12. Хельга и Арнольд (2/2)

Я крепко сжимал его запястье, и кровь едва ли могла просочиться. Оглянулся в поисках хоть какой-то импровизированной повязки, но, как назло, ничего не находил.

— Аптечка где? — я поднялся с колен, свободной рукой схватил Славино лицо, заглядывая в пустые глаза. Он думал несколько долгих секунд, прежде чем ответить.

— В спальне, в тумбоч-чке, — запнулся он. Глаза у Карелина закатывались, и я хлопнул его по щеке.

— Только не отключайся, я сейчас… — с сомнением глянув на рану, я решил, что эффективнее будет доставить к аптечке самого Славу, а не наоборот.

Кое-как справившись с длинными конечностями, я подхватил мальчишку и рванул в спальню. Среди нас двоих хоть кто-то должен был сохранять рассудок, и я держался из последних сил. Рука у Славы побелела, но отпускать я не решался, дотягиваясь до тумбочки и открывая ящик за ящиком, пробираясь сквозь залежи открытых коробочек с гандонами. Одна потертая упаковка с бинтом валялась в самом низу. Я порвал обертку и плотно замотал порез.

Карелин тяжело дышал, но глаз с меня не сводил. Когда я закончил, он хитро улыбнулся краешком губ.

— Отвернись, нахуй! — рявкнул я. — Ты ебанулся? Ты вообще понимаешь, что я чуть не?.. — Слава оборвал меня, хватая свободной рукой за запястье.

— Нежнее, епт, — смешок больше напоминал писк слепого котенка.

— Да пошел ты, — я стиснул зубы, продолжая смирять его голодным взглядом, стыдливо признавая, что физическое возбуждение, которое я испытал, было настоящим.

— Мне понравилось, лучше травки, — констатировал Слава, распаляя меня. Я зло откинул его руку и отошел от кровати.

Карелин был бледный, но, кажется, довольный — псих. И я — ни чем не лучше него. Его кровь — густая, теплая, согревала мое нутро, оживляла. Я и подумать не мог, что именно за это был готов поблагодарить Элис.

Я прижался к стене, подальше от мальчишки, а он, приподняв порезанную руку над головой, улыбался чему-то своему.

— Если собираешься стоять там, как истукан, — притащи сигареты, — просипел он, за окном потихоньку занимался рассвет. Домой я вернусь еще нескоро. Пока точно не буду уверен, что с идиотом все в порядке.

Слава выжидающе смотрел на меня, но я даже не пошевелился.

— Спи, Слава. Рот захлопни и спи, — отрезал я, пытаясь унять жажду, скребущую горло. Но утихомирить этот пожар мог только Карелин, и я не знал, стало бы лучше, если бы я выпил его целиком.

— Хорошо, Арнольд, — фыркнул Слава, умиротворение быстро захватило его, он подсунул ноги под одеяло и заснул.

Его кошак, словно почуяв неладное и пересилив себя, показался в дверном проеме. Грозно мяукнул, убеждаясь, что с хозяином все в порядке, смерил меня строгим взглядом и скрылся в темном коридоре.

Мне же оставалось только наблюдать за мирно спящим Карелиным и медленно плавиться от пожара, раздирающего грудь.

***</p>

— Ты еще здесь? — простонал Слава, разлепляя веки и уставляясь на меня сонными глазами. Он почмокал сухими губами, перевел взгляд на раненую руку: «Ты там всю ночь простоял, что ли? Ебанулся?»

— Ебанешься тут слушать твой храп и пердеж, — я поморщился, выглядывая в окно — было давно за полдень. — Может, стоило вызвать паладинов, чтобы тебя в психушку уложили за попытку суицида? — мальчишка нахмурился и с трудом сел на постели, едва ли справляясь с длинными непослушными конечностями. — К тому же, Андрей мне бы голову оторвал, если бы ты здесь ласты склеил.

— Ты сам кому хочешь голову открутишь, — фыркнул Слава, зевнул, пригладил растрепанные волосы. — Я в душ, — он решительно встал с кровати, пошатнулся и направился в ванную.

— Кричи, если спинку потереть потребуется, — хохотнул я, но ответом мне было гордое молчание и средний палец.

На улице вовсю жарило солнце, и я не мог дождаться, когда наступит осень, а потом — мрачная, темная зима. Путь наружу до ночи мне был заказан. Карелин ввалился в спальню через полчаса, от него пахло гелем для душа и питерской хлорной водой. Он шустро стащил с бедер полотенце, совершенно не обращая на меня внимания, вытер мокрые волосы, поковырялся в куче мятой одежды, откапывая футболку и треники.

— Я мог бы сделать пару фоток и выложить прямо за тем постом в твиттере, — усмехнулся я, старательно отводя взгляд — последнее, что мне хотелось видеть, так это голого Славу КПСС.

— Мою междуножную матумбу — крупным планом, пожалуйста, — Карелин, не успев натянуть штаны, принял непристойную позу и подмигнул.

— Блять, оденься! — я невольно скривился, отворачиваясь.

Слава только приторно хихикнул, но возражать не стал. Пошарился в поисках телефона и пошел на кухню, я — за ним. Он быстро нарезал колбасу и швырнул на разогревающуюся сковородку, поверх разбил три яйца.

— А ты тут надолго? — неуверенно уточнил Слава, работая деревянной лопаткой.

— Пока не стемнеет, — я поднес руку под луч солнца, пробивающийся в щель между стареньких занавесок — блики рассеялись по всей кухне, и Карелин привычно закатил глаза.

— Да понял я, понял, — он отскоблил пригоревшую яичницу в тарелку, щелкнул кнопку электрического чайника и упал за стол. — Ни за что бы не подумал, — Слава набил полный рот и долго усердно жевал, прежде чем продолжить, — что буду завтракать с Оксимироном, — он со смехом покачал головой и воткнул вилку в кусок скукожившейся колбасы. — А ты? — ткнул в меня вилкой, встречаясь взглядом.

— Что-то я не вижу своего завтрака, — подыгрывая Карелину, я огляделся по сторонам и остановился на его забинтованном запястье. — Ах да, у меня был неплохой аперитив.

Слава уставился на мокрую, посеревшую повязку и отставил тарелку. Он несколько секунд мусолил узел, но со вздохом сдался, выудил из ящика под раковиной хозяйственные ножницы и отрезал завязки. Карелин медленно размотал бинт, последний слой прилип к ране, и парень отдирал его с шипением.

— Ну, пиздец, — выдохнул мальчишка. — Что скажешь? — он протянул мне руку, будто я мог объективно оценить то, что было перед глазами.

— Что было вкусно, — я пожал плечами, сглатывая — голод распалялся, комом вставал в горле. — Больше никогда так не делай, — хмуро добавил я.

— Почему же?

— В другой раз я могу и не сдержаться, — Карелин только вздрогнул, переводя тему:

— Не загноится? — Слава с сомнением разглядывал свои труды.

— Не должно, если в дерьме ковыряться не будешь голыми руками. Но лучше чем-то обработать и замотать обратно, — Карелин таращился на меня так, будто призрака увидел.

— Ты голоден?

— С чего ты взял?

— Твои глаза — черные, а вчера были красными, — что ответить я не нашелся. Слава и без того знал, что его запах пробуждал во мне безумную жажду. К тому же, он сам в этом убедился. — Ладно, — Карелин жевал с аппетитом, потом, не доев, достал из верхнего шкафчика банку с растворимым кофе и заварил в большой кружке. — А где сейчас твой создатель? — огорошил меня совершенно будничным тоном, вспоминая наш поздний разговор. Я нахмурился — я не был готов отвечать на этот вопрос. Не сейчас.

— Расскажу тебе в другой раз.

— Он жив? — я отрицательно покачал головой.

Слава доел молча, сполоснул грязную посуду, закурил и выудил из холодильника банку пива. Я глянул на часы — день будет долгим. Очень долгим. Каким словом можно было бы назвать общий досуг с человеком, от ненависти и желания к которому внутри все клокотало? По мне плакала «Оружейная палата» Сан-Франциско.

Я гадал, действительно ли Славе так важно мое присутствие? Да и я сам, несмотря на заклятье Алисы? Он, выдыхая едкий дым, делал заказ в аптеке — вязанку бинтов и перекись водорода. Может, стоило помочь ему? Зализать рану, как это делают псы? Если яд пришивал конечности, то с какой-то царапиной он мог справиться без труда. Но я не решался предложить подобное. Как и не хотел мириться с последствиями, если бы Карелин обратился.

— А что твоя дворняга? — обратился я к мальчишке, отвлекая его от бездумного пролистывания социальных сетей.

— В каком смысле?

— Он получил, что хотел?

— Не знаю, я в это не вникаю, — отмахнулся Слава, но лгать он не умел.

— Твоя очередь рассказывать, — я скрестил руки на груди, не собираясь сдаваться просто так.

Карелин выдохнул, отложил мобильник.

— Кем были эти волки?

— Они… давно отделились от стаи, подчинялись Андрюхе формально, — Слава задумался. В нем точно боролись два начала: друг, которому доверился волк, и связанный проклятьем щенок. — Они не желали жить рядом с вампирами.

— А как же взаимовыгода? Чем дольше мы жили рядом, тем больше селян присоединялись к стае, ведь так? — уж во что, а в это я точно верил.

— Это неважно. Ты — враг для них. А когда Марк понял, что Андрей якшается с кровососами, — вендетта, нахуй.

— Почему вендетта? — удивился я, горько хмыкая — Марк, как иронично.

— Он — дядька Андрея. Брат отца. И не хотел, чтобы малолетка правил, — Слава знал больше, чем говорил, но этого было вполне достаточно. — Блять, ты не представляешь, что значит вариться в этом говне обычному человеку.

— Но ты не обычный человек, — я слабо улыбнулся.

— Большинство в деревне поддерживало Андрея, конечно, находя выгоду в сожительстве с вампирами, — Слава пропустил мои слова мимо ушей.

— И как же Андрей убедил их напасть на мой дом? — вот, что до сих пор было для меня загадкой.

— Он убедил их, что группа Армаса нападет с другой стороны.

— А в разгар битвы они бы уже не смогли унести ноги… — Карелин кивнул.

— Теперь ты знаешь, не спиздани нигде, иначе Замай мне мозг выебет. Вся эта политота — не мое дело. Но мне по приколу, — он закашлялся и затушил сигарету о край раковины.

День тянулся бесконечно. Я наблюдал, как солнце еле-еле катится по небу, слушал дерзкие подколки Славы, старался держать себя в руках, но даже взгляда от его шеи отвести не мог. К шести вечера в дверь позвонился курьер, и Карелин несколько минут возился со своим запястьем, напрочь отказываясь от помощи. Хотя я и сам сопротивлялся не долго — зачем играть с огнем?

Слава много пил и много курил. В десять он заявил, что осталось всего две банки и ему нужно в магазин. К тому же уже прилично стемнело, и я был не прочь поскорее убраться из его прокуренной конуры.

— Просто так ночью пивасик не купить, если не знаешь мест, — гордо сообщил он. — А мы чем-то похожи, — задумчиво протянул Слава.

— Чем же?

— Зависимостью от выпивки, — Карелин фыркнул и закрыл за нами дверь.

Мы петляли по улицам Васильевского острова, когда мой телефон очнулся после долгого молчания. На экране значился номер Женьки. Я открыл сообщение, но в прочитанное было трудно поверить. К тому же, эта история давно утратила свои права на актуальность. И не имела ко мне никакого отношения — именно так я думал.

«Мир, Дима объявился. Мы вылетаем ближайшем рейсом», — под «мы» она имела ввиду ее и Марию с Диланом? Нет, конечно, нет. Женя и Дима. Отпуск ее закончился раньше, чем планировалось. А он был хуже десяти таких, как Элис. Он умел убеждать, возможно, лучше, чем я. Хотя и не обладал способностями. Все, что у него было — ненависть, жестокость и грубая сила. И я искренне надеялся, что ничего из этого он к Женьке не применил. А главное — что с Женькиного номера писала именно она.