8. Валькирия (1/2)
***</p>
Оставшись одна, королева Кримхильда с болью ощущала свое одиночество, вечную неудовлетворенность. Не должна была так завершиться эта ночь, не должна! Молодое, жаркое тело просило свое, еще ощущало супружеские ласки, распалившие ее. Как знать: быть может, именно в эту ночь она зачала бы от него славного сына, который в будущем окончательно примирил бы Арвернию с Нибелунгией!.. А теперь все бессмысленно, все впустую, и ей остается только вздыхать о несбывшемся...
Кримхильда поднялась с кровати, с раздражением, ударила рукой по ее деревянной спинке. Стало больно, но вместе с тем боль от ушиба подарила ей какое-то мрачное удовлетворение. От нее прояснялось в голове, и у молодой женщины сразу прибавилось сил.
Злорадно усмехнувшись, она соскочила на пол, босыми ногами на ковер. В разорванной сорочке, с открытой грудью, со свободно распущенными волосами, она озиралась вокруг, при неярком свете от свечей выбирая, на чем выместить ярость, что хлестала в ней через край.
На столе возле ее кровати лежало несколько книг. Королева схватила одну из них за кожаный переплет и швырнула о стену. Книга полетела, хлопая пергаментными страницами, точно ошалевшая курица - крыльями. Кримхильда продолжала улыбаться - ей понравилось, но этого было еще мало. Она принялась сбрасывать со стола все, что там находилось. Книги со стуком полетели на пол. Письменные свитки разлетелись в разные стороны. Кувшин с водой опрокинулся, вода с бульканьем полилась на пол.
Но Кримхильде сейчас хотелось крушить, разрушать. С каким бы удовольствием она перевернула вверх дном весь этот проклятый замок! Она устала задыхаться под его тяжкими сводами! Устала от пышного удушающего церемониала, от лицемерных и двуличных придворных, которые ее окружают и не дают шагу сделать самой. От интриг Паучихи, окружавших ее как сетью. И, самое главное - от своего непредсказуемого супруга, который сперва заставляет ее почувствовать себя любимой, а потом, не объясняя ничего, бросает одну!
И она продолжала крушить вещи. Подвернулась скамеечка для ног - королева бросила ее в стену, завешанную фарсийским ковром. Стулья тоже валялись на полу кверху ножками, точно нелепые большие насекомые. А Кримхильда, раскрасневшаяся от ярости, выбирала новую жертву среди предметов обихода. На губах ее играла яростная усмешка. Она упивалась своим торжеством. В этот миг она скорее походила на разъяренную валькирию, чем на юную деву, оказавшуюся в змеином гнезде.
Но все это - в полном молчании. Она не доставит королю удовольствия от того, что он сумел ее унизить!
Держа в руках серебряную вазочку для цветов, Кримхильда готовилась метнуть и ее. Но тут вбежала испуганная Ротруда, услышав шум. В дверях она приказала кому-то, видимо, молодым фрейлинам: ”Оставайтесь тут! Если понадобитесь - вас позовут”.
Королева поставила вазу на место и замерла неподвижно. Как же она не подумала, что люди узнают о ее ночном неистовстве? А, впрочем, все равно! Она не могла жить дальше, не облегчив душу хоть таким образом.
Вошедшая Ротруда обнаружила королеву стоящей босиком на мокром ковре, посреди разгромленной спальни, полуобнаженную, с разметавшимися волосами. Мудрая статс-дама сразу же заметила, как яростно светятся глаза королевы, как грозно сведены брови и сжаты зубы, и как тяжело она дышит...
Ни о чем не спрашивая, Ротруда на правах самой близкой подруги молча обняла свою королеву за ее напряженные, словно окаменевшие плечи.
- Уже два года ты ведешь борьбу, посильную лишь самой высокой душе, - проговорила Ротруда участливо. - Но и сильнейшим порой бывает нужна поддержка.
И словно бы ее слова вырвали Кримхильду из забытья: она вздрогнула, попыталась прикрыть грудь обрывками сорочки и печально усмехнулась.
- Если правдиво изречение, что ”все, что нас не убивает - делает сильнее”, то мое место давно было бы среди валькирий.
Ничего не отвечая, Ротруда отвела Кримхильду к постели и усадила, ухаживая за ней как мать или старшая сестра, с заботливостью человека, который сам многое пережил. И это действительно было так. Оттого-то она могла понять королеву лучше других...
Родом Ротруда была из Нибелунгии. Но в семнадцать лет родители выдали ее замуж за рыцаря из Земли Всадников, годившегося ей в отцы. Он принес ее родителям хороший дар за невесту, и сам вместе с ней получил богатое приданое. Но не из-за возраста он сделался ей неприятен! Ротруда знала немало пар с большой разницей в возрасте, которые привыкали друг к другу и жили счастливо. Но ее муж оказался невероятно, болезненно ревнив, и охранял молодую жену, как дракон сокровища. Перестал приглашать к себе гостей, и сам никуда не вывозил новообретенную супругу. Не покупал ей новых нарядов: ”А для кого тебе наряжаться, дорогая? Для меня ты и так хороша, а другим и глядеть на тебя незачем!” Даже с приехавшими родственниками Ротруде дозволялось поговорить лишь в присутствии мужа.
Если же ему казалось, что какой-то встречный мужчина загляделся на Ротруду, или сама она слишком доброжелательно беседовала со случайным знакомым, - муж, не слушая никаких оправданий, запирал ее в башне, так что она не видела никого, кроме слуг, приносивших ей еду. Вдобавок он был жесток со слугами и вилланами, иных запарывали насмерть по приказу господина. Вскоре Ротруде сделался омерзителен ее муж, даже когда он находился в добром расположении, и она стала избегать супружеских ласк. Но он не хотел считаться с ее желаниями, брал ее силой по праву мужа, когда хотел. Несколько раз она беременнела, но теряла детей. Ни одному из них не суждено было родиться. А жизнь ее становилась все тяжелее. Молодая женщина все чаще задумывалась о самоубийстве. А порой посылала горячие молитвы Небесам, чтобы муж ее умер. Спохватившись, она просила прощения, что желает смерти кому бы то ни было.
Однако же после четырех лет брака боги исполнили тайное желание Ротруды. Во время рыцарского турнира ее муж вышел на ристалище против самого Гворемора Ярость Бури - герцога Земли Всадников и своего сюзерена. От удара копьем герцога, муж Ротруды вылетел из седла и сломал себе шею. Она в одночасье осталась вдовой. Во время похорон ей было жаль одного: что не может оплакивать супруга по-настоящему.
У покойного было двое сыновей от первого брака, ровесники Ротруды. Они не пожелали отдать ей вдовью долю имущества покойного, поскольку она не родила их отцу детей. И неизвестно, как бы повернулась жизнь молодой вдовы, но в нее второй раз вмешался герцог Гворемор Ярость Бури. Он чувствовал себя виноватым во вдовстве Ротруды, не очень-то хорошо зная ее покойного мужа. Узнав о ее затруднениях, приехал к ней в замок, желая помочь. Его поразила одухотворенная красота и обходительность молодой вдовы, как видно, многое испытавшей в жизни. Гворемор к тому времени был несколько лет как женат, искренне любил и уважал свою жену, Ираиду Моравскую, подарившую ему сына и дочь. Но Ротруда, видевшая в нем защитника, привлекла его, даже помимо своей воли. Кроме того, Ида после вторых родов сделалась бесплодной, и герцога тревожило будущее его рода, с единственным наследником... Словом, он постарался утешить молодую вдову, и вместо одного дня прогостил в ее замке седьмицу. А в скором времени Ротруда узнала, что понесла, и обрадовалась. Этого ребенка она непременно родит и воспитает, он будет ее радостью! И, хотя пасынкам было неприятно ее присутствие в доме, к которому она и ее бастард не имеют отношения, им пришлось прикусить языки.
Когда же герцог Гворемор узнал, что Ротруда ждет от него ребенка, признался во всем своей супруге и с ее согласия забрал молодую вдову к себе во дворец. Но, видно, не знать Ротруде полного счастья - ее сын Мундеррих родился хромым. Хоть и воспитывался на равных с законными детьми герцога, но в сердце его чем дальше, чем больше копилась горечь...
С герцогиней Ираидой ее соперница, на удивление, сумела жить в мире, сделавшись ее фрейлиной. Характеры обеих женщин, во многом схожие, не допускали вздорного бабьего соперничества. Кроме того, Ротруда больше не претендовала на внимание герцога Гворемора, вся сосредоточившись на воспитании сына, хоть и увечного, но оттого еще более любимого.
Затем королевой Арвернии сделалась Кримхильда. Узнав как следует молодую королеву, нуждавшуюся в поддержке верных людей, герцогиня земли Бро-Виромандуи рекомендовала ей Ротруду, ее соотечественницу. Кримхильда была очень признательна им обеим, и Ротруда сделалась для нее скорее подругой, чем фрейлиной, а ее подросшего сына королева взяла в пажи, несмотря на его хромоту... Да, она могла теперь говорить со своей статс-дамой откровенно, зная, что та все поймет.
И сейчас Ротруда переодела королеву в новую сорочку взамен разорванной королем, помогла поставить назад все вещи, устраняя всякие следы ночного буйства.
Сидя рядом с ней на кровати, Кримхильда, прислушиваясь ко все еще кипящему огню в крови, решительно проговорила:
- Я устала терпеть дальше, сдерживаться, словно я ничего не чувствую! Завтра король узнает, от чего он отказывается.
- Что ты задумала, моя госпожа? - встревожилась Ротруда. - Молю тебя, будь осторожна! Королева-мать не упустит случая ”поставить бесплодную невестку на место”, уцепившись за любой повод. Тебе надлежит быть умнее и терпеливее, чем она. Погляди на герцогиню Окситанскую: она умеет подстраиваться к обстоятельствам, всегда выйдет сухой из воды, да еще и рыбку поймает. Недаром она, хоть и стала женой герцога, но большую часть года живет в Дурокортере, как ей и хотелось...
Кримхильда лишь тяжело вздохнула в ответ. Да, ей было чему поучиться у Матильды, сохранившей влияние при дворе, даже лишившись короны. Но сама она никогда не умела достаточно хорошо притворяться, и слишком дорожила своей свободой.
- Для меня лучше горькая правда, чем сладкая ложь, - проронила она, глядя твердым, как у орлицы, взором синих глаз.
И снова Ротруда восхитилась молодой королевой, но и испытала страх за нее.
- Быть может, государыня, в тебе говорит твоя чистая душа... Но в мире, где правит Паучиха, такие, как ты, находятся в большой опасности. Паучиху сможет победить лишь такой человек, кто прежде сам переймет у нее все злодейство. Да и после уже остановиться не сможет, привыкнет плести сети и жалить насмерть. Чего же стоит такая победа?
- Лучше уж терпеть унижения, чем сделаться второй Паучихой! - с полной уверенностью произнесла Кримхильда, встряхнув головой. В свете зажженных свечей волосы ее вспыхнули золотом, отчего над головой привиделась королевская корона.
И что-то новое разглядела Ротруда в своей повелительнице, родившееся в эту ночь в муках - нечто острее меча и тверже стали. В Кримхильде проснулась царственная кровь ее нибелунгских и шварцвальдских предков. Она словно бы сделалась выше ростом, осанка ее стала воинственной, лицо выражало непреклонную решимость. Сейчас она вправду выглядела валькирией, ведущей воинов в бой. Ротруде невольно подумалось: если бы видели сейчас молодую королеву сама Паучиха или коннетабль - Дагоберт Старый Лис, родственник короля, - верно, признали бы, что эта девочка достойна царствовать больше них, прожженных интриганов.
Сейчас же Кримхильда, что-то обдумав про себя, сказала:
- Ротруда, обещай мне кое-что выполнить!
И, хоть статс-даму не покидала тревога за молодую королеву, она поспешила кивнуть:
- Обещаю! Но тебе, государыня, непременно нужно хоть немного поспать. У тебя был трудный день, и ты будешь завтра выглядеть совсем измученной, если сейчас не отдохнешь.
- Да, да... Сейчас я скажу тебе, и лягу... Я прочла письмо моего деда, и мне нужно устроить кое-что. Отправь самых верных слуг к графу Кенабумскому. А точнее - к его жене. И еще... - Кримхильда проговорила что-то на ухо своей статс-даме, которая кивнула в знак понимания. Затем королева устало откинулась на подушки и мгновенно заснула до утра, которого, впрочем, пришлось ждать не так уж долго.
***</p>
Когда наутро фрейлины вошли в спальню королевы для ритуала пробуждения, к их удивлению, балдахин был уже открыт. Вопреки всем обычаям, королева переоделась в нижнее платье сама, и одна лишь Ротруда помогала ей умыться и одеться. Она не стала проверять простыни, которые перестелили две фрейлины, меж тем как остальные прибирали комнату. Все происходило в нарушение придворных обычаев, но с такой естественностью, словно по-другому и быть не могло. Кримхильда заметила округлившиеся от изумления глаза фрейлин, и ей стало смешно.
Закончив первую часть утренней церемонии гораздо быстрее обычного, молодая королева вышла к Малому Двору. Знатнейшие дамы королевства поднялись, приветствуя ее. На этот раз, помимо Иды Моравской, герцогини Окситанской и ее матушки - графини де Кампани, ее встретила еще одна дама - статная, в годах, хотя казалась моложе своих лет, в изысканном из строгом платье из лилового бархата. Это была родственница короля, принцесса крови, Альпаида де Кенабум. Она приходилась старшей дочерью великому коннетаблю, Дагоберту Старому Лису, ее родной брат пользовался неограниченной милостью королевы-матери, а в мужья Альпаиде нашли тоже королевского родича, хоть и побочного - графа Карломана Кенабумского, бастарда покойного короля Хлодоберта Жестокого. Муж Альпаиды был признан принцем крови, хоть и удостоен только графского титула, но это не мешало ему обладать большим влиянием при Дворе - возможно, даже еще более широким, чем признавали открыто. Прожив вместе много лет, супруги привязались друг к другу, вырастили нескольких детей. Именно к ним Кримхильда велела Ротруде послать гонцов.
Накануне Альпаиды Кенабумской не было при Малом Дворе, потому что она отлучалась в свой дом в предместье. Но вот она возвратилась, и Кримхильда почувствовала на себе ее пронзительный взгляд. Среди ее окружения графиня Кенабумская обычно держала нейтралитет: не поддерживала ее, но, как правило, не проявляла враждебности, и всегда была уважительна.
При Малом Дворе дочь Старого Лиса стояла выше всех, даже выше Матильды Окситанской: ведь та, хоть и была прежде женой короля, в своих-то жилах не имела ни капли королевской крови...
И вот, Кримхильда вышла к ним с гордо поднятой головой, с такой царственной осанкой, какой еще не видели у нее в Арвернии. Довольно с нее той беспомощной девочки, которой пренебрегал муж и помыкали собственные фрейлины! Она - урожденная принцесса, ведущая свой род от правителей Нибелунгии и Шварцвальда, королева Арвернская! С этого дня она была твердо намерена во всех случаях держаться соответственно своему званию.
Быть может, более внимательные взоры заметили и бледность королевы, и синеву перед глазами, которую фрейлины еще не успели замазать белилами... Но почтение, которым придворные дамы приветствовали ее, склоняясь в реверансе, этим утром было искренним, как никогда прежде.
Увидев графиню Кенабумскую, королева обратилась к ней, очень бодро, с сияющим видом:
- Рада видеть тебя, Альпаида! Мне как раз очень нужен твой совет! Я вчера провела с королем замечательную ночь, и теперь хочу подыскать наряд, который его поразит. Надеюсь, что ты, известная своим безупречным вкусом, поможешь его выбрать!
И, горделиво стоя под скрещивающимися на ней взорами придворных дам, недоверчивыми и любопытствующими, Кримхильда невозмутимо выдержала их все, словно была неуязвима.
Королева мысленно усмехнулась, глядя, как Матильда Окситанская и ее мать недоумевающе переглянулись, и не посмели ничего сказать. А Альпаида, графиня Кенабумская, знаком указала королеве на несколько платьев, сшитых по нибелунгской моде, лежащих среди остальных.
- Я полагаю, государыня, ты больше всего порадуешь короля, надев сегодня любое из этих платьев, - отвечала она.
Кримхильда кивнула, показав на одно из нибелунгских платьев - из голубого атласа, с серебряными вставками, с легкими струящимися юбками и приоткрытой грудью, как носили у нее на родине. Это платье очень шло Кримхильде, и как нельзя более выгодно подчеркивало ее фигуру.
Увидев, что выбрала королева, графиня Кродоар де Кампани сморщила нос и едва не зашипела презрительно, но все же смогла сдержаться. Переведя взгляд на Матильду, королева увидела, что и та выглядит ошеломленной, если не сказать больше. Сперва на ее лице отражалось привычное злорадство, но затем она что-то обдумала, и в глазах ее, устремленных на Кримхильду, отразилось уважение. Обернувшись к своей матери, графиня Окситанская что-то сказала ей на ухо, и Кродоар постаралась принять безразличный вид, хотя ее пальцы нервно крутили кисти пояса. Сама же Матильда с очаровательной улыбкой обернулась к королеве.
- Разумеется, государыня, ты вправе выбрать платье, которое тебе наиболее подходит!
Даже Ираида Моравская выглядела пораженной изменениями, произошедшими в молодой королеве за эту ночь. Но ей понравилось, что та, вроде бы, на что-то решилась и обрела твердость. И герцогиня Земли Всадников поспешила поддержать свою царственную подругу.
- Из всех нарядов, разложенных здесь, это больше всего тебе идет, государыня! Этот голубой атлас замечательно подчеркивает твою красоту. Король не сможет отвести от тебя глаз!