Автобус, переплетённые пальцы и детская клятва (2/2)

Хёнджин тут же ногтями впивается в чужую кожу, вынуждая Чонина накрыть их руки свободной ладошкой, дабы хоть капельку успокоить старшего. Он хоть и удивлён, но не видит в откровениях Хвана какой-то проблемы: его все устраивает, кроме нервозных движений рядом с собой.

—Прости, я правда должен был сказать это раньше и не портить твои планы, ещё раз..

—Джини, все в порядке.—Чонин не прекращал перебирать чужие пальцы, ощущая вместе с тем распространяющуюся по всему телу теплоту. Ему страшно из-за этого чувства, но деть его никуда не получается: Хенджин просто слишком комфортный, вот и всё. Он успокаивает себя этим, снова сосредотачиваясь на чужих словах

—Понимаешь, моя мама категорически против того, чем я занимаюсь, и чтобы уехать надо было хоть что-то выдумать. И я придумал эту историю с университетом.

Хван отводит взгляд в окно, где темное небо обволакивает фасады многоэтажек, и наблюдает за спускающимся по автостраде потоком машин. На улице должно быть холодно, судя по новостям, которые он всегда просматривал днём, и шумно из-за гула автомобилей, а в квартире как-то по-домашнему спокойно: лишь монотонное дыхание Яна и его чуть мокрые ладони. Впервые Хенджин встречает человека, который не начинает пищать при виде его длинных пальцев: у младшего они точно такие же, и почему-то именно сейчас Хван чувствует себя в безопасности. Ему нравится, что они так похожи, что они равноценны, ему просто безумно нравится Чонин, что он уже отказался себе врать об этом.

—Я лишь хочу рисовать, но не подумай, что я какой-то лодырь. Деньги у меня есть, и они собственно заработанные!—на этом слове он поднимает палец вверх, весело смеясь.—Но если бы я остался там, то пиши пропало моим краскам и холстам: они бы валялись на помойке рядом с моими же картинами.

Чонин молчит, не зная что и сказать. Он помнит миссис Хван другой, далеко не деспотичной женщиной, хотя если признаться—он вообще ее не помнит. И ему обидно из-за того, что он никак не может облегчить какую никакую боль, наверняка теплящуюся внутри старшего, просто потому что не знает как: Ян всегда думал, что это задача психологов с соседнего факультета—успокаивать людей, но явно не его.

—Это звучит и правда ужасно—Чонин начинает говорить совсем тихо, так что промчавшаяся за окном машина рёвом заглушает его голос—Но сейчас все будет в порядке

—Так я могу остаться?

Подушка катится с дивана, когда младший всем телом наваливается на Хёнджина и нарочито злобно трясёт его за плечи. Он ни капельку не раздражён: он смотрит в расцветающую улыбку напротив и понимает, что если бы здесь был 17летний Чонин, то Хван бы уже давно сидел на его коленях. Однако в реальности они кубарем скатываются вниз, утаскивая за собой одеяло с простынями и случайно выключая ночник, до этого момента сражающейся с фонарем на улице. Ян тяжело дышит, когда разворачивается на полу лицом к Хенджину: дорожка света струится прямо по его телу, в то время как остальная часть комнаты покоится в темноте.

—Я не дам тебе теперь уйти, ты же понимаешь?

А Хенджин и не собирается, вместо этого протягивает руку к младшему и сцепляет их ладошки между собой.

—Всегда помогать друг другу, всегда верить друг другу, всегда оставаться друг с другом!

Детская клятва, давно забытая, вдруг снова всплывает в памяти, и хором произнеся её, они лишь теснее переплетают пальцы, чувствуя в них чужой пульс.