New York (1/2)

Enough! You are, all of you are beneath me!</p>

В лучах уходящего солнца, впечатанный в мраморный пол, существуя едва ли не на последнем издыхании, собрав остатки гордости после стремительного краха попыток достучаться до зверя, Локи с трудом нашел в себе силы открыть глаза. Сейчас он не представлял опасности. Осознание своей слабости перед лицом недооцененного врага терзало его колким наследием сломанных костей и многочисленных ушибов, отзывавшихся сплошной болью во всем теле. Сколько прошло времени? Витая в проблесках сна, призрачно граничащего с явью, поверженный Бог пытался расслабить напряженные до онемения, отяжелевшие, словно каменные, мышцы: не сразу, но тело постепенно возвращало себе способность двигаться. Регенерация протекала мучительно и едва ли могла в ближайшее время полностью устранить нанесенный ему урон.

Зажмурившись и на мгновение перестав дышать, он стиснул зубы до хруста челюсти, от чего лицо приобрело ещё большую остроту, а на лбу проступила соленая влага, служащая единственным признаком того, что он все ещё был жив. Покинуть уготованную ему могилу получилось не сразу. Собрав волю в кулак, кряхтя от боли, Локи попытался приподняться, но тут же рухнул обратно. Тьма поглотила его ненадолго, скрутив голову стальным ободом мглистой боли. Стоило признать, что первая попытка оказалась позорно провальной. Понемногу трикстер снова был вынужден приходить в себя. Тишина вокруг не сразу поддалась осознанию, сгущаясь и расходясь глухим звоном в ушах. Открыв глаза, Локи лицезрел, как перед его взором снова предстал белый свод хорошо знакомой ему башни.

Если он все ещё пребывал здесь, значит битва продолжалась или уже кончилась, кто победил?

Ведомый интересом, он решил вновь попробовать подняться. Так или иначе выбора не было, а оставаться в столь унизительном положении на радость мстителям Лафейсон не собирался. Отринув тупую боль, сызнова сковавшую тело, жаром прокатившуюся по спине, Бог медленно покидал пределы своей бетонно-мраморной могилы. Новая порция болезненных спазмов не заставила себя ждать, и через пару секунд трикстер был вынужден взять передышку. Локи лишь на мгновение прикрыл глаза, как до его острого слуха донеслись звуки шагов, возвестившие о конце сражения, а главное — об итоге той битвы, что поразила Нью-Йорк. Медленно выдохнув, ощущая парализующую боль в груди, давящую на легкие, Лафейсон усмирил волну гнева, прошившую тело легкой дрожью, и горделиво вскинул голову, устремляя взгляд своенравных зелёно-голубых глаз на Мстителей, подобно стервятникам собравшимся вокруг него.

Возникшие перед глазами силуэты, мрачным заслоном отгородившие солнце, оттенили Бога своим новообретённым величием, окружив, словно бы все ещё ожидая нападения с его стороны. Напряжение, что исходило от брошенных на него теней, немного отрезвило погрязшего в омуте физического страдания Бога. Облизнув пересохшие губы, Локи с опаской взглянул на тех, кто стоял перед ним, ожидая подвоха. Стоило ему осознать это, как удивление отразилось на его лице, переходя в неподдельное, тревожное веселье, порожденное очередным витком признания проигрыша. Всё больше вглядываясь в лица победителей, склонившихся над ним, Локи отчетливо понимал, что даже хорошо отличимая скорбь не предполагала жалости. Впрочем, он этого и не ждал.

По-прежнему располагаясь на каменном полу, ощущая привкус сладковатых спазмов подступающей к горлу тошноты, Лафейсон упрямо не признавал себя побежденным. Даже сейчас, в окружении уже хорошо знакомых ему людей, — мутантов? — готовых в любую секунду дать себе волю и отпустить спусковой крючок отмщения, он лишь слабо, но от того не менее вызывающе улыбался, переводя сорванное в попытках покинуть место боя дыхание, пытаясь протолкнуть в горло хотя бы каплю влаги. Однако все его потуги унять жажду были тщетны. Пересохшее горло, казалось, могло свести с ума, добавляя к боли перебитых конечностей и оправданно навалившейся слабости невозможность говорить. Ставший ватным, язык непослушно ворочался во рту, лениво переваливаясь от щеки к щеке в скупых попытках увлажнить полость рта. Испытывая режущий дискомфорт от чрезмерной сухости, сощурившись, с трудом сглатывая ржавый привкус крови и общей горечи, Локи обвел взглядом борцов за справедливый суд. Сквозь едва заметные слезы, голосом, осипшим в своем непреодолимом желании избавиться от иссушающих нутро спазмов трикстер, притворно усмирённый грозными взглядами победителей, решился воззвать к их милосердию.

— Если вам уже всё равно, — опираясь на руки, Бог, изничтожаемый изнутри осознанием собственной слабости, через силу проталкивая слова с непокорного языка, слабо улыбнулся, ощущая жгучую иронию ситуации, не доставляющей никому особого удовольствия, — дайте промочить горло.

Малость, о которой он просил, осталась мечтой, лишённой всякой надежды. Стрела меткого лучника, вибрирующая в натянутой тетиве, служила молчаливым ответом на вопрос Бога, избавляя его ото всякого желания впредь обращаться к мстителям. За спиной Клинта фыркнул Халк. Проявление эмоций здоровяка немало позабавило Бога, но ещё больше разожгло в нём огонь ненависти, опаливший его изнутри. Пожалуй, при чуть иных обстоятельствах, он бы и впрямь мог преподать урок этому громиле, но боль в теле не позволяла забыть о том уроне, что нанёс ему переродившийся в гамма-монстра Беннер, буквально впечатав в пол башни. Смиренно опустив взор, Локи скривил губы в скупой улыбке, насыщая свой гнев страданием — физическим и моральным. Настанет час, и силы ему ещё понадобятся, а пока он мог лишь выжидать.

Милосердие — черта коварная. Единожды утеряв её, навсегда лишаешься подобного права в отношении себя. Но сохранив, рискуешь быть обманутым. Бережливые люди, какими бы жестокими они ни были, не способны навсегда лишиться чувств. Так или иначе, они учатся с ними жить, анализировать и применять лишь тогда, когда разум бессилен. К несчастью для Локи, после пережитых событий единственное, чего жаждала опустошенная душа команды — убрать подальше с глаз того, кто был причиной возникшей пустоты. Как бы ни был зол Тор на Локи, предавшего, по его мнению, саму идею своего существования, погрязший в сомнениях и ярости, Бог грома, тем не менее, подставил свое плечо, позволив опереться брату и сохранить достоинство в последние мгновения отгремевшей битвы перед лицом врага. Поистине, это было весьма великодушно со стороны будущего царя Асгарда.

Привалившись на крепкую руку Одинсона, Локи позволил себе на время отключиться от приглушённого роя голосов, обсуждавших его будущее так, словно он был не поверженным Богом, а всего лишь щенком, подобранным сердобольными смертными на улице. Прикрыв глаза, Лафейсон всецело растворился в томной вибрации боли, расходящейся по мышцам тела, концентрируя разум на необходимости восстановления хотя бы некоторых, первично важных функций организма. Однако, несмотря на отсутствие всякого интереса с его стороны, отголоски обрывистых фраз короткого обсуждения дальнейших действий долетали до него, тревожа сторонним шумом разум трикстера, с трудом сохранявшего равновесие даже с поддержкой брата. Среди прочего приглушённого гомона слышался особенно недовольный голос Старка и примиряющий баритон Роджерса, стремящегося успокоить разбушевавшегося товарища.

— Это необходимая мера, Тони, временная, — мягко произнёс Стив, сжимая железное плечо Старка. — Ты же понимаешь, что так будет лучше для всех.

— Я не вполне уверен, что моё понимание ситуации совпадает с тем, какое представляет одноглазый Биг Босс, — фыркнул гений, раздражённо отвернув голову в сторону. — Я должен позволить ему притащить эту штуку сюда? В мой дом? Да половина разрушений Нью-Йорка пришлась на мою башню, это кто-нибудь берет в расчет?

— Самое время торговаться, Старк, — осуждающе произнесла Вдова, покрепче сжимая в руках скипетр Лафейсона. — Будет лучше, если этот парень останется здесь, под нашим присмотром. Это всех устроит, я права?

— Полагаешь, будет другое? Более подходящее? — сощурился Тони и недовольно скосил взгляд в сторону застывших в братских объятиях асгардцев, особняком державшихся в полуразрушенной лаборатории. — Передай Фьюри, что я даю добро, но он будет мне должен, — немного поразмыслив, неохотно произнёс гений, поджимая губы.

— Никогда не знаешь, когда вовремя приструнить своё эго, — ухмыльнулся Клинт, оглаживая изгиб лука и украдкой поглядывая в сторону Лафейсона.

— Я только что вроде как мир спас, — беспечно дёрнул плечами Старк, — могу позволить себе сто грамм здорового эгоизма. Да, я бы и от виски в общем-то не отказался, но, так и быть, это подождёт.

— И шаурма тоже, — стремясь свести напряжение к шутке, широко улыбнулся Роджерс. — Фьюри сообщает, что они уже рядом. Наташа, Клинт, поможете разместить камеру?

— Отлично, ещё и коммутатор сдох, — вздохнул Тони, наградив стоящего чуть позади воинственного Халка унылым взглядом.

Немногим позже, под чуткими взглядами из-за направленного на него разнообразного оружия, от репульсоров до собственного скипетра, Локи конвоировали в камеру временного содержания, доставленную в башню и размещённую на третьем этаже сохранившейся лаборатории. Старк был щедр: пусть и с явной неохотой, но всё же он предоставил ему скромное жильё, где Бог должен был дожидаться решения своей судьбы по меркам Мидгарда. В мастерской их встречал только Клинт. Отставшие ещё в гостиной Вдова и Халк присоединились к шествию позднее, когда любезный Тор, со всей только ему присущей аккуратностью, усадил трикстера, словно за витрину, в знакомый Лафейсону контейнер, предназначенный для сдерживания бурных порывов гамма-монстра. Впрочем, самого собственника клетки было не видать среди других людей, вонзивших взгляды в измученную, не выражавшую ни капли сожаления фигуру Локи. Похоже, монстр вновь затаился, явив миру свой жалкий облик растяпы-учёного. В один миг трикстеру стало любопытно.

Примостившись спиной к стене, подогнув одну ногу под себя, Локи наконец имел возможность расслабиться и подумать, разглядывая своих содержателей в манере, подобной их. Вскользь улыбнувшись, он взглянул сначала на брата, лицо которого выражало душевную муку, затем на явно желавшего расправы стрелка, не оставлявшего своей цели до тех пор, пока дверной заслон не возвестил об исправности засовов, после чего обратил взор на единственное, казалось бы, безучастное существо, преодолевшее порог вслед за Вдовой. С интересом разглядывая наспех одетого не в свою одежду мужчину, Локи с трудом мог поверить в то, что именно он был виновником его теперешнего состояния. Сухо рассмеявшись, перебив вновь возникший между мстителями — а именно между Старком и Клинтом — приглушенный спор, вернув себе внимание скромной публики, Локи не спеша поднялся на ноги, все ещё опираясь на крепкую стеклянную стену.

Неуверенно пройдя пару шагов вдоль полукруглого заслона, остановившись и переведя дыхание, трикстер обратил взгляд точно на Вдову, найдя в ней слабость и одновременно чудну́ю для Бога силу — усмирять гнев неподвластного никому монстра, при этом не имея способности побороть свои собственные страхи.

— Не повезло тебе, — его голос прозвучал вызывающе уверенно, с тонкими бархатистыми нотками превосходства, сохранившего свои крупицы в непобеждённой гордости Бога, — с избранником.

С деланным сочувствием трикстер перевел взгляд на Брюса, все ещё испытывающего дискомфорт от нахождения вблизи камеры. Теперь Локи был уверен, что его слова слышны, хоть ответа и не последовало. Посторонние разговоры стихли, и взгляды абсолютно всех собравшихся были обращены на него.

— Кто низвергнет зверя с пьедестала, не окажись тебя рядом? — ухмыляясь, продолжил Бог. — В чем ваш секрет? Уверены, что именно мне необходимо быть здесь, — обвел взглядом камеру, высокомерно вскинув голову и с наглой ухмылкой взглянув в окно. — Вы стремитесь защитить свой мир от угроз, приходящих извне, но кто защитит вас от самих себя? — надрывно рассмеялся, переходя на хрип, сползая снова вдоль стены вниз, окончательно выбившись из сил.

Речь трикстера произвела должное впечатление на мстителей, и эффект, которого столь упрямо добивался Локи, был достигнут молниеносно: гнев взъярил новоиспеченных героев, пробуждая в них ярость победителей, жаждущих скорой, немедленной расправы над тем, кто принёс страдание в их жизни. Немедля ни секунды, Бартон натянул тетиву лука, с низким, гортанным рыком сдвинувшись в сторону пульта управления камерой, намереваясь открыть заслонку.

— Клянусь, как только стекло сдвинется — моя рука не дрогнет, — прошипел лучник. — Я всажу эту стрелу в твой глаз, а затем повторю трюк снова и снова, пока не опустеет мой колчан.

— Уймись, Клинт, — путь рассерженному Бартону преградил Старк, оттеснив его грудью от пульта управления. — Мы не линчеватели. Все понимают, какие чувства ты испытываешь, для каждого эта война стала чем-то личным, но мы Мстители. Наша цель — возмездие, а не месть.

— Не вижу особой разницы, Старк, — сквозь зубы процедил Бартон, по инерции продолжая целиться в фигуру Бога, надёжно скрытую за плотным стеклом.