Рассвет, температура и мятный сироп (1/2)

Хван редко ложился до рассвета, вместо этого засыпая в самый разгар дня, поэтому когда около четырёх часов утра из зала послышались копошения, ему не пришлось насильно приводить себя в порядок. Он просто накрыл мольберт тканью, собираясь идти прямо на звук, но его создатель опередил его: Чонин стоял в мятой одежде, с уставшими, слезящимися глазами, и будто бы что-то искал в комнате.

— Нини, все в порядке?—старший мгновенно подошёл к нему, руку прикладывая к мокрому лбу—Если тебе что-то нужно, то можешь просто кричать, я все равно не сплю.

—Я забыл про домашнее в университет, мне нужно успеть до выхода. У тебя нет запасного карандаша?

Глаза непроизвольно расширяются, и Хенджин застывает на месте, просто не в силах переварить полученную информацию: вот это больное чудо собирается идти в университет? Ну уж нет, только не в его смену.

—Прости, но о каком задании ты вообще говоришь: у тебя температура, Нини.

—Я не могу не ходить—Чонин обессилено хватается за чужое запястье, пытаясь убрать руку, сдерживающую его, но сам же сдаётся и лбом прислоняется к плечу старшего.—Я боюсь пропустить что-то.

Хвану кажется, что он сейчас распадётся на тысячи лепестков, когда младший тянет его к себе и совсем тихо шепчет куда-то за плечо

—Джини, пожалуйста побудь со мной. Просто посиди в зале, если боишься совсем заразиться—Ян елозит пальцами по мягкой ткани, и Хёнджин чуть ли не воет.

—Если я должен был заразиться, то уже заразился: хочешь..—голос на мгновение предаёт его, отчего Чонин в немом вопросе проводит подбородком по шее, еле ощутимо—так, как он сейчас может.

—Хочешь полежим вместе?

—Хочу

Хван надеется, что это не только из-за болезни: Ян ведёт его за собой на покрытый вязанным пледом диван и, как только старший укладывает голову на подушку, обвивает его голую шею руками. Этого достаточно для того, чтобы сознание Хёнджина больше не справлялось с количеством гудящих мыслей, вместо этого концентрируясь на тёплом, даже горячем дыхании и редких всхлипах заложенного носа.

—Я не принёс тебе особого дискомфорта?—Чонин насилу выдавливает слова и подрагивающими пальцами оглаживает складки чужой футболки.—Если я заражу тебя, то обещаю носить горячий чай каждые тридцать минут в твою комнату, окей?

Первые краски рассвета пробиваются через неплотно задвинутые шторы и редкими пятнами окрашивают стены: Хван знает, что он не заболел, по крайней мере на данный момент, но если потрогать его пылающее тело, то можно подумать обратное. Ему слишком хорошо и страшно одновременно: страшно из-за количества чувств, переполняющих его и вот-вот готовых выплеснуться наружу, как вода в открытом бассейне времён их общей младшей школы; ему страшно, что это чувствует лишь он один, и ,когда Ян слегка приподнимается, заново ложась на смятое белье, ему отчего-то становится совсем невыносимо.

—Ты спишь, Нини?—солнечный блик падает на подлокотник дивана, расцвечивая тёмную постель, и старший почти маниакально следит за ним.

Редкий гул машин доносится со стороны автомагистрали, не нарушая тишины: Чонин не отвечает, его снова накрывает сон, в этот раз прямо на груди Хвана. Широкие ладони мягко сжимают бока и тяжесть чужого веса окунает Хёнджина в полудрему: он видит младшего со шваброй в первый день их второго знакомства, и одновременно с тем чувствует растрепавшиеся пряди на своей ключице, которые все больше золотятся из-за встающего солнца. Ему кажется, что прямо сейчас они идут по предрассветному городу в лёгких куртках в магазин, а после едят курочку в фуд-корте—но в то же время знает, что хорошая погода как назло будет только сегодня, а в тот день все было наоборот. Он поворачивается лицом к опустившемуся на матрас Чонину и самостоятельно притягивает его к себе за талию, обнажившуюся под широкой футболкой. Ему удобно, хоть диван и маловат для них обоих; ему комфортно чувствовать перекаты мышц под своими пальцами, несмотря на то что из-за температуры младшего прошибает в пот: Хван хочет слиться с ним, единым целым проснуться через несколько часов и испытать одно и то же—он выдыхает в чужие приоткрытые губы и, моля богов, чтобы Ян об этом никогда не узнал, на секунду прикасается к ним своими ободранными. Чонин легонько дёргается, словно от страшного сна, но больше ни на что не реагирует. За окнами звенят первые скоростные поезда, где-то в отдаление на железнодорожной развязке; солнце полностью окрасило комнату в медовый цвет: Хенджин посасывает тёплые губы своего друга, пока тот спит с медленно спадающей температурой и клянётся себе в двух вещах: это самый отвратительный поступок в его жизни, и при этом он никогда не сможет его забыть.

Когда лёгкая тюль под порывом ветра вздымается из-под штор, принося с собой прохладу позднего сентября, Хван в последний раз целует Яна в уголок рта, после чего чуть ли не прыжком вскакивает с постели. Ему нужно куда-нибудь уйти: он хочет спать, но находится в одной квартире с младшим просто невыносимо. Борясь с чувством вины, которое зудит в висках, Хенджин с горя пополам разбирается с граммовкой лекарства, думая, что если Чонин проснётся раньше его прихода, то уже не будет переживать из-за обилия незнакомых упаковок на кухне; в стакан накапав микстуру, старший тихо заходит в спальню и ставит его на пол прямо напротив кровати. Как бы он не старался не смотреть на Яна, у него ничего не выходит: младший красивый, он обхватил скомканное одеяло, точно так же, как пять минут назад обнимал Хёнджина, пальцами зарываясь в плотную ткань. Хван уже не видит, но он улыбается: еле заметной тенью на простывшем лице.

В микроволновке мелькает тарелка с растворимой кашей, совершая пятый оборот за минуту, и Чонин скучающе отводит взгляд. Ему уже не так плохо, как вчера: если тогда он чувствовал себя на грани обморожения и теплового удара, то сейчас ему просто неуютно. Нос чешется, горло саднит, так ещё и ко всему прочему голос иногда пропадает, по известной только ему причине. Единственный плюс— это то что не надо плестись в университет, хотя на этот счёт Ян бы поспорил: он не хочет отказываться от социальной жизни на одну неделю до экзамена из-за объема неусвоенной информации, но вспоминая, что ее у него и нет, окончательно расслабляется. В коридоре слышится звон ключей, и младший тихо выдыхает, дабы хоть капельку привести себя в порядок: он высовывается из-за двери под приглушенный шорох шагов, делая голос как можно ровнее.

—Я думал, ты решил сбежать—кричит он, сразу же кашляя от излишнего напряжения связок.

Хван появляется в дверях с пакетом еды, первым делом выключая микроволновку, о которой уже совсем позабыл Ян, и слабо улыбается искусанными губами.

—Я просто решил прогуляться, ничего особенного. Как ты себя чувствуешь?

—Уже лучше—Чонин облизывает ложку, сразу же беря новую порцию дешевой овсянки в рот—Это все благодаря тебе, знаешь

Хван хмыкает, молча ставя лекарственный сироп на стол и протягивая стакан младшему.