Общий сбор (1/2)

За несколько месяцев до.

Сейчас самый разгар осени в привычном её проявлении. Сезон дождей начался уже как два месяца, но я по-прежнему не могу свыкнуться с ним. Я знаю, что это просто вода, капающая с неба, но с уверенностью могу заявить, что ненавижу дождь. От него страдают мои волосы: они начинают странно завиваться, и я это терпеть не могу. На укладку уходит достаточно времени, хоть я и без неё прекрасна.

— Я устала от этого, Эви. Не могу так жить, — до меня не сразу донёсся надрывный крик, пытающийся пробиться сквозь шум дождя и грома.

Точно, совсем забыла. Я взглянула перед собой, мне приходилось прикладывать усилия, чтобы не щуриться от воды, хлещущей по лицу. Передо мной стояла хрупкая девушка с белоснежными волосами. Как её там...Рэна, Рина? Это не столь важно, как было важно то, что мы сейчас стоим на крыше нашей школы. Я не могла поверить, что и вправду докатилась до такого.

— Мне надоело слушать постоянные издёвки, приходить домой с синяками, которые так хорошо видно на моей бледной коже.

— Они просто мудаки, дорогая. Не стоят твоей смерти, — я выдавила из себя жалкую пародию на улыбку, но она поверила даже этому, и это бесило ещё больше.

— Я просто хочу закончить раз и навсегда.

Я нервно сглотнула ком в горле, аккуратно смотря вниз, отсюда лететь пару секунд, но при особой удаче получится отвертеться лишь инвалидностью до конца дней. Одноклассница, стоящая между мной и пропастью, часто таскалась за мной и считала меня своей лучшей подругой. Я была уверена в этом, ведь не раз слышала из её же уст, как ей повезло иметь такого друга как я. Но у меня никогда не было, нет и не будет друзей. От осознания того, что сейчас я стою здесь, на промокшей крыше, в не менее сырой одежде, хотелось кричать. Ненавижу дождь.

— Дорогая Рената, — её имя наконец всплыло в моей памяти, — Ты должна жить, какую бы внешность не имела.

Я всегда была никудышным спасателем, и сейчас это как нельзя было заметно, ведь иначе одноклассница уже давно последовала бы со мной на лестницу, ведущую вниз со школьной крыши.

— Заткнись! Ты же такая же, как они. Я всегда видела, как ты снисходительно смотришь на меня, но так сильно хотела иметь хоть одного настоящего друга, что закрыла глаза на всё это. Да ты...ты...ты же меня терпеть не можешь, — Рената сорвалась на крик, и в этот момент я стала свидетелем первой её вспышки гнева.

С таким омерзением на меня ещё никто никогда не смотрел, но всё бывает впервые, верно? Докатилась, Вита, таскаешься с какой-то малолеткой, хотя могла бы сидеть дома и отогреваться горячим чаем, смотреть новую серию любимого сериала. К сожалению или к счастью, я не планировала становиться психологом, как вырасту, а потому совершенно не знала, как помогать людям в такой ситуации. Да и кто она такая, чтобы я пыталась помочь?

— Сука, да если бы я знала, я бы убила себя ещё тогда, когда ты впервые подошла ко мне, — её глаза покраснели, хотя куда ещё, казалось бы.

Она была права, на её коже очень хорошо были видны все ссадины и синяки, словно она была холстом, а задиры в школе прирожденными художниками. Сейчас, я как никогда это видела, но раньше мне было плевать. Я не собираюсь испытывать к ней жалость и сострадание.

— Да ты же ничего не исправишь так.

— Ещё как исправлю, мертвые люди не чувствуют боли и не могут слышать всей хуйни, что им говорят выблядки вокруг.

Это не к добру, когда она злилась, то начинала много материться, будто активизировался какой-то особый режим.

— Да лучше бы ты всю эту злость сублимировала для защиты от буллинга, дура, — я мысленно осеклась: оскорблять суицидального подростка, вот-вот собирающегося спрыгнуть и умереть, было не самой лучшей идеей.

Но это подействовало на неё, как пощёчина, тогда я продолжила, пока есть подвижки.

— Ты ведь на самом деле очень сильная духом и можешь постоять за себя. Они и пальца твоего на ноге не стоят, — в этот получилось улыбнуться вполне искренне.

И где эти запоздалые спасатели, я уже устала промывать ей мозг. Мне сказали учителя, которые и отправили сюда как её подругу, что есть два варианта развития событий: либо я уговариваю её пойти за собой, либо тяну время, чтобы спасатели успели расположить снизу спасательный матрас. Забавно, что варианта, где она прыгает до приезда службы спасения и умирает, никто не рассматривал, ведь я с каждой секундой верила именно в такой исход. Я ужасный друг, и прекрасно знаю об этом.

— Эви, ты правда думаешь, что я смогу? — девушка передо мной всхлипнула.

Она плакала навзрыд, но проливной дождь смывал все слезы с её щек. Оттого казалось, что она просто сопит носом. Я бы даже назвала это умилительным зрелищем, но слишком ненавижу её в этот момент. Послышался слабый звук сирен, и я специально не подала виду, но Рената резко обернулась к нему. Что за идиоты?

— Ты позвонила спасателям, предательница. Я знала, что простого разговора не выйдет. Почему я такая дура, — из неё вырвался ещё один всхлип, а затем я почувствовала острую боль в плече.

Эта дрянь ударила меня, она поплатится за это! Моя прежняя дрожь усилилась: мало того, что было холодно, так ещё и злость стала заполонять мой разум. Мои глаза в ужасе расширились, нельзя поддаваться эмоциям, иначе мне выдвинут приговор в суде за Гнев. Я слышала рассказы некоторых одноклассников, родители которых работали надзирателями. Над заключенными там издеваются похлеще, чем над Ренатой, эти глупые школьники. Чтобы грешники поскорее исправились были введены крайние меры. Системе всего три года, но уже как год в неё были добавлены новшества, о которых простым гражданам стараются не распространятся. Из мыслей меня вывела хлёсткая пощёчина, в этот раз я не стала терпеть и дёрнула одноклассницу на себя за её тонкую кисть, та упала и расшибла колено. В её глазах вскипела настоящая злоба, и она схватила меня за лодыжку, пытаясь повалить так же, но я лишь отмахнулась.

— Какого хрена ты так не дерёшься с обидчиками, безмозглая курица, — я держалась за распухшую от удара щеку: холодный дождь немного успокаивал боль, но она всё равно неистово горела.

— Хватит, я знаю, что я тупая. Знаю, что тряпка, не умеющая постоять за себя, — её глаза наполнились болью, и сейчас, глядя на неё сверху вниз, я впервые почувствовала жалость по отношению к ней.

— Рената, всё будет хорошо, я обещаю. Мы справимся вместе. Хочешь, я буду защищать тебя от всех тех придурков? — я улыбнулась по-настоящему в кои-то веки, но тут же испуганно вытаращилась на одноклассницу.

Та смотрела с неверием, она пятилась назад и в какой-то момент стала слишком близка к пропасти. Она упала. Провалилась сначала руками, а после и всем остальным телом. Я, на удивление самой себе, вскрикнула и тут же сорвалась с места, подбежав к краю крыши. Мои остекленевшие глаза смотрели вниз, а из груди вырвался тяжёлый вздох.

— Эвита, девочка моя, ты просто умница, — произнесла в громкоговоритель классная руководительница.

Спасатели успели расположить матрас, пока мы устроили потасовку на крыше. Они успели, и Рената упала в точности куда надо. Я в кой-то мере обрадовалась, впервые в жизни появилось желание с кем-то подружиться, но мои ”хотелки” разбились о суровую реальность. Когда я спустилась с крыши, у ворот меня ждала мама на своей новой машине. У неё был серьёзный взгляд, и я прокрутила в голове все возможные сценарии. Мама запретит мне общаться с девушкой, которая опасна для меня? Они вновь поругались с отцом, а злость выместят на мне? Что на этот раз, мам?

— Эвита. Мы переезжаем во Фрэлс. Твоему отцу предложили должность помощника главного судьи в ВС.

Она произнесла это холодным тоном, не терпящим споров или каких-то ответных просьб. Как всегда, в прочем, словно сама судьба кричала мне о том, что друзей мне не иметь, и я решила, что буду играть по её правилам.

В тот самый день.

Я нахожусь в просторной комнате, именуемой моей камерой, и надета на мне безвкусная жёлтая униформа. Они забрали все мои вещи, ведь мы обязаны ходить на территории в единой форме заключенных, отличаются лишь цвета. Мне попался жёлтый, и он меня раздражает, особенно, когда речь заходит об одежде этого цвета. Спасибо, что хоть очки оставили, я абсолютно отвратительно вижу без них. Один из воспитателей в нашем отряде сказал мне, что совсем скоро ко мне в камеру подселят новеньких, и я была рада этому, несмотря на всё моё отшельничество, одной было безумно скучно. В тот же момент дверь открылась, и в комнату прошёл молодой парень в сопровождении одного воспитателя. Он также был в жёлтой униформе и я заметно расслабилась, значит, что я могу быть в безопасности, ведь ”жёлтые” самые мирные из всех. Чего не скажешь о ”красных”, к ним относят грехи Блуда и Гнева, они особенно вредны для окружающих, в отличие от нас. Я снова взглянула на своего нового соседа, когда воспитатель покинул камеру. Юноша был довольно симпатичным, со светлыми отросшими волосами и веснушками на лице он казался даже милым. Я попробовала угадать, какой грех у него, и это совсем не сложная задача, если знаешь отличительные черты. А я знала почти всё об этом месте и его заключенных. Он не в красной и не оранжевой одежде, а значит есть лишь два варианта, либо он обладатель греха Гордыни, как и я, либо Уныния. Тогда всё могло быть потеряно, эти ребята самые скучные на свете. Я пробыла в колонии неделю, но уже насмотрелась. Парень заметил мой пристальный взгляд и ослепительно улыбнулся так, что сомнений быть не могло, он точно не Унылый. Мои глаза опустились на его кисти, браслет с левой стороны, что меня удивило. У Гордецов он располагался справа, как у меня, к примеру. Тогда я подняла взгляд к его глазам и окончательно убедилась в его грехе. На лицо ты всегда сможешь налепить яркую улыбку, но ”зеркало души” не обманет, они всегда грустны, когда на сердце боль. Что-то меня потянуло в философию.

— Добрый день, меня зовут Чарльз Мэланк. Надеюсь, я не сильно потревожил тебя своим появлением.

— Что ты, всё отлично, компания всегда лучше скучного одиночества, — произнесла я как можно более доброжелательно.

Сама-то хоть поверила в свои слова? Всю жизнь была одна, другие люди даже не заслуживают быть рядом со мной. Хотя, что бы я не думала, в глубине души была несомненно счастлива возможности сблизиться с кем-то.

— Эвита Арагенс, можешь звать меня просто Вита. Я буду рада, если мы подружимся, — я протянула ладонь с браслетом, на что Чарльз отзеркалил мой жест.

Я выдохнула с облегчением, первое впечатление о себе не удалось испортить, и уже хорошо. Когда парень подошёл ближе для рукопожатия, я смогла хорошенько рассмотреть его. Глаза у него были цвета бирюзы и очень выделялись на фоне остальных обычных внешних черт. Я бы даже сказала, что весь его образ делали именно они. И, быть может, веснушки...И волосы, что он прямо сейчас аккуратно собрал в хвост. Да, мой сосед был красив, и я не смею спорить с этим. Он наконец отпустил мою ладонь и подошёл к одной из свободных кроватей. Раз ко мне уже подселили хоть одного парня, то это означает, что должны прийти ещё один юноша и одна девушка. Так устроены камеры: либо два парня и две девушки, либо четыре парня или четыре девушки. Это сделано в целях безопасности, так как оставлять в комнате одну девушку среди трёх парней-преступников было заведомо рискованно. Чарльз улёгся на кровати и прикрыл свои глаза, и его можно понять, ведь делать в камере без собственных вещей по сути нечего. А личные вещи отдают лишь спустя неделю с твоего заселения. Кстати об этом, сегодня их должны вернуть мне. Родители собирают коробку из личных безделушек, а потом надзиратели перепроверяют их, чтобы среди вещей не оказалось чего-то острого, опасного или чего-то, что поможет сбежать из ВК. Воспитательная колония обеспечивает заключенным спортивный досуг и хорошее питание, а в школе есть небольшая библиотека, но я уже была там, и интересных книг пока не завезли. Безвкусица. Зная свою маму, она положит в коробку книги с подвесной полки, блокноты, принадлежности, которыми можно писать или рисовать. А ещё она обязательно запихнёт туда нашу семейную фотографию, хотя это последнее, что мне хотелось бы видеть на своей тумбочке в камере. Я почувствовала на себе пристальный взгляд и обернулась к соседу. Чарльз внимательно рассматривал меня, как я его, как только он заселился сюда. Я что, уже понравилась парнишке?

— Вита, я узнал, что ты в ВК уже неделю.

— А, ну да, верно. А что такое? — я уставилась на своего соседа.

— Можешь рассказать мне, как здесь всё устроено, пожалуйста, — его взгляд приобрел молебные нотки, и из меня невольно вырвалась усмешка.

Вот же чёрт, хоть бы он не подумал, что я смеюсь над ним, ведь это вовсе не так. Унылые ребята очень тревожные, а это раздражает, постоянно приходится выбирать слова, что ты говоришь, ибо можешь ненароком нанести моральную травму. Хотя, меня это обычно не волнует.

— Тебя не проинструктировали воспитатели? Странно, обычно они говорят всё, что нужно знать заключенному здесь.

— Они провели экскурс по школе, общежитию, показали все нужные помещения. А я бы хотел, чтобы ты рассказала мне от лица...эм, самих заключенных, ну ты понимаешь? — парень привстал с кровати и сел на её край, свесив ноги на пол.

— Хорошо. Пойдём за мной.

— А мы можем выходить без ведома воспитателей?

— Без их разрешения не можем, — кратко кивнула я в ответ и подошла к двери камеры, нажав на красную кнопку рядом.

Через пару секунд к нам прибежала младшая воспитательница Нира, она выглядела обеспокоенной, так что я тут же придала своему лицу болезненный вид. Чарльз подошёл ко мне со спины, положив ладонь на плечо и поглаживая, как бы успокаивая боль. Он ждал моих дальнейших действий и, кажется, понимал, что я придумала какой-то гениальный план.

— Эвита, что случилось?

— Простите, миссис Денхет. Мне стало плохо, такое иногда случается со мной в замкнутых помещениях. Мой сосед согласился довести меня до уборной, и мы ещё немного погуляем, а потом сразу же вернёмся, обещаю, — коронные щенячьи глазки, и мисс Наивность тут же клюнет.

В яблочко, я права, как всегда. Младшая воспитательница поспешно закивала и сказала не задерживаться долго. К счастью, к заключенным в жёлтой униформе относятся более снисходительно, чем к другим. Чарльз сразу смекнул, что к чему, и подхватил меня под локоть, чтобы выглядела так, что мне действительно не здоровится. Мы приблизились к женской уборной. Когда я убедилась, что воспитателей нет, негромко произнесла:

— Хочешь жить, умей вертеться.