11. Альтерация (1/2)

Безумию я дал зеленый свет. Меня мучило ужасное, просто невыносимое чувство вины, с которым я не мог бороться. Оно, как смирительная рубашка, связывало по рукам и ногам, но яркие картинки, вспыхивающие в больном сознании, тусклее не становились.

Hold on a coal field, — говорил я себе, но Слава, чем-то напоминая Холдена Колфилда, одним только своим существованием разбивал мои надежды на возвращение к былым денькам. Я не мог писать — с момента нашего знакомства я не родил ни одной строчки. Я не получал кайфа от охоты — никто не мог утолить мою жажду.

Ваня продолжал травить «голубые» шутки, Илья старательно игнорировал, едва ли не отрицал мое проклятье. Рита все время где-то пропадала, упорно не замечая меня. Женя писала, что Лондон совсем не изменился, и что она подумывает о покупке квартиры. Я был готов сделать для нее, что угодно, но было поздно. Я уже тотально проебался.

Я таращился в экран планшета, пока Слава успешно унижал Эрнесто. А затем принялся за меня: он открыто бросал вызов, и в его глазах горел лютый, жаркий огонь. Он выплевывал каждое слово в камеру, смотрел прямо на меня, и я невольно вздрогнул. Я гадал, когда проходили съемки, может, во время тура? Карелин был изворотливой дрянью, находись я там, я бы не выдержал — растолкал толпу, повалил его на пол и вонзил бы зубы в его белую, такую аппетитную шею. Сглотнув, я тяжело выдохнул, прикрыл глаза — экран под давлением треснул.

Ебаный-ебаный Слава!

Досматривать я не стал. Его слова обжигали не меньше запаха крови. Может, Алиса не ошиблась, в отличие от меня, и ясно трактовала его настрой? Значит, я был глуп, слеп и ничтожен, если не сумел прочесть такого незамысловатого анархиста, как Слава. И я ведь делал все, что было в моих силах: держался от него подальше, плясал под дудку Замая, так легко предал семью — конченный урод.

Я сорвался с места. В животе и груди клокотало — у голода были рога и вилы, он решетил меня изнутри. В горле рокотало. С рыком я рванул на улицу, лесом, вдоль шоссе. Мне казалось, что ноги даже земли не касались. Я с ревом перемахивал гигантские гранитные валуны. Сила, ведущая вперед, исходила не от меня. И даже не от Карелина. Если Элис вновь появится в моей жизни, я просто убью ее. Чтобы твердо стоять на ногах, я должен был нащупать почву, и пока Слава выбивал ее, сам того не зная.

Нет, он все понимал. Определенно.

Возможно, я нехотя недооценивал Славу — что может человек в сравнении с вампиром? Быть слабым, неуклюжим, проживая жизнь одним днем.

Вскоре я был у его дома. Прохладные лучи заходящего солнца били в спину. Накинув черный капюшон, я обивал порог в его квартиру. Несколько долгих минут потребовалось, чтобы собраться с мыслями. Я жестко забарабанил в ветхую дверь. Карелин открыл быстро, на его белой футболке значилось «Ленина пакет». Слава будто ждал меня. Он широко улыбнулся.

— Жадная до хайпа свинья? — рявкнул, отталкивая его с прохода и залетая в квартиру. Плевать. — Охуел? — ровнее произнес я, стараясь загнать себя в какие-никакие рамки.

— Лучше бы сразу согласился, без выебонов, — Слава пожал плечами, прикрывая дверь. — И не ори, бабка тут дотошная живет. Всю душу вынет, — он утер лоб рукой, ухмыльнулся.

— Неужели ты думаешь, что этого достаточно? — я прищурился, осаждая мальца.

— Но ты же уже здесь? — Карелин не сдавался. — Кстати, есть не хочешь? — он приблизился, наклонился ко мне, и в его глазах отразились мои — черные, голодные.

С каких пор он так осмелел? Может, сложил два и два? Ведь я мог позволить волкам порвать его. Запах сводил меня с ума и сейчас ранил больнее, чем я мог выдержать. Слава вытянулся, склонил голову на бок, открывая шею. Меня затрясло. Я хотел схватить его за плечи, сдавить до хруста, вонзить зубы, сделать глоток, один-второй-третий, и Карелин бы погиб в моих руках. Но стая — мой Дамоклов меч, и со своей жизнью я прощаться не хотел.

Я сделал шаг к Славе, он держался стоически, даже сердце билось медленнее, чем обычно.

— Ты такой ручной, — иронично брякнул Карелин, когда я едва ли не прижимался к нему. Я пожирал его взглядом — в нем не было ничего идеального (кроме запаха) — родинки, застарелые шрамы, неровная стрижка. Я дышал в его шею, и у Славы от прохладного воздуха волоски на руках встали дыбом.

Несколько сантиметров разделяли мои дрожащие ледяные губы и его горло.

— Почему ты хочешь… умереть? До Клуба «Двадцать семь» тебе, как минимум, год, — Слава улыбнулся краешком губ.

— Мне интересно, как далеко ты зайдешь, — прогудел он, покосившись на меня. Зрачки у Карелина расплылись черными блюдцами, от волос несло забористым канабисом и шампунем. — Но я знаю, что ты — ссыкло, — хмыкнул, очевидно намекая не только на мою нерешительность по отношению к его крови.

Я снова втянул воздух, боль одним выстрелом пронзила все тело. Я дернулся, хватая Славу за ворот мятой футболки, подтянул к себе. Легко, но с едва сдерживаемым желанием, я пробежался языком по его соленой от пота шее. Кожа была теплая и такая приятная на вкус, что я на мгновение задержался, едва касаясь зубами — одно неверное движение, и Карелин добьется своего. Но Слава покорно замер, ритм его сердца напоминал пьяный метроном.

Голод заставлял меня сомкнуть челюсти, утолить жажду, сковавшую все тело, но я решительно оттолкнул Славу. Он, довольный собой, поправил футболку, передернул плечами и развязно протянул:

— Латентный ге-е-й, — оскалился в улыбке, — выбрал синюю таблетку и стал открытым пидерастом.

За всю жизнь я встречал немало гомосексуалов: Уайльд, Дантес, Тьюринг, Меркьюри, Фрай, но я точно не чувствовал к Славе то, что он подразумевал.

Слава выудил из кармана «Айкос» и закурил. Он выдыхал дым в мое бледное, дикое лицо — я ловил его дыхание.

— Завязывай с этой поебенью, — я разогнал дым рукой. — Тебе понравилось, — Карелин скривился.

— Заднеприводное ссыкло, — констатировал Карелин. — Даже удивительно, что оборотни не прикончили тебя, — Слава продолжал изрыгать словесный понос уже в режиме реального времени.

— Чего ты добиваешься? — меня не трогало ничего, кроме его маленького существа. Любые слова — хорошо выточенная маска.

— Твоего внимания, конечно, — саркастично усмехнулся Слава. Иронии в этом жесте было меньше, чем хотелось Карелину. — Задержишься или пойдешь на хуй? — он как бы невзначай провел ладонью по шее.

— До полуночи, а потом я пойду и убью кого-нибудь, — я подмигнул Славе. Лицо у него вытянулось. — Возьму тебя как-нибудь с собой, если хочешь, — предложил я, но Карелин тут же отрицательно помотал головой. Умница. Быстро схватывает.

— В полночь все спят, кроме real boys.

— И вампиров, — хмыкнул я, проходя вглубь квартиры.

В спальне у Славы буйствовал беспорядок, настоящий хаос. Как и несколько дней назад.

— И ты графоманишь в этом сраче? — я вскинул брови.

— Судя по текстам, графоманишь ты, в своей жидовской конуре, — Карелин подошел, дернул за ручку, и дверь захлопнулась перед моим носом.

Слава прошел на кухню, я последовал за ним. Он с ученым видом открыл холодильник, желтый свет озарил его лицо.

— Пиздец как всегда приходит внезапно, — Слава покачал головой и выудил из кармана мобильник. — Закажу в «Деливери», ты будешь что?

Я засмеялся. Дурачок. Ты мой обед!

— Нет, — всхлипнул я, с трудом успокаиваясь. — У меня монодиета.

— Правда? — Карелин сделал вид, будто не подозревал об этом. — То есть, я?

— Если настаиваешь, то так и будет, рано или поздно, — я занял старенькую табуретку, поближе к отрытому настежь окну и подальше от Славы.

— То есть, не спишь и не ешь… — задумчиво протянул Карелин, — щелкая по экрану телефона. — Бессмертный, быстрый, сильный и так далее, — он поднял взгляд и уставился на меня, загибая пальцы.

— Ликбеза по немертвым не будет, — отрезал я и махнул рукой. — Лучше ты расскажи, какого хуя такой смелый?

— Антихайп, блять, — крякнул Слава. — Нихуя себе, полтора часа? — он зло бросил телефон на кухонный стол. — Я ненавижу позеров, пиздаболов и трусов, а ты — все разом, я считаю — это удача. Отличный повод выебать очередного шарлатана. Весь твой «окситабор», мразотных фэнов, вашу хоп-конторку и помойный «Версус», — Карелин смотрел прямо в мои глаза, вот так, без страха.

Он ясно верил в то, что говорил. Я чувствовал, как тягучая, необузданная ненависть, извиваясь, тянула ко мне липкие лапы. Хищный симбиот — Слава Карелин — все же не солгал о том, что чувствовал: его забавляло бессмертие, он презирал меня, но, тем не менее, какое-то болезненное желание, темное и порочное, надежно укрепилось в его сознании. Может, он и себя ненавидел? Самоуничтожение — моя прерогатива. И я не думал, что мальчишка, олицетворяющий самый жесткий напых, способен на это.

— Хорошо, — смысла находиться здесь больше не было, на улице уже стемнело, а значит путь мне был открыт, — мне пора, — я поднялся со своего места. Слава удивленно похлопал глазами.

— Но ведь только десять? — голос у него звучал уже не так холодно, не так уверенно.

— Приятного аппетита, — я улыбнулся, и, послав воздушный поцелуй, запрыгнул на подоконник и нырнул в окно. До ушей донеслось слабое «и тебе», но я уже был далеко.

***</p>

Пить хотелось так, что выбирать жертв долго не пришлось. Я вгрызался в горло, жадно глотал, кровь была горячая, сознание исполняло кульбиты, яркие картинки мелькали перед глазами — это наркотик, на который я плотно подсел тысячу лет назад. Находка для нарколога, тема высокотиражной диссертации. Я выпил четверых — не абсолютный рекорд, но весомый аргумент — чем чаще я видел Славу, тем сложнее было бороться с жаждой.

Я возвращался домой на рассвете, в лесу было тихо, и шаги Риты я заслышал задолго до того, как она появилась во дворе. Она замерла, удивленно таращась на меня.

— Мир? Охотился? — я кивнул. Удивление сменилось плохо скрываемым разочарованием. — От тебя несет Карелиным.

— Я заходил к нему, — признался я, приближаясь к ней. — А ты откуда? Я думал, ты надолго… — знакомый запах ударил в нос — волчий шлейф. — Где ты была? — прищурился я, потянув носом.

Рита замялась. Расшифровывать теории заговоров я не хотел, поэтому молча ожидал ее объяснений. То, как она смотрела на меня, навевало мысль прибегнуть к принуждению. Я заглядывал в ее полыхающие вишневые глаза — какая-то сокровенная тайна клубилась в них, пытаясь найти выход.

— Помнишь, — начала она и тут же закусила губу, — как ты боялся признаться нам, что едва не прибил Гнойного? — я кивнул. — Я встряла в похожую историю.

— Неужели? — я недоверчиво скривился, Рита только нервно поправила длинные волосы.

На пороге дома показались Илья и Ваня — оба недоуменно разглядывали нас.

— Вы чего там? — Мамай направился к нам. Рита судорожно соображала, ища поддержки то у Вани, то у собственного животного «духа».

— Якшаешься с чих-ва-ва? — весело улыбнулся Евстигнеев, приближаясь к нам. Ноздри у него широко раздувались, глаза недобро сверкали.

— Объясню, — отмахнулась Рита, встречаясь жестким взглядом с каждым из нас.

Она набрала в грудь побольше воздуха и решительно продолжила:

— Возможно, если бы не я, — она прикрыла глаза, — стая бы явилась сразу после того случая с их девчонкой, — я напрягся.