Глава 10: Нет иллюзий – нет и разочарований (1/2)

«Я больше никогда не буду столько пить».

Именно такая фраза вырвалась на следующее утро после дня рождения Эрвина из с трудом разлепившего глаза Кирштейна, который уснул в костюме прямо на диване. Вертелась она в мыслях и сейчас, когда с момента тяжелейшего отходняка прошло пару дней.

Интересно, сколько раз в жизни Жан пытался вбить подобного рода слова себе в голову? Сто? Тысячу? Нет, определённо намного больше!

И неужели хоть раз выполнил обещание? Чёрта с два. Но, даже вновь подходя к дверям злосчастного казино, он упорно продолжал лгать самому себе, повторяя одно и то же. Никакой выпивки в ближайшие дни, а то откинется, ей Богу.

Только вот теперь, после позавчерашних мук с похмелья, неизвестно, действительно ли он себе врал. Потому что пришёл не просто ошиваться на баре, отвлекая Марло от работы, нет. У него было незавершенное дельце. Ещё с тех пор, с того крайне весёлого (и пьяного) вечера.

«Если у крупье график двое суток через двое, то, по моим подсчётам, она работает либо сегодня, либо завтра».

Раз сегодня четверг, да и время не позднее, народ ещё не успел скопиться. Это было Жану на руку.

Хотелось спать, мысли никак не вязались воедино. Напрочь сбитый за последние несколько дней режим давал о себе знать – Жан привык спать днём. Он и опомниться не успел, как оказался сначала у входа с дежурившей охраной, а после и в самом зале. И естественно, прямиком направился проведать друга.

— Здорова, кельнер<span class="footnote" id="fn_28899346_0"></span>. Налей мне чего-нибудь прохладного, а то голова раскалывается жуть как! — сказал погромче Кирштейн, поднимая руку вверх и щёлкая пальцами, чтобы привлечь внимание Фройденберга к себе.

— Слышь, Павлин, а можно поконкретнее своё желание озвучить? — огрызнулся Марло, упираясь руками в стойку. — Могу нассать тебе в стакан, сойдёт?

— Тогда придётся просить Хитч, с её холодным сердцем к тебе даже лёд добавлять не придётся, — Жан уже уселся напротив своего друга за барный стул и одной рукой подпёр голову, — Горшок, вот смотрю на тебя и понимаю почему тебе бабы не дают. Потому что ты…

— Я только тебе в стакан нассать готов, придурок. А про Хитч ни слова больше! — перебил его тот.

— Хах, не больно-то и хотелось трещать о твоей игнорщице! У меня голова сейчас другим забита, — Жан то и дело запускал пятерню в свои волосы и массировал голову. Это как-то помогало снять общую усталость. Хотя, для рядового англичанина его поводы для усталости воспринимались скорее как праздник.

Марло навалился своим весом на барную стойку, с интересом оглядывая друга.

— Ты про ту девчонку, которую хрен знает где увидел?

— Она была здесь, олух. Прямо перед твоим носом, — цыкнул Жан, теперь уже барабаня пальцами по деревянной поверхности.

— Ладно, я понятия не имею про кого ты, — пожал плечами Марло, однако затем решил добавить, усмехаясь: — Но с чего ты решил, что сможешь к ней подкатить? Будто ей нужен алкаш, ещё и раздолбай редкостный.

— Охренел?! Я неотразим, вообще-то.

— Да-да, — Марло с улыбкой закатил глаза. — Коне-е-ечно.

— Вот пристал! Да спорим, что она мне даст в первую же ночь, а ты свою подружку даже на десятом свидании в постель не завалишь? — дважды Кирштейна подначивать не пришлось. Он тут же протянул руку Фройденбергу, чтобы закрепить спор.

— Она мне не подружка, но спорим! — раззадоренный Марло крепко схватил друга за руку, как через пару секунд подошла Хитч, о которой они и говорили, чтобы хлопнуть подносом о барную стойку и выдать заказ.

— Марло, сделай мне две «Маргариты» и один фирменный! — девушка сначала направила своё внимание на бармена, и только потом увидела их сцепленные руки. — Вы чего, армрестлингом решили заняться?

— О, Хитч, привет! Слушай, разбей нам тут спор, чтоб уж наверняка было, — Жан повернулся к Хитч полубоком, после чего она с недоумевающим видом ладонью «разбила» их держащиеся руки. — Вот, спасибо. Слушай, ещё одна просьба к тебе: можешь Горшку прям здесь дать, чтобы ему хоть в чём-то в жизни свезло? — он не упустил шанс подколоть друга при его предмете воздыхания, чтобы поскорее выиграть спор.

— Я тебе сейчас вмажу! — Марло уже хотел было замахнуться рукой, но при Дрейс позориться не хотелось, хоть он и знал – Жан просто шутит.

— Боже мой! Жан, ты извращенец! — у Хитч аж мышцы на лице свело.

— Почему сразу извращенец? — Кирштейн блеснул хитрым взглядом и улыбнулся, — Я же отвернусь.

— Позовёшь, как сделаешь, — обратилась она к Марло, утверждая заказ и полностью игнорируя прозвучавшие глупости.

После Хитч поспешила подальше от бара.

— У тебя от алкоголя уже вообще мозгов не осталось? — Фройденберг злился от того, как нелепо Жан позорит его при девушках, хотя случается такое не впервые. На что тот только заливисто засмеялся.

Его громкий смех прервала Нанаба, что появилась в барной зоне, модельной походкой вышагивая по паркету из тёмного дерева, как по подиуму. Уже на пороге перед небольшой лестницей она сделала непринуждённо-дерзкое лицо. Вовсе не холодное и отрешённое. Её глаза с прищуром завораживали и говорили: «Ну же, посмотрите на меня!». Она сняла длинный лакированный плащ и перебросила через плечо, чтобы все смогли разглядеть её образ: небрежно уложенные короткие волосы, неброский макияж и отсутствие серёг, плотные капроновые колготки делали ноги ещё тоньше, а мини-юбка подчёркивала стройные бёдра, на которых висел крупный ремень из позолоченных колец с множеством цепочек; грудь была почти обнажена, хоть женщина и была в широкой светлой рубашке. Она зашагала вдоль барной стойки, отчего каблуки ботильонов громко стучали.

У Марло округлились глаза, а Жан с нескрываемым восторгом громко сказал:

— Чтоб я ослеп! Шанель уже выпустили осеннюю коллекцию?

— Да, и на зиму девяносто второго тоже! — Нанаба широко улыбнулась и обернулась вокруг себя. — Как тебе?

— Просто ахренеть – не встать! У меня нет слов! Вот, что я называю «есть ещё порох в пороховницах»! — Кирштейн несколько раз громко хлопнул ладонями.

— Урвала прям с модели. Там такой балаган был с новой коллекцией, просто ужас! — она подошла к стойке, чтобы взять сигарету у Жана. Он по традиции дал ей подкурить.

Из большого зала до бара доносился мягкий баритон мужских голосов в произведениях ритм-энд-блюза вперемешку со спокойной мелодией. Нанаба подняла руки вверх вместе с сигаретой и закачала бёдрами в такт музыке, запрокидывая голову назад и прикрывая глаза. Она чувствовала абсолютное моральное наслаждение и даже известно почему. А всё потому, что она в этом наряде пойдёт с Майком на ужин в дорогой ресторан. Потом они поедут кататься за город, навстречу холодному лондонскому ветру. А после будут горячо согревать тела друг друга в машине.

— Слышь, Горшок, челюсть подбери, а то усатый тебе льдом кабину заправит по полной, — Кирштейн улыбнулся и кивнул в сторону Марло, пока тот застыл на мгновение от красоты танцующей женщины. Она излучала хорошее настроение, полное любви и нежности.

— Я её сейчас тебе заправлю, — раздался издалека басистый, с хрипотцой голос Захариуса, так, что не все сразу поняли, где он находится. Жан обернулся по сторонам, чтобы узнать откуда шёл звук, но не увидел мужчину.

Нанаба широко улыбнулась, когда услышала знакомый голос с нотками ревности, и продолжила свой медленный танец в одиночку. Майк сидел на диване в углу и курил. Освещение там было только от небольшой лампы на столе, поэтому тени тёплого света мягко скользили по его грубому лицу.

— Эй, мужик, я не претендую, хотя и запал на одну блондиночку, — Кирштейн тоже прикурил, а после встал с барного стула, забирая с собой небольшой стакан «контрпива для снятия похмелья», которым постоянно «лечился», и направился к тому самому столику, за которым сидел Захариус.

Он развалился на кожаном диване напротив и стряхнул пепел с сигареты.

Всё вернулось на круги своя. В зале кто-то громко смеялся, и можно было заметить, что людей сегодня совершенно немного. День рождения Эрвина удался на славу – приготовления к празднику не прошли напрасно. Теперь же все снова ощущали себя в потоке неумолимо быстротекущего времени.

— На какую блондинку ты там запал? На Эрвина? Не думаю, что ты в его вкусе, — из груди Майка вырвалось несколько смешков.

— Да иди к чёрту, ещё б себя или свою «жёнушку» приплёл, — Жан махнул на него рукой и отпил пива. — Я видел, что она работает тут, — он опёрся руками на столик и придвинулся ближе, чтобы говорить тише.

— Елена? Ты про неё? Она в зал не выходит, а только в отеле работает, — Нанаба уже присоединилась к двум мужчинам, присаживаясь на колено к Захариусу. Так привычно для неё. Перекинула свой плащ через другое его колено. Она заигрывала с ним даже при разговоре с другими. Майк тяжело вздохнул и положил свою ладонь на её бедро. Каждую секунду нахождения рядом она беспрерывно сводила его с ума.

— Да нет же! Она дылда, ещё выше меня будет. А эта маленькая! Да и личиком посимпатичнее, — Кирштейн всплеснул руками, чтобы показать их примерную разницу в росте. — А задница у неё какая! Закачаешься! — он поморщил нос и ладонями показал округлые формы, которые представлял сейчас.

— Блондинка… Маленькая... — Нанаба задумалась и повернула голову в сторону лица Майка, — У нас есть такие? Может, Сьюзен?

— У неё волосы до самой задницы, да и она крашеная.

— Да у той короткие волосы были! — Жан нервно бросал взгляды на их задумчивые лица, а потом указал рукой на женщину. — Как у тебя! Ну может чуть длиннее, что ли.

Эмоции на лице Захариуса медленно сменились с задумчивости на гнев. Он свёл брови к переносице и уже начал цедить сквозь зубы:

— Ах ты петушара грёбаный… Так налакался, что принял Нанабу за проститутку? Давно по роже не получал? — он от злости начал сжимать пальцы на бедре Нанабы, у которой от испуга глаза забегали между ними.

— Nein, nein, nein, nein!<span class="footnote" id="fn_28899346_1"></span> Мужик, успокойся, — Кирштейн замотал головой в отрицании и выставил руки перед собой. — Не Нанаба! Не она! Та была в форме… Она дилер! Точно, это была форма дилера! — он быстро затараторил, чтобы поскорее убедить друга в обратном.

Мышцы Майка всё ещё были напряжены, как и атмосфера за столом. Нанаба положила свою руку поверх его, пальцами гладя тыльную сторону ладони и запястье. Мужчина всегда ревностно относился именно к ней, даже при всём том, как они работают и кем: оба не торговали своей натурой, а продавали чужую.

— Дилер? — переспросила Нанаба, пытаясь поскорее разрешить ситуацию.

— Да, да, да! Она невысокая, и волосы слегка длиннее твоих! Как у той модели на летнем показе, помнишь? Ты ещё сказала, что она на мужика смахивает, — Жан снова быстро пролепетал, таращясь на женщину и ища в её глазах помощи.

Рука Майка на бедре Нанабы стала расслабляться и он тяжело выдохнул:

— Здесь не работают такие женщины, как ты описываешь. Может, кто-то из гостей?

— Хм… Может и правда гость, а может и… — Нанаба пыталась вспомнить всех работников казино и борделя, подходящих под описание, как её снова прервал Кирштейн.

— Да она точно была в форме дилера! Форму уж я не перепутаю.

— А может это не девушка? Ты же пил, как не в себя. Неужели ты ошибся? — её лицо было абсолютно серьёзным.

— Да не… — Жан свёл брови к переносице, уставился на небольшую лампу и снова упал на спинку дивана.

— Дот же не нанимал новых крупье? Уже давно. Работают только проверенные люди, он следит за этим, — Захариус тоже погрузился в раздумья.

— Стоп, а… А, по-моему, я помню такого парнишку невысокого, — Нанаба теперь сама вытаращилась на Жана. — Да, есть такой, как ты говоришь и…

— Чё, Павлин, на мужиков потянуло? — губы Майка начали расплываться в ухмылке.

— Да это баба, у мужиков не может быть такой задницы, — Жан недоумевающе посмотрел на мужчину напротив, пока в его голове происходил большой взрыв и создание новой вселенной.

— Нет, это мальчишка мелкий, — каменное лицо Захариуса выглядело довольно странно, когда он хотел засмеяться, потому что обычно оно говорило о том, что викинги ещё не исчезли.

— Да ну нахер, — Кирштейн перевёл взгляд на Нанабу.

А та, пытаясь поддержать друга, начала:

— Ну, у тебя же был опыт с мужчинами, значит ничего та…

— Да это под кайфом дело было! — перебил её Жан, поскольку всё ещё отказывался принимать происходящее.

— А кто из вас нападающий? Наверняка ты – защитник, Павлин, — Майку было сложно сдержать подступающий смех. Шутки уже просились наружу из его головы.

— Да с какой бы стати?! Я! Я всегда нападающий! — Жан постучал по груди ладонью.

— Ну, игроки на поле тоже меняют позиции, — похоже, что Нанаба подхватила радиоволну Майка.

— Идите к чёрту! Думаете, я его не трахну? Да я всегда сверху! Да я кого угодно тут могу трахнуть! — Кирштейн встал с дивана, руками упираясь в стол.

— Давай. Рискни. Зубы вставить обойдётся дороже тачки, — физиономия Майка на секунду стала серьёзной, чтобы до Жана дошло, что он ляпнул, но потом снова напряглась в попытке сдержать смех. — Бесплатно тебе только хер в задницу вставят.

Нанаба прикрыла рот рукой, а её плечи содрогались от смеха, пока Жан закипал от удара по своему эго.

— Да я Горшку сказал, что трахну её… Его! На слабо меня берёшь, хрен старый?

— В штанах у тебя слабо, — сразу же выкинул Захариус, отчего его спутница едва сдержала порыв истерического смеха.

— Да я прям щас пойду, найду её! Ёб вашу мать, его! — Жан скорчил лицо и «пистолетом» из пальцев выстрелил в Майка, а после поспешил к бару, чтобы перехватить чего-нибудь покрепче для храбрости.

— Давай, давай, Дон Жуан с рынка, — Майк всё же посмеялся низким басом, чтобы окончательно добить друга и сердце Нанабы.

Она любила его шутки и баритонный смех. От этого очарования, которым веяло от Захариуса, музыка со сцены проникала в самую душу, а бабочки в животе пускались в пляс. Таких моментов было не так уж много, поэтому они стали особенно ценны. Они познакомились ещё в восьмидесятом, когда Нанаба появлялась на подиуме и перед камерой чаще, чем ночевала в холодной полупустой квартире, снятой на последний гонорар.

Её карьера модели была яркой, как вспышка сверхновой звезды. Она красовалась на таблоидах и глянце всей Европы. Красота и неприступная дерзость смешались в одном флаконе и воплотились в ней. Молодая девушка с горячим нравом, которая упорно работала изо дня в день, чтобы попасть под свет софитов и стать фавориткой Карла Лагерфельда<span class="footnote" id="fn_28899346_2"></span>.

Судьба Нанабы с самого её рождения была непростой: родители хотели взрастить добрую учительницу или наставницу в воскресной школе, сделать из неё «чистую и правильную женщину». Нанаба всё время чувствовала себя в тисках, вольной птицей, зажатой в крохотной клетке, которой каждый день показывают ясное небо лишь на секунду, заставляя горевать весь оставшийся день. Вопреки всему, чем её «кормили» родители и окружающие, она отреклась от фамилии, семьи и светлого будущего, чтобы жить одним днём и воплотить свою мечту в реальность.

Майк же напротив – никогда не стремился быть замеченным всеми. Он и без этого приобрёл неплохую славу среди девушек, будучи молодым и статным вышибалой в заведениях для светских мероприятий, а после и полноправным телохранителем известного модельера.

В его кармане всегда водились деньги, а в постели модели с глянцевых обложек. Безусловно, такое тело и небольшой скандинавский акцент мог заставить любую красотку прыгнуть в его объятия. Но не её.

Нанаба никогда не хотела быть и не была девушкой на одну ночь, какие пылкие речи не говорил бы её избранник.

Диеты, гастроли, съемки, показы.

Ты должна влезть в размер меньше. Ты не должна вести себя так. Ты должна быть такой и никакой больше.

Она снова оказалась в клетке, но теперь из-за собственной мечты.

Первые гонорары состояли из нескольких вещей из новой коллекции. Молодая девушка даже и предположить не могла, что будет беднее мальчишки, что чистит туфли на улице за фунт.

Истерики по ночам, выходы перед камерой днём.

В восьмидесятые без наркотиков обходились только те, кто не выходил на сцену. Это была такая же нормальная потребность, как поесть или поспать. На светских вечеринках люди могли ходить с ложками кокаина. Нанаба перепробовала всё. И наркотики были лучшие. От большого отчаяния она принимала кучу самой разнообразной дури. Заливала свою пустоту белым вином и закуривала сигаретами одиночество.

Она попробовала наркотики и попробовала первый секс с Майком, который в упор не хотел признавать, что среди всех она не зря фаворитка известных брендов, и не зря привлекла его внимание.

Он узнал о её судьбе, которую она несла тяжким грузом на своих плечах. Нанаба хваталась за него, как утопающий за протянутую руку. Только Захариус не позволял ей бросить всё, только большая любовь к нему не позволяла ей упасть на самый низ социальной лестницы. Но она даже не подозревала о его чувствах, потому что Майк никогда не говорил о них. Старался подавить их в себе, чтобы не подвергать себя этой ответственности. Ответственности за эти отношения и за девушку с таким непростым характером. Эмоции захлёстывали её через край, когда его не было рядом, когда он был с другой и когда старался держать между ними дистанцию.

Несколько счастливых лет для неё и несколько мучительных для него.

За Нанабой ухаживали десятки мужчин, а своей женой представляли сотни, если не тысячи. Однако, она с самого начала выбрала сложный путь. С самого начала она говорила, что никому его не отдаст.

Они были так близки, но Захариус всё сильнее пытался отдалиться, потому что знал, какие мужчины к ней неровно дышат, сколько у них на счету в банке и что они могут сделать для достижения своей цели. И они делали. Множество раз он пропускал свидания с одной из самых известных моделей, чтобы пообещать «пиджакам повыше», что обязательно оставит её в покое.

Известный спонсор пытался завоевать внимание молодой модели, чтобы иметь рядом с собой пассию с красивым личиком и стройным телом. Нанаба отказала, и не раз. Она не могла переступить через себя и лечь в постель с вонючим низким ушлёпком только ради бумажек. Не могла променять свою единственную любовь к мужчине, из-за которого её желание достичь своей цели возросло в тысячу раз.

Навязчивый поклонник изнурял её съемками до изнеможения, до потери сознания и нервных срывов прямо во время работы. Из-за её отказов он пытал юную девушку всё сильнее и сильнее, а она всё глубже проваливалась в пучину отчаяния. Наркотики заглушали боль и отсутствие Майка рядом.

Нанаба умоляла его не оставлять её, упрашивала быть с ней, в слезах писала письма и беспрерывно звонила в его маленькую квартирку.

— Я возвращаюсь в Данию, — сухо сказал Майк, стоя к ней спиной, чтобы не глядеть в её теперь вечно красные от слёз глаза.

После гудки стихли, письма прекратились и слёзы на её щеках высохли. Казалось, что она снова сама потеряла всё, что у неё было.

Два года, полных несчастья. И эти же два года фальшиво-натянутой улыбки перед всеми. Обида настолько поглотила её, что она была готова броситься в реку вниз головой и задушить себя собственными руками.

Нанаба поникла и телом, и духом. Изнурение себя трудом и голод не раз доводили её до больничной койки. Белое вино, бесконечные сигареты и транквилизаторы доводили её до истерики.

Она даже не знала, где он и почему оставил её одну. Почему Майк бросил её на произвол судьбы? Чем она всё это заслужила?

Несколько ужасных лет для них обоих.

Порознь было ещё хуже, чем вместе. Её тело сгорало без его рук, а его кровь начинала закипать каждый раз, когда он думал о ней.

На родине Захариус занялся перепродажей автомобилей. От дорогих модных иномарок до отечественного антиквариата. Всё казалось легальным только с виду. Его руки были в грязи с самого первого дня работы. Сначала продажа машин, затем ведение эскорта.

Когда дела со старыми завистниками поутихли и бизнес подрос – Майк снова возвращается в пыльную Англию.

Знакомство с Эрвином, новый круг общения и новая работа в старом обличии. Дружба с Пиксисом начинается с большого партнёрства, а былая любовь с болью режется в груди.

Он решил найти её снова, чтобы увидеть хотя бы в последний раз перед тем, как она пошлёт его навсегда.

Хуже картины и представить было нельзя. Тощее тело, бледное лицо и абсолютно пустые глаза.

Нанаба не истерила и не прогоняла его. У неё попросту не было сил даже на нормальную жизнь, не говоря уж о выяснении отношений.

Прошёл год восстановления и терапии, полностью оплаченных Захариусом. Майк снова не дал ей упасть на самое дно. Она не сопротивлялась и даже была благодарна ему, но одновременно с этим тихо ненавидела за то, что он бросил её одну.

Нанаба вновь стала улыбаться, вновь почувствовала радость без необходимости постоянно пропитывать свою кровь барбитуратами и галлюциногенами в попытке почувствовать себя живой. Она вновь влюбилась в того самого мужчину, однако теперь подпускала его только к своему телу, но не к сердцу, как было прежде. Хватит и телесной близости. Теперь это – всё, что между ними осталось.

Жан спешно направился к бару, возбуждённый новым спором и делом, касающимся его собственного достоинства.

— Горшок, ну-ка плесни мне абсента поживее! — выдал Кирштейн и хлопнул ладонью по барной стойке.

— Старик, ты ж с похмелья, — усмехнулся Марло, но уже взял с полки дорогую бутылку алкоголя. — Расплатиться не забудь.

Кирштейн достал кожаный бумажник из внутреннего кармана пиджака и положил на стол тысячу фунтов.

— Сдачу оставь себе, — Жан осушил стакан с крепким абсентом безо льда в один миг, устремляя свой «взгляд хищника в поисках добычи» в общий зал.

Музыка заиграла ритмичнее. Кровь в венах зациркулировала быстрее, адреналин достиг его мозга намного раньше крепкого градуса.

Небольшое количество людей было ему как нельзя кстати. Кирштейн огляделся уже в центре помещения, рассматривая все игорные столы и заметил свою «жертву».

— Ага, вот ты где, — сказал сам себе Жан, расправил плечи, а после расстегнул ещё одну верхнюю пуговицу на груди. Руками пригладил волосы на висках и поправил наручные часы.

«К бою готов». Именно так он думал всякий раз, когда ему предстояло завлечь какую-нибудь красотку в свои сети шарма и очарования.

Ноги несли его быстрее скорости его гоночной машины к дальнему углу зала. Некоторые из посетителей оборачивались на него, однако сейчас самого Кирштейна мало волновало общее внимание.

Тот самый, кого уже прозвали «горячей цыпочкой» и спутали с проституткой, сейчас собирал по столу небрежно брошенные карты и раскиданные фишки после окончания игры.

Жан уселся за стол прямо напротив дилера, которого так долго искал и о котором так долго спорил. Он окинул юношу взглядом и снова подумал:

«И правда не баба. Ладно, назад пути уже нет».

— Хотите сыграть, сэр? Подождите немного, нужен ещё хотя бы один игрок, — большие голубые глаза устремились прямо на Кирштейна, пока тот в голове оценивал крупье.

— Слушай, — Жан облокотился на стол локтём и прокрутил золотой браслет пальцами другой руки. — Армин, верно?

— Верно, сэр, а как…

— Бейджик. Там твоё имя, — Кирштейн перебил дилера, отвёл взгляд в сторону и медленно моргнул, чтобы изобразить лишь лёгкую заинтересованность им и блеснуть своей внимательностью.

— Ах, точно, — Армин сложил все карты и поместил в шафл-машинку, чтобы перетасовать их и отправить для последующей обработки. — Подождите других игроков, хотя бы одного, и мы начнём. Или же можете выбрать другой стол,— он вежливо улыбнулся.

— Я Жан. Жан Кирштейн, — он добавил в свою речь немного немецкого акцента, потому что обычно это очаровывало дам.

— Что ж, приятно познакомиться, — Армин снова дежурно улыбнулся и кивнул. Ему не впервые знакомиться с посетителями.

— Я не буду играть, — Жан провёл указательным и большим пальцами по своей щетине вдоль острой линии челюсти и подбородка, — Я пришёл за тобой, — он слегка прищурил глаза, делая свой взгляд янтарных глаз ещё более хитрым.

— Что, простите? — тот немного опешил от такой новости. — За мной?

— Да, мне нужен ты, — Кирштейн указал на него пальцем, — Ты же Армин? — произнёс и дёрнул уголком губ вверх, изображая, как он сам считал, «улыбку искусителя».

— Я…

У Армина внутри всё сжалось от страха. От страха и возможного представления о том, что этот Жан был послан начальством, чтобы разобраться с ним за его провал в приватной зоне.

— Мы встречались раньше, но ты, наверное, меня не помнишь, — соврал Жан, вставая со стула и медленно вышагивая вдоль периметра стола по направлению к дилеру. — Было непросто отыскать тебя, — последняя фраза была ключевой в технике «хищника».

— Да, я виноват. Простите, должен был встретиться с Вами раньше, — Арлерт опустил глаза вниз, думая о своём проступке и искренне стыдясь за него.

— Не нужно извинений, — Кирштейн уже оказался возле Армина, останавливаясь совсем рядом с ним. Он оценил их разницу в росте, а потом, наклонив голову вбок и вытянув шею, оглядел его вид сзади, как несколько дней назад. Захотелось присвистнуть, но сейчас это делать было бы несуразно – могло спугнуть и без того волнующегося юношу.

— Надеюсь, господин не сердится на меня слишком сильно. Я возьму ещё смены, чтобы исправить свою ошибку, — Армин потупил взгляд ещё сильнее, и почти сразу же вздрогнул, когда между его лопаток легла чужая ладонь.

— Господин. Я не против, если ты будешь так называть меня, — голос Жана стал пленительно ласковым, и без того сливаясь с низким голосом певца на сцене, — Я не сержусь на тебя, — он наклонился к уху Арлерта, рукой скользя к его пояснице.

Армина словно током прошибло от осознания того, как крупно он ошибся именно сейчас. Он понял, что это вовсе не подчинённый Пиксиса, а обычный клиент заведения, который пытается его склеить.

— Что Вы себе позволяете? — Арлерт сразу же отпрянул назад от назойливого посетителя, как только чужая ладонь достигла края рабочей жилетки и перешла на брюки.

— Да ладно тебе, — Кирштейн игриво улыбнулся, поскольку ожидал такой реакции изначально. — Не бойся. Поедем, повеселимся, а потом можем и ко мне, — он снова старался быть ближе к Армину.

— Сэр, Вы, кажется, обознались, — глаза Армина забегали в поисках охраны поблизости, пока сам он пятился назад. — Извините, но мне пора! — его голос дрожал от страха, что за ним снова увяжется посетитель и что без охраны от него вряд ли можно будет отбиться.

— Эй, подожди, — погромче сказал Жан, когда «жертва» уже убежала из его цепких лап.

Охота впервые не удалась. Удача сегодня явно не на его стороне.

Арлерт с выпрыгивающим от тревоги сердцем сначала быстрым шагом поспешил скрыться между столов, а после и вовсе исчез за дверью коридора для персонала.

— Твою мать, — прошипел Кирштейн сквозь зубы, закусывая нижнюю губу изнутри. — Это меня отшили, что ли? — спросил он самого себя и вопросительно выгнул бровь.

«Ну ничего, Армин, ты потом сам за мной бегать будешь», — домыслил Жан, уже торопясь к выходу из казино, по пути изрядно покрывая всех и вся отборной бранью. Он был беспредельно взбешён, поскольку ему ещё никто не смел отказывать.

Возвращаться к друзьям уже не было желания, тем более «с пустыми руками». Они засмеют его ещё больше, особенно Фройденберг. Ведь он пока не знает, как сильно его друг облажался.

***</p>

Устланная опавшей листвой главная аллея парка больше походила на старое лоскутное одеяло или церковный витраж – слишком пёстро, аж в глазах мутнее становилось. Для конца октября стояла довольно-таки тёплая погода. Рой облаков то и дело закрывал собой слабо греющее солнце.

Настроение Леви, которое и так обычно не из хороших, теперь насквозь пропиталось меланхолией от созерцания увядающей природы. Всё вокруг точно погружалось в сон, глубокий и тягучий.

Не дремала только извечная настороженность Аккермана: почему Эрвин назначил их встречу не в кабинете, а именно здесь? И почему пришлось ехать сюда, в Баттерси, ещё и в выходной?

Думы тяготили. Он тащил их вслед за своими шумными шагами по разномастным листьям. Тени полуобнажённых деревьев зловеще возвышались над головой, отчего оставалось только подавлять невесть откуда появившуюся тревогу.

Но проскальзывающая между общим беспокойством мысль о том, что встреча всё же со Смитом, действовала как таблетка успокоительного. Леви не до конца понимал, как же так происходит: что тогда, на дне рождения, когда Эрвин нашёл сбежавшего от общего празднества у лестницы, что сейчас. Просто чувствовалось – в случае чего, ему смогут помочь. И, как бы ни хотелось доказать обратное, он действительно в этом нуждался. Хотя бы в какой-то призрачной уверенности, что так будет. Потому как сам Леви всё ещё крайне упрямо отрицал необходимость подобных бесед – не хотелось понимать, что твориться что-то не то. Да и вообще, всё с ним в порядке, к чему излишняя болтовня?

Дорога шла полукругом, повторяя очертания озера. Любой пришедший мог сказать, что водоём является своего рода сердцем парка, потому как занимает внушительную его часть. Осталось добраться до фонтана, который и являлся опорным пунктом для встречи.

«По идее, прямо, вглубь парка, а после направо», — проговаривал Леви про себя, не имея должного представления о расположении местных достопримечательностей. А зачем ему это?

Знать районы крышевания банд? Да. Наиболее подходящий глушитель для винтовки? Да. Лучший способ убрать человека без свидетелей? Да, чтоб их! А вот грёбаные парки – не особо-то его стихия. Поди вокруг так и снуют очарованные осенью идиоты, воспевая оды живописным видам. И не заботит их ничего более.

«Интересно, каково это? — думал он, поглядывая вслед улетающим птицам. — Вот так просто жить дураком, просиживая диван дома по вечерам».

Наверное, неплохо. Наверное, даже более, чем неплохо. Но Леви ни за что себе в этом не признается. Иначе навязчивая мысль о том, насколько всё неправильно в его собственной жизни, загрызёт изнутри. Да и что за бред?! Всё правильно, всё так, как должно быть. Мирская жизнь не для него. Он просто не создан для этого.

Пока эмоции варились со здравым смыслом в котле дискуссий, тропа закончилась, сменяясь вытянутой мощёной площадкой. В центре красовался искусственный водоём с фонтаном посередине. По бокам располагались белые деревянные скамейки, позади которых, как в уличном лабиринте, были высажены кусты кубической формы.

Возле одной из таких скамеек Леви тут же увидел Эрвина. Тот стоял, облачённый в тёплое пальто цвета умбра, и задумчиво смотрел на водную рябь, появляющуюся из-за опадающих листьев. Аккерман зашагал прямо к нему.

Едва завидев приближающегося Леви, Эрвин улыбнулся. А этот парень, подумалось ему, и правда не изменяет своим предпочтениям – опять во всём чёрном, отчего на контрасте лицо казалось совсем уж блеклым, как фарфоровая ваза.

— Здравствуй, Леви.

— Да, привет, — Аккерман остановился подле него. — Почему мы здесь?

— Как добрался? — Смит пригладил чуть влажные волосы назад. Интонация была такой, словно ему и правда было интересно.

— На метро. Поэтому хреново – многолюдно. Ты не ответил на мой вопрос, — теперь Леви хмурился.

— Потому что погода чудесная, разве это не редкость? — Эрвин указал рукой на скамью, тем самым приглашая присесть на нее.

— И всё? Серьёзно? — тонкие брови исказились в недоумевающем раздражении. — Нет уж, спасибо, постою.

— Не всё. Помнишь про наш уговор? — Смит приземлился на старую лавочку, — Не бойся, она тебя не укусит, — он пропустил несколько смешков низким басом и ладонью смахнул пару сухих листьев с дощатого сидения, пытаясь уверить Леви в том, что здесь абсолютно чисто.

«Это он сейчас так пошутил? Боже…», — металось в голове Леви, который вскоре решил присесть возле своего начальника.

— Тот уговор, из-за которого теперь я – твой ручной зверёк для опытов? — бросил он, едва оказавшись в сидячем положении. Настроение решило полететь с трамплина вниз, провоцируя резкие высказывания.

От былой непринуждённости Эрвина и следа не осталось – сощурился, тяжело и пристально глядя на собеседника.

— У меня никогда не было такого в мыслях. Я всего-навсего стараюсь помочь.

— Зачем тебе это, Эрвин? — Леви, до этого демонстративно пялившийся на неработающий фонтан и старавшийся не прижиматься к спинке лавочки, теперь тоже жёг дыру в чужих глазах. — Какой тебе прок? Воспитать себе бездушного наёмника, так? Понимаю, что испытательный срок ещё не окончен, но я маячу перед тобой весь месяц. И уже говорил, что готов работать. К чему этот цирк?

— Ты всегда воспринимаешь стороннюю помощь так враждебно? — Смит не давил, а только аккуратно направлял разговор в нужное русло. — Это всего лишь беседа.

— Никакой помощи извне не существует, — Аккерман сейчас констатировал устоявшийся в его голове факт. — Есть только услуга за услугу, баш на баш, да называй как угодно.