Часть 4. Надежда и её лживость. (1/2)
«У тебя могут быть удачные дни, могут</p>
быть отвратительные, но вечером</p>
каждого дня дома тебя кто-то будет</p>
ждать.»</p>
— Лань Чжань!
Вэй по цзинши носился, как последний безумец: шумел, доставая и смешивая какие-то травы, — это напрягало, путало мысли и сбивало с толку, но заклинатель в белом все же отвлекался от медитаций и старался помочь. Все равно это походило на бесполезную трату времени и никак не помогало делу.
Последние несколько дней Ванцзи так старался помочь, что Усянь заметил за ним подозрительную и даже не совсем нормальную общительность. Это пугающе и завораживающе, ведь в какой-то момент понятие «каждый день» в их жизни сменилось на изнывание Вэя по любимому телу и полному отказу второго от постельных утех: слишком много переживаний, чтобы позволять или хоть как-то одобрять подобные шалости.
Вот и сегодня так же. Только утро, но уже маленький хаос и приятный запах трав, окутывающий мысли, выгоняющий переживания… Для этого и поставили курильницу, но успокоиться не помогало ничего. Просто этот страх въелся и ожил под кожей, медленно передвигаясь, сводя с ума этой вязкостью.
— Вэй Ин, вчера на собрании брат…
— Знаю. Сделал для него успокаивающий и снотворный сбор для отвара и, когда ушли лекари, сам проверил меридианы, они…
— В порядке? Ему лучше?
— Они ощущаются так, будто почти отсутствуют, да и ты сам прикасался, знаешь ведь. Будто кто-то или что-то очень долго нарушало духовный покой.
Он ещё что-то говорит, но Лань Чжань совсем не слушает: лишь травы перемалывает и думает, думает… Думать нужно было много, сил было мало, только вот каждое промедление может стоить жизни родного человека и никуда от этого не деться, потому что-то сковывает сердце, будто вытянет слезы, хранимые годами. Он не позволит Хуаню уйти… Не позволит даже помышлять этим!
— Оставь, я сделаю. У вас давно отбой пробили, а ты маешься этим. Это я могу поспать подольше! Эй, Лань Чжань…
Не слышит, не слушает, лишь продолжает, раз за разом проводя по ступке и сминая сушения. Говорить смысла нет, оттого по телу проходит слабость, ладони ласково обнимают за талию, и Усянь мурлычет, ложась на колени Второго Нефрита, наконец, прерывая пугающее состояние транса.
Тяжелая ладонь ложится на макушку с красной лентой, поглаживает, будто желает успокоить… И тогда глаза цвета золота находят такие же, но полные лунного света. Тогда пальцы сплетаются и губы трескаются в дурманящем поцелуе, тогда… Тогда Вэй готов поклясться, что путь самосовершенствования им пройден, и он готов вознестись к богам!
Их единение прерывают слишком нагло. А кто? Цзян Чэн, чуть не выбивший дверь цзинши.