Глава первая. "Том и Финн" (2/2)

– Давайте я дам вам попробовать, но если не понравится, то за мой счёт, – бариста снова белозубо улыбнулся.

– Хорошо, – Климов чувствовал себя полным идиотом.

– Из напитков что-то закажете? Могу попробовать угадать, раз уж у вас вечер дегустации, и приготовить на свой вкус, – парень за стойкой достал с витрины тот самый неопознанный сэндвич, осторожно убирая его в микроволновку за своей спиной.

Сева окончательно сдался и кивнул. У него уже просто не было сил пытаться понять, куда он попал, что такое киноа и что именно ему подадут в кружке. Климов замерз, пальцы и ладони гадко покалывало от тепла, а в ботинке всё ещё хлюпало. Рюкзак он положил на стул у одного из столиков, вешая куртку на вешалку в углу и оставаясь в объемном чёрном свитере. За деревянной дверью с табличкой “WC”, Сева тщательно вымыл руки, позволяя себе недолго прогреть их под тёплой водой, а потом всё же взглянул в зеркало. Влажные волосы топорщились в разные стороны и закудрявились на концах, серо-зелёные глаза оттеняли неприлично объемные тёмные мешки под ними. Россыпь маленьких родинок на бледной коже выглядела ещё ярче, чем обычно, а морозный румянец делал общий вид болезненным. Сева поморщился, бездумно тыкая себя пальцем в горячую щёку. Ладно, не так уж всё плохо. Нос вот прямой, красивый. В маму – немного вздернутый вверх и усыпанный бледными веснушками. И на подбородке ямочка. На обложку журнала точно не позовут, но и звонарем на Нотр-Дам – тоже. Жить можно.

За свой столик Сева вернулся как раз в тот момент, когда бариста ставил на него тарелку с теплым сэндвичем и большую красную кружку. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что там кофе, и Климов тяжело выдохнул. Будь проклята его социальная неловкость, время от времени не позволявшая ему сказать что-то, чтобы избежать таких ситуаций.

– Приятного аппетита, – бариста поправил бейджик, на котором красовалось короткое “Марк”, и сложил руки на груди. – Пробуйте.

Сева слегка удивился, рассматривая самоуверенного парня перед ним. Высокий, но не сильно выше самого Евсея, на предплечьях, не скрытых закатанными до локтей рукавами кофты, пара татуировок. Возможно, он был немного старше Климова, но точно определить возраст казалось невозможным. Волосы, однажды явно покрашенные в зелёный, смылись и выцвели, больше напоминая цветом увядшую траву. А небольшой небрежный пучок, в который они были собраны, позволял увидеть отросшие темные корни и некоторое количество пирсинга в ушах. Сева насчитал три сережки, прежде чем понял, что пауза затянулась.

– Я приготовил вам флэт уайт, – произнес Марк, когда Климов неловко перехватил кружку обеими руками. – Двойной эспрессо, молоко, молочная пенка. Мне показалось, это подойдёт.

Сева натянуто улыбнулся, пробуя напиток. Загадочный флэт уайт был крепким, горьковатым и молочным. После него Климову захотелось выпить воды, чтобы убрать кофейный привкус.

– Что скажете?

– Ну, – Сева отставил кружку, стараясь не выдать свои впечатления. – Это кофе.

Марк неожиданно рассмеялся. Негромко и хрипловато, демонстрируя ямочки на щеках и слегка запрокидывая голову.

– И не поспоришь, – бариста добродушно усмехнулся. – Я могу сделать чай.

Сева почувствовал, как краснеет.

– Мне надо было сказать, что я не люблю кофе, простите.

Марк перестал улыбаться. Его глаза в желтоватом освещении кофейни показались тёмно-синими, и Сева беззвучно сглотнул. Что он опять сказал не так?

– В смысле “не любите кофе”? – бариста в момент погрустнел. – Я думал, что вам не понравился именно флэт уайт. Он на любителя.

– Теперь я чувствую себя ещё большим идиотом, – пробормотал Сева. – Мне очень жаль, правда. Кофе отличный, даже очень, просто…

– Боги, успокойся, пожалуйста, – Марк в третий раз за последние несколько минут изменился в лице, снова начиная улыбаться. – Можно на “ты”? – Евсей кивнул. – Я прикалываюсь. Сделаю тебе чай.

– Да, спасибо, – Сева выдохнул.

– …гречишный.

– Что?..

Марк рассмеялся, уходя обратно за свою стойку. Из колонок полилась классическая “We wish you a Merry Christmas”, а Сева вообще перестал что-либо понимать и откусил от своего сэндвича. Вяленые томаты ему сразу не понравились, поэтому он аккуратно вытащил их, отодвигая на край тарелки. Тофу показался странным, но не противным, а киноа (так всё-таки крупа!) норовило просы́паться с хлеба, но, в целом, всё было не так плохо. Не ”Докторская” с огурцом на булке, но терпимо.

– Твой чай.

Перед Евсеем поставили небольшой чайничек, новую кружку, на этот раз жёлтую и, на удивление, молочник. Марк кивнул на сэндвич в руках Климова и поинтересовался:

– Понравился?

– Думаю, да, – Сева несмело улыбнулся. – Спасибо. А чай…

– Чёрный, – бариста заправил выбившуюся из пучка бледно-зелёную прядь волос за ухо. – Гречишным угощу тебя как-нибудь в следующий раз. А то я в жизни не видел, чтобы кого-то так напугал классический флэт уайт.

– Ты просто не видел свой взгляд в тот момент, – парировал Сева, осмелев от атмосферы незатейливого разговора. – Не часто видишь людей, которые не любят кофе?

– Да нет, – Марк пожал плечами, двигая к себе стул и усаживаясь напротив Евсея. – Вас таких много. Кто-то предпочитает без кофеина, кто-то на альтернативе, кто-то фильтр. А кто-то, – он указал на кружку, – чай.

– То есть, я не такой уж особенный, – со смешком ответил Сева. – Приятно знать.

– Если тебе от этого легче, – над дверью звякнул колокольчик, запуская внутрь пару девушек, и бариста легко поднялся со стула. – Не скучай.

”Том и Финн” действительно оказалось неплохим местом. Здесь было тихо: Сева закончил конспект быстрее, чем ожидал, а психология отлично пошла под вкусный чай. Ему даже не было жалко денег на сэндвич. Сделка есть сделка: раз понравилось, то оплачивал он. Хотя жадное студенческое эго приятно пощекотало то, что чай Марк списал за счёт заведения. Под предлогом ”пугающего флэт уайта”. Климов против не был, но перед выходом из кофейни пообещал зайти на гречишный чай, чем бы он ни был. Марк, в этот момент протиравший столик, лучезарно улыбнулся и ответил:

– Будем ждать вас снова.

Из кафе Сева вышел, чувствуя, как меланхолия, в которой он тонул весь день, наконец отступила. Даже холодный ветер уже не ощущался таким пронизывающим до костей. А от жёлтого шарфа, высохшего в тепле кофейни, приятно пахло чем-то неуловимо-сладким. Сева спрятал нос в складках пряжи и зашагал домой. Настроение перепрыгнуло отметку ”сносно”, останавливаясь на ”хорошо”, и это было чертовски приятно.

В парадную, где хаотично мигала лампочка, Евсей зашел уже спустя семь минут, привычно сворачивая на лестницу и игнорируя лифт. Как-то раз он уже застрял в нём: маленький, напуганный и ревущий в три ручья, пока проклятая дребезжащая коробка отказывалась открываться. Севе тогда было лет шесть, и мама долго утешала его после этого, целуя в лоб и приговаривая, что всё хорошо. А вот Вите, который должен был следить за младшим братом, влетело от отца так, что тот ещё неделю дулся на всю семью. Сева же с тех пор предпочитал подниматься и спускаться только пешком. Да, дольше, но зато спокойнее.

Дверь в квартиру не была заперта, и Климов не стал отказывать себе в желании раздраженно прихлопнуть ее, когда зашёл внутрь. Брат и мама вечно забывали повернуть замок, и Евсея до зубовного скрипа раздражала эта безответственность родных. Не то чтобы он был параноиком, но взрослые Климовы с детства учили своих отпрысков элементарным правилам безопасности. А Севе, как он помнил, частенько приговаривали, что запирать дверь – это чуть ли не самое важное. Вот только у него это отложилось, а у остальной части семьи – нет.

Грязные ботинки Вити, оставленные посреди коридора, Евсей небрежно пнул в угол, там же снимая свои и вешая парку в шкаф. В квартире было тихо, но это была не та спокойная тишина уютного дома, а тишина запустения. Как надоедливый ”белый шум”, напоминающий о том, что в этом доме раньше звучали голоса, музыка и смех. Сейчас же в коридоре, застеленном старым линолеумом, раздавались только шаги Евсея. Он, конечно, давно знал, куда стоит наступать, чтобы издавать как можно меньше звуков, но настроения скрываться не было. Поэтому он, громко скрипнув дверью, зашёл в их с братом общую комнату, замечая того за компьютером. Виктор играл в какую-то очередную игру, переругиваясь с кем-то в наушниках и только кивнул, когда заметил Севу, осторожно выкладывающего из рюкзака кофр с фотокамерой. Климов-младший махнул рукой в ответ. Кажется, они нормально не разговаривали уже целую вечность, но Евсей давно привык к тому, что их с Витей дружеские отношения закончились около года назад. Интересы, впрочем, разошлись ещё раньше. Двум маленьким мальчикам было весело вместе. Двум взрослым парням в определённый момент стало тесно и душно.

Сева очень старался не грустить по этому поводу.

– Мама спит, – Виктор поставил игру на паузу, все же снимая наушники и поворачиваясь на кресле. – Как в вузе?

Евсей удивлённо обернулся. Брат никогда особо не спрашивал его об учёбе.

– Сколько? – выдохнул Климов-младший, переодеваясь в домашние теплые треники и растянутую футболку с растрескавшимся от многочисленных стирок принтом. – Стипуха ещё не пришла, если что.

Витя неловко улыбнулся, приглаживая светлые волосы. Внешне он с детства был копией отца: пшеничная шевелюра, тёмно-карие глаза, широкие черные брови, высокий рост. Сева же в генетической лотерее унаследовал все черты матери, начиная от хаотично вьющихся волос, заканчивая ямочкой на подбородке. Словно в насмешку Виктор ещё и копировал интонации старшего родственника, убивая в Евсее остатки желания общаться.

– Мне бы рублей пятьсот, Севыч, – Витя на секунду замялся, но закончил своей классической фразой: – Верну после зарплаты.

– Какой зарплаты? – Сева достал из рюкзака блочную тетрадь с конспектами, откладывая ее на письменный стол. – Тебя же уволили.

– Так мы с пацанами замутили кое-что, – как ни в чем не бывало ответил Виктор, нервно хрустя суставами пальцев. – Стопудово выгорит. Займёшь? Мне чисто для…

– Не займу, – резко перебил брата Сева, начиная раздражаться. – Вить, я не копилка. Попроси у отца, если очень надо.

– Просил. Он не даёт, – буркнул Виктор, поворачиваясь обратно к экрану компьютера и надевая наушники. – А сигареты хоть есть?

– Нет. Я бросил.

Сева вышел из комнаты, даже не взглянув на брата. Если бы кто-то спросил его о том, какое количество сомнительных бизнес-халтур пытался затеять Витя только за последний год, Евсей сбился бы на десятой. Брат пытался играть на бирже, затем набрал долгов, преисполнившись идеей продавать через соцсети какие-то магнитные конструкторы. Затем были попытки создать компанию по выгулу собак, шерстяные платки на продажу, туры по Санкт-Петербургу… И во всем Виктор проваливался, скидывая вину на неблагодарный мир вокруг и занимая у всех, кого знал. Сева перестал снабжать брата деньгами в тот момент, когда понял, что общая сумма долгов, которые не возвращались, куда больше, чем он мог себе позволить. Но Виктора это не остановило. Зато обида осталась, периодически сменяясь наглостью попросить ещё немного денег до мифической зарплаты. Обычно, когда вариантов не оставалось, Витя звонил отцу, но, судя по последним событиям, Павел Борисович тоже перестал работать бездонным банком. Что было удивительно. На памяти Севы, это был первый раз, когда папа отказал старшему сыну в деньгах. Впрочем, Климова-младшего отношения между братом и отцом волновали в последнюю очередь. У него хватало вещей, о которых можно было подумать на досуге.

Например, о том, что чай дома был откровенно невкусный. Сева поморщился, болтая пакетиком в своей кружке со сколотым краем. Хотелось снова выпить тот, из ”Тома и Финна”, с густым запахом бергамота и шоколадным привкусом. Надо было бы зайти на днях и спросить у Марка, что это за сорт. Может быть, даже раскошелиться на пакетик, чтобы пить его темными вечерами, просиживая штаны за написанием диплома…

– Не знала, что ты уже дома.

Евсей резко обернулся, почти проливая чай. Мама улыбалась, кутаясь в тёплый синий халат. Веки её были полуопущены, лицо расслабленно. Сева беззвучно выдохнул, отлично понимая, что это означает.

– Недавно вернулся, – ответил он, выбрасывая пакетик чая в мусорное ведро и грея ладони о кружку. – Витя сказал, что ты спишь.

– Услышала чайник и проснулась. Как прошёл день?

Евгения Александровна прошла мимо сына, открывая навесной шкафчик и доставая бутылку вина. Сева сглотнул мерзкое чувство, когда услышал знакомый звук, с которым пробку достали из горлышка, и кислый запах алкоголя. Женщина грациозно плеснула напиток себе в стакан и сделала глоток.

– День был обычный, – Евсей равнодушно пожал плечами, а затем кивнул на бутылку. – Это уже вторая, да?

Евгения Александровна закатила глаза и поджала тонкие губы.

– Боже, опять нотации?

– Я просто спросил, – Сева пожал плечами. – Это называется ”забота”.

– Это называется хамство, Евсей, – мать начинала злиться, отчего Климову-младшему становилось с каждой секундой всё более тошно. – Я взрослый человек и могу сама решить, сколько вина мне пить в моем доме!

Сева резким движением вылил недопитый чай в раковину, ополаскивая кружку и убирая ее в шкаф. Кисло-пряный запах алкоголя всё ещё забивал нос, а мутный взгляд матери раздражал до дрожи в пальцах.

– Делай что хочешь, мам, – Евсей поднял руки ладонями вверх и раздражённо фыркнул. – Кто я такой, чтобы что-то тебе говорить.

– Вот именно, – Евгения Александровна перехватила бутылку за горлышко, направляясь к выходу из кухни. – Спокойной ночи.

Сева не ответил, провожая маму взглядом и слыша, как за ней закрылась дверь её спальни. Захотелось немедленно смыть с себя весь этот разговор, всё происходящее и каждую эмоцию, которую Евсей ощущал в этой квартире на протяжении последнего года.

Но даже под горячим душем ему не стало легче.

Дом, однажды переставший быть ”домом”, постоянно напоминал об этом, лишая чувства безопасности и принадлежности.

А Севе бы очень хотелось, чтобы в один прекрасный момент он снова мог почувствовать себя нужным хоть кому-то кроме самого себя.