Глава 3 (2/2)

— Мне — ни для чего. Я просто хочу, чтобы ты продолжила жить.

— Но спрашивал ли ты меня, хочу ли я этого? Ты даже не представляешь, как много боли я испытала в моей жизни!

Ситуация накалялась. Я боялся потерять контроль над происходящим, и в это же время я видел, как потерянно и одиноко Фудзисава выглядит в этот момент. Слезы стекали по её щекам, и боль в её глазах была неподдельной. Я был потрясён. Этот взгляд… Я встречал его раньше. Полный отчаяния и боли, но очень искусно скрытый, едва заметный за маской обыденности, случайно прорвавшийся в момент истины. И это задело меня за живое, воскресило во мне чувства, которые я так пытался забыть, заглушить. И это пробудило во мне волну ярости, которая случайно выплеснулась на Фудзисаву.

— Да что ты знаешь о настоящей боли!

Судя по тому, как изменилось выражение лица Наоко, я выкрикнул это гораздо громче и яростнее, чем она могла ожидать. Так и есть. Сделав шаг назад, к краю крыши, Наоко вдруг воскликнула:

— С чего ты взял, что моя боль — не настоящая? Можешь ли ты себе представить, каково это жить, в мире, где никто тебя не ценит, и никому ты не нужен? У меня даже нормальной семьи нет, отца я никогда в глаза не видела, а мать — алкоголичка, приводящая домой отвратительных мужиков, и из-за неё мне иногда приходится ночевать где попало, потому что я не могу попасть домой. В школе — то же самое. Никому я не нужна, парни видят во мне всего лишь красивое личико, но не душу, а девушки ненавидят меня. Я осознала, что эта жизнь — бесполезна. Почему я существую? У меня нет ни единой цели в жизни, ничего такого, к чему бы я хотела стремиться. Я бы и не против и дальше влачить свое бесцельное существование, да вот оно приносит мне только боль, и ничего более. Я не собираюсь жить ради боли.

— Я тебя понимаю, слишком хорошо понимаю.

Я слегка усмехнулся про себя. Как же мне знакомы эти слова. Сколько раз я повторял их самому себе.

— Боль — она везде, от нее не убежать. Мы живем в несправедливом мире, в котором никому нет дела до друг друга. Меня бесит подобное, я становлюсь зол до чёртиков. Хочешь знать почему? Потому что в один момент я сам был таким, безрассудным, безразличным, неспособным воспринять чью-либо боль. И из-за этого погиб человек, который был мне так дорог.

Фудзисава избегала моего взгляда. Прижав руки к груди, она стояла, потупившись, и напряженно слушала меня. Я сделал шаг вперед. Нас все еще разделяло около десяти метров, казалось бы, так мало, но в то же время между нами была пропасть, которую я хотел уничтожить.

— В прошлом году, моя подруга из школы, где я учился, покончила с собой. Ушла из жизни, исчезла, никому не сказав о том, что мучило её, оставив лишь прощальное письмо, таившее в себе всю правду, которую она всё-таки решила нам поведать.

Фудзисава вскинула свою голову и взглянула на меня. В её взгляде читалось удивление. Я ожидал подобной реакции.

С той девушкой мы были близкими друзьями, и я ценил время проведенное с ней. Но, несмотря на это, я был эгоистичен в какой-то мере и никогда не интересовался её личной жизнью. Я считал, что таким образом поступаю правильно, и не вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются. Это и разрушило нашу дружбу.

Я почувствовал, как по моей щеке скатилась слеза. Не могу поверить, что наконец-то открыл кому-то свою душу, чувства, сокрытые внутри меня, вырвались наружу. Шаг вперед.

— Оказалось, что она попала в плохую компанию, в которой также состоял её брат. Вернее, именно он заставил её заниматься тёмными делишками. Она не могла ему противиться, но она не могла наблюдать, как её брат погружается все глубже и глубже в преступность, разврат и долги. Поэтому, она сдала полицейским и своего брата, и его компашку. Она надеялась, что брат образумится, станет лучше, но он проклял её, так же как её семья. Они попросту выгнали её из родного дома, на улицу.

Я протёр глаза краем рукава.

— Я узнал об этом позже, гораздо позже. Как же я себя ненавидел в тот момент. Во мне нуждались, а я не был способен разглядеть боль и горе в глазах и улыбке человека, который был мне ближе других. Понимаешь? В тот момент я осознал, насколько ничтожным я был всё это время. Я хочу извиниться перед ней, но уже никогда не смогу. Полагаю, что её боль — теперь и моя тоже.

Я взглянул на Фудзисаву. Она всё так же стояла у края крыши, но, похоже, больше не пыталась убежать от происходящего. Я сделал шаг вперёд и снова заговорил.

— Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Я не могу видеть то, как кто-то ещё умирает у меня на глазах. Я этого не вынесу. Пожалуйста.

Я протянул руку в её направлении. Наоко, казавшаяся сейчас такой беззащитной, не отвечала, и неподвижно стояла на самом краю, судорожно прижав руки к груди.

— Мне кажется, что я какое-то время я даже ненавидел ту девушку за то, что она промолчала. Но сейчас, я понимаю, насколько тяжело открыться другому человеку. Пожалуйста, можешь ли ты открыться мне?

Шаг вперед.

Я сокращал расстояние путем неимоверных усилий. Смогу ли я когда-нибудь понять её, если не пойму сейчас?

— Не приближайся!

Фудзисава, с каким-то неистовым отчаянием, крикнула на меня.

— Кто ты такой, чтобы помогать мне? Просила ли я кого-нибудь о помощи? Нет! С чего ты взял, что мне нужна помощь? И даже если так, то-

Вдруг, она оступилась.

Время ни с того ни с сего стало как в замедленной съемке. Или мне так кажется? Прыжком преодолев оставшееся расстояние между нами, я протянул свою руку в надежде схватить её и уберечь от неминуемого столкновения с землей. Перед глазами потемнело. Я не знал, не хотел знать, чем всё это кончилось. Неужели предсказание сбудется? Все мои усилия напрасны? Не хочу, не могу поверить в это.

Я не мог открыть свои глаза. Я не хотел увидеть внизу то, чего я так боялся. Тело юной девушки на земле, прямо перед школьным зданием. У меня катастрофически не хватало смелости взглянуть правде в лицо.

Шли секунды, но мне показалось, что прошла вечность. Я ожидал услышать крик, или же глухой удар, но ничего подобного я не различил. Я не мог противостоять больше тому, с чем мне придется столкнуться. Поэтому я решился.

Я увидел, что моя рука держит руку Фудзисавы. Значит, мне всё-таки удалось.

— Наоко!

Она была в бессознательном состоянии. Я поспешил поднять её на крышу, в безопасность. Ещё пара секунд, и у меня не хватило бы сил удержать её.

Это закончилось. Наконец-то закончилось. Могу ли я вздохнуть спокойно? Я присел на пол, опершись на ограждение. Вдох, ещё вдох. Я сделал это. Я спас Наоко от смерти. Надеюсь, что так.

Кажется, Фудзисава пришла в себя. Не понимая, где она сейчас находится, выглядела она странно. Её можно было сравнить с человеком, который только что увидел призрака.

— Умм… А? Где я?

— Ты всё тут же, на крыше школы.

— А что тогда… Я ведь… упала, да?

— Да. Ты почти упала вниз, но я успел тебя поймать. И кстати, отвечая на твой вопрос. Я — никто. Мы толком не знакомы, но я просто хотел тебе помочь. Почему? Потому что, будь я на твоём месте, я бы не отказался от помощи.

Я поднял глаза наверх. В этот момент мне было сложно думать о чем-либо, и потому я уставил свой взгляд в бездонную синеву. Вид неба всегда успокаивал меня в любой ситуации.

— Взгляни на небо. Оно прекрасно, разве не так?

— …Да.

— Этот мир, пусть в нём полно несправедливости и боли, всё же невероятно красив. Я не могу перестать любоваться красотой заходящего солнца, белоснежных облаков и сияющей голубизны неба. Я не хочу покидать этот мир, не насладившись вдоволь жизнью, какой бы сложной она ни была.

Я вздохнул и оглядел Наоко. Она всё еще не спешила встать с пола и привести свои волосы, развевающиеся на ветру, в порядок, а взгляд её был устремлен на небо. Она была прекрасной в лучах заката.

— Как же ты не понимаешь, что ты так же красива, как и сегодняшний вечер?

Эта фраза вырвалась у меня случайно. Я заметил, как покраснела Наоко. Очевидно, я сказал что-то лишнее.

— Прости.

— Нет, ничего такого. Но… Ты и правда так считаешь, Косуги?

Она, казалось, ждала моего ответа. Я не спеша поднялся на ноги и протянул ей руку.

— Я абсолютно в этом уверен.