попытка найти в нём антигистаминное не увенчалась успехом. – Блин, всё дома оставил, придурок.

– Ты же не умрёшь? – ещё раз уточнил Марк, покусывая губу и нервно переминаясь с ноги на ногу.

– Умрёт здесь только моя самооценка, потому что скоро я покроюсь диатезом и буду чесаться, – фыркнул Евсей. – Неприятно, но не смертельно.

– Тогда беги домой за волшебной таблеткой, – Марк виновато покосился на торт, который всё ещё стоял на стойке. – И мне жаль, что так вышло.

– Ну зато я нашёл крутого спикера, – отмахнулся Сева. – Кстати, дай свой номер телефона. Скину потом ссылку на ролик.

– Без проблем, – бариста продиктовал свой номер, записал чужой и усмехнулся: – Запишу тебя, как ”Флэт уайт”.

– Отлично, – Евсей хитро усмехнулся. – Потому что я записал тебя так же.

Климов не соврал. Контакт ”Флэт уайт” отправил ему около десяти смайликов с баночкой мёда, пока Сева шёл до дома, чувствуя, как нестерпимо чешутся щёки и лоб. На все эти дурацкие сообщения Евсей ответил одним смайликом в виде травы и подписал: ”Крапива”. Марк лайкнул ответ, но продолжать диалог не стал. Сева решил, что к нему пришли новые клиенты.

Уже позже, лёжа в кровати и монтируя отснятый комментарий, Климов несколько раз прокрутил видео, вслушиваясь в единственное определение слова ”свобода”, которое не отозвалось в нём жгучим непониманием, как все предыдущие.

”Каждое сказанное мной слово – это уже прошлое. А свобода – она всегда о будущем”, – говорил Марк, потирая набитый на предплечье авокадо.

А Сева лежал, старательно игнорируя храп брата на соседней кровати, и думал:

”Если свобода о будущем, то можешь ли ты быть свободен в настоящем?”

И абсолютно иррационально казалось, что, да.

Можешь.