Часть 7 (1/2)

Он тяжело опустился на кресло и прикрылся большой энциклопедией каких-то исторических памятников мира. Рико снова ориентировался по размеру книги.

Библиотека и на этот раз почти пустовала: только пара парней сидели, зарывшись в книги и что-то чертили на больших листах, но, к счастью, не заметили Рико, а тот и рад был, да спрятался в глубине.

Ему хотелось кричать. Ему хотелось спать. Между посещением Пруста и тренировкой экси было два часа отдыха, и он планировал в это время отдохнуть в комнате, но раз уж пообещал Жану не быть в ней ещё ближайший час, то Рико посидит здесь.

Разговор с Прустом вывернул всю душу и чувства наизнанку, и теперь, когда он хотел снова все обдумать, то казалось, словно он обжигается об собственные мысли.

Ричард не ставил в свои задачи поправить душевное состояние Рико — то было ясно, как день. Понятно также стало, что Тэцудзи таким образом наказывает его.

Рико нельзя было уйти от встреч с этими ублюдками. Он должен перетерпеть, переждать эту боль, но единственной отрадой его стал Жан. Он очень сглупил, когда вот так сразу поменял ориентир команды к обращению с Жаном — поставил обоих под подозрение. И он приказал Итану не говорить тренеру… Что же, сокомандник оказался слишком туп, чтобы понять, что и Прусту этого знать было не обязательно?

Рико совсем забыл про врача и из-за этого ещё поплатится. Одним чудом только Пруст сам свернул тему Жана, но начал о Кевине…

Черт побери. Рико едва не поседел там.

Пруст явно слишком много знал про их с Кевином связь. Рико удачно притворился, что знать ничего не хочет про Кевина из-за его предательства и отмалчивался, а Ричард приоткрывал воспоминания, думая, что приносит ими боль, но на самом деле только радовал Рико. Ведь он действительно вспоминал их времяпровождение. Ричард считал, что его слова приносят ожоги как от огня, на израненный разум Рико, но Рико чувствовал, как тепло и свет воспоминаний спасает его внутри.

Они с ранних лет учили друг друга языку: Рико — японскому, Кевин — английскому К пяти годам их диалоги напоминали тарабарщину из смеси двух совершенно разных языков и детских наречий. Как Рико испугался гончих собак Тэцудзи во время их поездки на Аляску, а Кевин, зажмурившись, махал на страшную морду своей детской клюшкой, задвинув Рико за спину; оба потом вопили и намазывали сопли по лицу, отказываясь отпускать друг друга от страха. Как Рико мечтал стать капитаном команды, а Кевин обещал быть его замом, и что именно поэтому они стали писать маркером цифры на скулах, а к совершеннолетию сделали настоящие тату. Или тот случай, когда Рико отпустили на каникулы к Кевину и Кейли Дэй, и неведомо как Морияма подхватил ветрянку — скорее всего, по дороге. Кевину было запрещено посещать изолированного Рико, и потому упрямый мальчик принес надувной матрас под его дверь, чтобы круглые сутки общаться. Ел он там же.

Как они забили свой первый гол. Их первая удавшаяся связка против сильных противников. Их фотосессии, где они отказывались покидать друг друга и именно поэтому нет одиночных фотографий. Как Кевин за лето к четырнадцати годам резко вытянулся, и около полугода таскал Рико на спине, чтобы тот не обижался.

Пруст пока говорил только о детстве, но Рико понимал: не сегодня — завтра он коснется недавних событий. И вот тогда Рико точно не поздоровится.

Несмотря на очевидно теплые воспоминания, с подачи доктора Рико осознавал их утерянность. Этого больше не вернуть. Это можно лишь проиграть а голове и насладиться оттенками прежних чувств, но не более. Ничего подобного Рико больше не испытает.

Зачем же он сломал Кевина? Ведь Рико… Рико так был к нему привязан. Неужели он правда был нестабилен?

Да, Пруст дал хорошее объяснение происходящему. Возможно, именно из-за этого и синдрома отмены он и потерял память.

Тогда тем более нельзя открывать эту правду. С чистой головой он мог многое обдумать и пересмотреть многие вещи с иной стороны, но если Пруст или Тэцудзи узнают — ох, какие только мысли они смогут посеять в его мозгу Рико даже не хочет представлять.

Нужно просто перетерпеть этот этап. Скоро закончатся каникулы, и он вернётся к учебе. Тогда станет чуть легче морально, ведь эти стены сильно давят на сознание. Так хотелось их покинуть, даже больше, чем хорошенько избить травящих его жизнь людей.

***</p>

Рико словно был во сне.

Он просыпался, посещал душ и шел на стадион к команде, чтобы выполнить стандарт ворона, получить допуск к тренировкам связок, сыграть против нескольких людей, и при этом делать вид, словно ему совсем не больно двигаться на пределе сил, и падать, и подниматься, и пробивать себе путь к воротам.

Затем — снова душ, посещения репетитора по философии, языкам, литературе, социологии и прочим наукам, в суть которых Рико не хотел вникать, но задания стабильно выполнял, хоть и понимал, что пишет чушь. Далее — тренировка с Грантом, где мужчина все также его лупил, а Рико из последних сил блокировал чужие выпады, стараясь удержать сознание здесь, а не где-то в глубине земли. После этого Грант отводил его к Прусту, где тот сначала осматривал тело Рико на возможные открытые раны и трещины, но Грант свое дело знал, и причинял боль, не доводя до критической точки.

А после Пруст вытаскивал мозги Рико через уши медицинской петлей.

Пруст понимал, знал, что не сможет разговорить находящегося в таком состоянии Рико, а потому тянул его нервы, ручкой копался в его сером веществе, вытаскивая все воспоминания о Кевине — счастливые и болезненные, о которых Рико сам не мог вспомнить, и которые так ярко представлял, словно те были накануне.

Чем больше Пруст говорил, тем крепче Рико тосковал о Кевине.

Он чувствовал себя последним дерьмом, не достойным даже говорить о брате.

И так изо дня в день, на протяжении целой недели, и он будто проживал всю жизнь: на стадионе, среди скрипа кроссовок, загнанного дыхания и толчков, где он был один — ведь новый напарник все ещё находился на больничном; на матах, где хотел крикнуть в лицо Гранту: ударь меня по голове, чтобы я потерял сознание и впал в кому, избей меня так, чтобы я сам забыл себя; на диване Пруста, вспоминающий все моменты с замечательным Кевином, которые уже было не вернуть. Когда доктор замолкал, Рико ясно представлял, как смешивает все имеющиеся жидкости в ампулах и вводит себе в шею.

Он забыл о своем обещании Жану.

Рико стабильно проверял, все ли витамины выпил Жан и как обстоят дела с его повязками, сходил вместе с ним в ботанический сад, который обустроили ещё первое поколение воронов. От бассейна пришлось отказаться из-за состояния обоих, но в саду, под искусственным светом ламп, на скамейках у роз ему подумалось, что тишина сада даже больше ему нравится.

— Почему ты не сбежал?

Рико подумал, что все, вот он и край. Зачем он задал этот вопрос? Мало ему боли на тренировках, так теперь он будет травить душу ответом Жана?

Конечно, он знал ответ. Жана просто убьют, если он ослушается и уйдет. Но Рико интересовало другое: выберет ли юноша такую жизнь или свободную смерть? Глупый вопрос, на самом деле, но ему почему-то хотелось знать.

И он ждал. Рико прикрыл глаза и глубже вдохнул нежный аромат, но после раздражённо выпустил воздух. И все же эти розы пахнут как-то не так. Под искусственным солнцем нельзя вырасти настоящим цветам…

— Мой контракт заканчивается с выпуском из университета.

То был не полный ответ.

Что-то в Жане изменилось. Рико не знаток, но подозревал, что это из-за его собственного состояния: когда на его теле цветут почти такие же синяки, и он каждый вечер пахнет такой же мазью, и просыпается и засыпает разбитый — уже становится не страшно. Жан боялся прошлого Рико, но этого как-то не особо получалось.

— Они знают адрес моей семьи.

— Не той ли, которая тебя продала?

— Это был отец, — пожал плечами спокойный юноша. Все слезы давно высохли. — И его заставили.

— Отдать своего сына? Ну-ну.

— Ему был дан выбор между мной и мамой. Разумеется, он выбрал маму. С ней можно ещё детей зачать.

Рико немного подумал и кивнул: все логично.

Они не гуляли по саду, а сидели на разных скамьях, расположенных близко. Между ними журчал ручей.

Рико встал и попрыгал на месте, разминаясь, сцепив зубы. Обезболивающее ещё в первые двое суток закончилось и у него не было возможности взять ещё, потому приходилось терпеть — не у Жана же забирать?

— Я буду… Там, — покрутив головой, указал он кивком на дерево оливы. От нее не шел удушающе сладкий запах, и можно было на перерыве подремать.

Жан не стал его останавливать.

Интересно, Рико бы остался, если бы тот попросил?

Сложный вопрос.

Рико хотелось покоя. Он задавался вопросом: часто ли он так много хотел спать? Он предполагал, что все из-за забитого расписания, но Жан развеял его мысли: и раньше его жизнь текла в схожем темпе. За исключением, наверно, тренировок в закрытом крыле и разговоров.

Он ещё несколько раз звонил на тот же номер и неизменно натыкался на «данного номера не существует». А человека?

Он подложил под голову свёрнутую кофту и постарался заснуть.

Его нынешнее состояние похоже на огромную гематому. Лучше не притрагиваться, и ходить аккуратно, с опаской. Глядишь, через пару месяцев пройдет, но это если нет усложняющего фактора в виде анемии. А можно лишь раз сделать надрез и дать вытечь всей поганой крови…

Вскоре телефон вибрацией уведомил его о посещении репетитора.

Сыну экси нельзя посрамить честь университета. В планах у Рико (ах, то есть Тэцудзи) было стать не только королем экси, но и получить учёную степень в философских науках. Кевин — в исторических, Жан — в литературных. Потому что именно эти направления изучает их университет.

Рико с иронией смотрел на чучело ворона за своим репетитором, когда тот проверял очевидно плохо написанное эссе. Рико чувствовал себя им: чучелом на деревянной подошве. Не способное улететь, только носить гордое имя умной птицы.

Но в один момент вся его усталость и апатия отошли на второй план, а сознанию пришлось резко проясниться, обдав уже привыкшего к полутени мозг и нервные клетки лёгкой прохладной болью.

То было спустя почти неделю после его потери памяти, то есть в первый день выздоровления Жана и его совместной тренировки с командой.

Как выяснилось, Исао звали тренера воронов.

А ещё: он страстно желает укоротить себе язык.

Рико по обыкновению зашёл в раздевалку одним из последних, одним, потому что с ним был и Жан. Они в молчании переоделись в форму, и Рико помог ему крепче завязать шнурки защиты и махнул рукой, мол, свободен. Жан, кивнув, быстро ушел из помещения, прикрыв за собой дверь.

Все же он немного смущался своего состояния: на прошлой тренировке Грант наступил на его ступню, и пусть сильной травмы не было, надевал обувь он с трудом. И выйдя на площадку, обнаружил покаяно опустевшего голову Моро перед что-то выговаривающим ему Исао, пока прочие вороны оставались в стороне, но слушали и видели.

Поступь Рико, несмотря на тяжёлое обмундирование и больную ступню, была мягкой, да и стояли они полубоком к нему. Жан на миг поднял глаза, замечая Рико, но больше никак не выдал его присутствия, как, впрочем, и остальная команда.

Рико был рядом, а потому услышал:

— …залез, так считаешь себя выше нас? Пользуешься милостью господина, но мы то знаем откуда ты родом и как добился своего… положения, — в голосе чувствовалась насмешка напополам с презрением. Или то была зависть? — Задираешь нос, но мы, дрянь, избавим тебя от гонора.

— Тренер! — воскликнул Флойд и ступил вперёд, но его быстро скрутил Ноа и закрыл ладонью рот.

— Тренер… — Жан, видимо, хотел его предупредить на счёт Рико, но Исао вскинул руку и влепил ему пощечину. Голова Жана дернулась, однако устоял на месте. Внутри Рико все заледенело.

— Я не давал разрешения говорить. Неужто щенок уже забыл свое место?

— Забыл, — хрипнул Рико, не заметив, как приблизился вплотную к ним.

Тренер вздрогнул и резко обернулся, не поверив. Жан успел среагировать и отскочить, но мужчина — нет, а потому упал на колени, когда Рико обхватил его за плечи и с размаху ударил коленом.

Вороны молчали и не стали звать хозяина или охрану. Рико их за это похвалит, но сейчас, о…

Он снял перчатки и бросил на газон вместе со шлемом.

— Иди сюда, — негромко сказал он Жану. Моро подчинился.

Он повертел чужое лицо в ладони, убеждаясь, что кроме ссадины на тройке и отпечатка руки ничего не осталось. Тем не менее, до поры спрятанная злость, щедро взрощенная Грантом и Прустом, уже скалила клыки.

В голове стучали барабаны, а воздух стал ощутимо тяжелее. Вороны столпились, образуя стену, которую не могли покинуть они трое.

— Рико! Да как ты смеешь?! — прохрипел со своего места тренер и попытался встать, но был остановлен ладонью на плече.

—Кто дал тебе право трогать мое? — Рико опустился рядом, и до поры плюющийся ядом мужчина неожиданно замолк. Ему было непривычно видеть спокойный гнев Рико и он не знал, что следует делать.

— Посмотри на его тату. Она кровит. Ты имеешь что-то против иерархии, сложившейся в команде?