Часть 9. КАРНАВАЛ. Глава 1 (2/2)

Но Варя молчала так долго, что он не выдержал и хмуро спросил:

— Что?

Она присела на край стола и задумчиво сообщила:

— Я твой классный руководитель. Должна оценить твое состояние.

— Оценила? — язвительно спросил Дан. — И как?

— Пиздец, — честно сказала педагог Варвара Алексеевна.

Он отвернулся обратно к стене. Она уже стала родной. Вот эта царапина на обоях — след от линейки, которой он пытался когда-то прибить комара. Давно, еще осенью. А вот пятно — это чай выплеснулся. Тогда еще приходила Ася, и… Дан зажмурился и снова уткнулся лицом в подушку.

— Плохо, да? — тихо спросила Варя. — Девчонку подвел, да?

Она сразу выхватила главное, хоть и видела Асю всего один раз, когда был суд над маньяком. Но Варька всегда была умной и умела видеть суть. Наверное, из нее вышел бы неплохой психолог.

— Уйди. Пожалуйста, — сквозь зубы сказал Дан.

— Ты однажды про свечи спрашивал, помнишь?

Кто-то позвонил во входную дверь, и Дана передернуло. Опять. Когда же эти сочувствующие перестанут ходить-то, господи. Папа с кем-то разговаривал в коридоре; потом дверь хлопнула, визитер явно ушел, и Дан облегченно выдохнул.

Варя подождала немного, но парень молчал; только палец его обводил пятно на обоях. От этого бессмысленного зацикленного жеста ей стало не по себе.

— Так вот, Шумахер. Пока в свече есть хоть капля огня — она кому-то светит. Слышишь? Может, для нее в фигурном катании главное не коньки… а ты?

— Уйди, — тихо и с ненавистью повторил Дан.

Варя вышла. Когда хлопнула входная дверь, в комнату зашел оживленный отец.

— Данечка, смотри. Нашел! Теперь сможешь на улицу выйти.

Он торжественно поставил возле кровати костыли.

— С работы принесли. Попробуй! А то лежишь и лежишь… Посмотри, по росту подойдут?

Дан с трудом поднялся и сел. Закружилась голова, и он ухватился за костыль. Теперь можно выйти на улицу. Сидеть на лавочке у подъезда, трепаться с бабульками, которые даже в мороз устраивают заседания комитета по надзору за моральным обликом соседей. Доковылять до автобуса, чтобы доехать… до Ледового дворца, например. Ему в автобусе будут место уступать, прикольно.

Он не заметил, как побелели сжатые на деревяшке пальцы. Не видел испуганных глаз отца, не осознавал, что бессильное бешенство заставляет дергаться жилку под глазом.

— Данечка…

Он не слышал. По губам угадал, что сказал отец, но звук не доходил до сознания. Замах не получился — костыль выпал из ослабевшей руки и свалился на пол. Дан равнодушно посмотрел на него, лег и снова отвернулся к стене.

После этого визиты прекратились.

Ходить по квартире Дан был в состоянии, но при одном взгляде на ненавистные костыли его по самую макушку заливала тошнота. Потом и подниматься не хватало сил. Перед уходом на работу отец оставлял на столе тарелку борща или тушеной картошки с наказом обязательно съесть, но Дан забывал об этом, как только за папой закрывалась входная дверь. Чувства голода не было. Вообще никаких чувств не осталось, только тяжелая, как ком, разъедающая душу вина. Он бросил Асю перед соревнованиями. Наталья Алексеевна рассчитывала на него, а он, как последний дебил, умудрился ногу сломать.

А еще он чуть не ударил отца. Просто не хватило сил швырнуть гребаный костыль – но ведь хотел!

Единственной, хоть и очень вялой радостью было то, что не появлялась Танька. Сопротивляться ей сейчас Дан был не в состоянии. Впрочем, а когда мог? Он всю жизнь тащится за ней, как беспомощный щенок на веревке. Хотя у щенка есть зубы и возможность хотя бы за палец тяпнуть. А он даже не щенок, он покорный ягненок. Куда повели, туда идет.

Это в ней первопричина всего, что с ним происходит, все началось из-за нее, вольно же было ей с крыши падать… Нет, не в ней. Не Танька, так кто-нибудь другой. Если в нем сидит этот дурацкий магнит, делающий его придатком ко всем местным кладбищам, значит, какой-нибудь мертвяк рано или поздно его все равно бы нашел.

Аська правильно делает, что избегает его. На кой он ей, инвалид, сдался? Тонкий плетеный ремешок на запястье удерживался чудом – Дан похудел, и браслет следовало затянуть потуже; но эта мысль, появившись, сразу растворялась в тяжелой кислоте грызущего его чувства вины. Перед Асей, перед отцом, перед тренером, перед Варей, которую он открыто и грубо послал, чего она никак не заслужила. Впрочем, никто из них не заслужил предательства. Отец, который вкладывает все силы в заботу о нем. Ася… тут у Дана внезапным спазмом перехватило горло, закружилась голова и потемнело в глазах.

Можно добраться до окна… Но со второго этажа даже не убьешься. Только окажешься в инвалидной коляске, и жить станет еще веселее.

— Папа, поехали в Марсель.

— Сынок, да я же работаю.

— Отпуск возьми, что ты как маленький. Там тепло. Скоро карнавал…

Дан задумался. Вспомнил, как они с Анри запускали майских жуков танцовщицам под… хм… перья. Как удирали потом переулками, слыша за спиной визг и изощренную ругань. Им было лет по тринадцать — самый безбашенный возраст.

Остро захотелось увидеть брата и сестру.

— Папа, поехали, пожалуйста. Сегодня.

— Данечка, сегодня никак. Мне же надо заявление написать. А вдруг не отпустят?

— Пиши свое заявление, а я позвоню в аэропорт.

Выйдя из самолета, Дан почувствовал себя в раю. Жарко! Рядом пыхтел папа, обливался потом и ворчал, что надо было позвонить, их бы встретили, а теперь таскаться с вещами по терминалу и вообще…

— Спокойно, папа, возьмем такси.

— Любишь ты сюрпризы.

— Люблю, — согласился Дан. — Я и сам по себе — один большой сюрприз, ты не замечал?

Александр Сергеевич вздохнул и проворчал под нос что-то неразборчивое.

Их приезд в самом деле вызвал переполох. Кларис, открыв дверь, всплеснула руками, шагнула назад и наступила на ногу оказавшемуся за ее спиной Анри.

— Простите, мсье, — пискнула она полузадушенным голосом и кинулась звать хозяйку.

— Ах ты, черт возьми, вот это сюрпризы с утра, не зря мне всю ночь снились кошмары! — скороговоркой выпалил Анри, схватившись за отдавленную ногу. — Камилла! — гаркнул он. — Дан приехал!

— И незачем так орать, — раздался холодный голос с лестницы. — Пусти лучше людей в дом.

— О, простите, — поспешно сказал Анри и освободил проход, шагнув в сторону.

Ничего не изменилось, ну совсем, ни капельки. Эмоциональный фейерверк брата, объятия Изабель под причитания — похудел, осунулся, а вырос-то как! — интонации строгой воспитательницы в голосе Камиллы — все это было настолько родным, что внутри у Дана словно свалился с петель здоровенный ржавый навесной замок и распахнулось окно, впуская поток свежего ветра. Он разом взломал заскорузлую корку, стянувшую его душу там, в приграничном лесу, когда пули выбивали из деревьев щепки совсем рядом, и Леха оказался на одной из смертельных траекторий, а ему просто повезло… потому что там, за гранью, у него блат.

Ветер вынес из его души тяжелый осадок, мучивший его всю дорогу домой, связавший колючей проволокой воспоминаний.

Камилла легко сбежала по лестнице, и Дан обнял ее, прижал к себе, удивившись мимолетно, как она выросла, — было очень удобно уткнуться лицом в ее волосы, потому что в глазах предательски защипало.