Глава 3. Go go! и «Test Me» на всю громкость (1/2)

⠀На ступеньках подъезда мурчал рыжеватый кот с белыми, будто молочными потёками. Его поглаживал Феликс. А Феликса поглаживал Хёнджин, расплывшийся где-то на плече. Июньское солнце разливалось жаром по синеве небес и по детским лицам с веснушками, родинками, шрамами и царапинками.

— Такой милый... — шепнул Ликс.

⠀Сынмин недовольно буркнул в их сторону:

— И что люди в котах находят, они ведь высокомерные и наглые.

— Эй, детвора! — крикнул Джисон, счастливый, улыбчивый, с зонтиком и пакетом мармеладных червячков руке, — Хватайте!

⠀Хёнджин потянулся к целлофану и запутался в нём ногтями:

— Он блять не развязывается!

— Погоди, — Феликс скромно усмехнулся и аккуратно развязал надоедливый узел, высвободив пальцы друга, — вот видишь, всё развязывается.

— Ути, милашки, вы такие хорошенькие!

— Джисон, я твой зонтик сейчас тебе засуну...

— Молчу-молчу, хорошенькие друзья! — Хан подмигнул, взъерошил шерсть дворовой кошки, покрутил зонтиком, сжевал несколько радужных червяков и сделал что-то ещё.

⠀Хан Джисон — это ходячее, нет, бегающее, прыгающее и скачущее всегда и везде бедствие. Невозможно уследить за тем, сколько разных действий он проворачивал за минуту. Вот сейчас он достал маленькую колонку из сумки за плечами. А вот уже включил рок на всю громкость. Сынмин закрыл уши и скользнул в подъезд. У его глаз светились беленькие шерстинки майских шрамов. Феликс зажмурился. У его локтя Хёнджин, что заставил съесть утром тарелку сладкой овсянки.

— Тебе нравится рок, Джинни? — обнимался Ликс.

— М... не знаю, мне всё нравится. А тебе?

— Очень громко.

⠀Он опустил щёку на макушку Хёнджина. Пригревшись в аромате лёгкого парфюма, Ликс проморгался искристыми глазами и уставился на венистые ладони друга. Хёнджин крутил в руках пластиковую бутылку и пытался подбросить её так, чтобы она ровно встала на дно. Джисон внимательно за этим наблюдал и заглядывал в самые глаза с глупым лицом.

— Мешаешь...

— Ага.

— Получилось! — Феликс захлопал в ладоши, когда бутылка приземлилась у его жёлтых конверсов, он приобнял Хёнджина и вдохнул запах его волос, шоколадно-клубничный, клубника в шоколаде... — Круто!

— Твоя очередь.

⠀Ликс подкинул бутылку. Упала. Ещё раз упала. И снова упала. И после ещё десяти или сотни неудач наконец-то встала, радуя Хёнджина:

— Ура! Победа!

— А приз будет? — спросил Джисон, потянувшись к бутылке.

— Я хочу клубнику в шоколаде, — Ликс превратился в яркий огонёк из бабочек и светляков.

— Ты?! Правда хочешь?

⠀Феликс кивнул. Хёнджин восхитился и бросился на него жарким пылкими объятиями. Кот убегал прочь от детей-собак. А Джисон ломался с чудокаватым испытанием пластиком.

— Я обязательно сделаю тебе, — шепнул Хван.

— Ладно, с тобой я её поем. Да, пожалуй... М... — Ликс проглотил сладкий мармелад и хихикнул Джисону, — Я очень хочу.

— Извините, что я порчу вам романтик... — Хёнджин легко замахнулся по рыжеватым волосам, что под розовым зонтом казались малиновыми и съедобными, жутко съедобными, так и хотелось надкусить, как ягодный торт, — то есть душевный дружеский разговор, но я совсем не понимаю, как...

⠀Феликс забрал бутылку, подкинул. И не поставил, но почувствовал, как резко на него свалились Хёнджин, Чонин, несколько звёздочек и бирюзовых птичек из диснеевских мультиков.

— Что за?

⠀Хёнджин захлопал глазами:

— Я хотел тебя обнять...

⠀Чонин подавился карамелькой:

— Меня, кха, вытолкнул Чан...

⠀Бан Чан показался из-за тёмной двери:

— Собирайтесь, мы валим на крыши!

⠀Он вцепился в джинсовую жилетку Сынмина и в рукав белой футболки Чонина, и потянул их за собой. Громко хохотал и улыбался. Такой Бан Чан заставлял радоваться, даже если прямо над головой висела туча мглы. За таким Бан Чаном бежали Джисон, Чанбин, Хёнджин с Феликсом за руку и Сынмин с Чонином под его локтями. В колонке трещала ”Test Me” от Xdinary Heroes, а Чан всё выкрикивал надоедливое и до слепоты в глазах счастливое ”go-go!”, что означало ”давай-давай!”, ”вперёд-вперёд!” или ”Джисон, дай червячка!”.

— Ты псих! — смеялся Чанбин.

— Мы здесь все психи, ха-ха!

⠀Они бежали через многоэтажки, неработающие светафоры и испуганные лица прохожих. И добежали до ряда разноцветных гаражей. Они любили гаражи, а гаражи их не любили, не умели. Южные крыши ярче майских северных, и здесь нет тварей с молотками и кирпичами.

⠀Джисон, прикрываясь розовым зонтиком, забрался на ярко-жёлтый гараж. К нему залез Чанбин. Сынмин с Чонином прыгали и кружились на серовато-оранжевой черепице. А Феликс на низкой синей крыше трепался о чём-то с Чаном пока Хёнджин приклеивался носом к его предплечию с переводной татуировкой розы.

— Шоколада нет, но-о... – Чан протянул Ликсу пластиковый контейнер с вымытой клубникой.

— Уо-о! — а Феликс снова засиял.

— Дай-ка я.

⠀Хёнджин охватил хвостик ярко-красной ягоды и притянул к резным обкусанным губам друга. Ликс ухмыльнулся и надкусил клубнику. Прозрачная розоватая капелька прокатилась по подбородку. Хёнджин стёр её пальцем и, подмигнув, облизнул его.

— Фу, извращения какие, — Бан Чан захихикал и расселся на гараже, — эх, а вы ведь дружите с пяти, да? Или с шести?

⠀Хёнджин осёкся и задумался. Плёнка видеокассеты прокрутила в голове излюбленное лицо с румянцем и веснушками, и то, как это лицо забирало у Хвана вилки, дарило ему открытки с акварельными рисунками, как набрело на Бан Чана и попало в дружную детскую семью. Само сердце Хёнджина растаяло, растеклось ванильным сиропом по венам и улыбнулось:

— Я не помню... значит столько, сколько себя помню, — струился томный голос из самой груди.

— Хорошо сказано, Джинни, вы... молодцы. Я рад, что вы есть друг у друга.

— А я рад, что мы все есть, — Феликс привалился на Хёнджина и глянул куда-то далеко, — и это...

— Да, хорошо сказано.

⠀Бан Чан откинулся на каменистый бетон и раскинул руки. Он чудесен, когда улыбается небу так, будто оно его старый дружок. Когда его щёки горят жизнью. Как сегодня. Когда Феликс смеётся ему, как сегодня. Хёнджин уже даже не помнил, сколько он дружил с самим Чаном, значит столько же, сколько помнил себя. С ним и со всеми своими беспородными друзьями он бы умер сотни раз, чтобы переродиться ещё тысячу. Он бы снова подрался с какими-нибудь конченными подростками, как в мае. И не отделался бы кирпичным порошком в волосах. Да, он бы разрезал глотку себе, кому-то и всем, кроме них. И был бы с ними.

— Чан, как твоё сердце? — шепнул Хёнджин.

— Любит.

⠀Бан Чан вгрызся в клубнику, а Феликс в пальцы Хёнджина, отчего тот тихо шикнул. И чмокнул в щёку. Феликс он ведь такой, солнце, на него и шикать подобно смертном греху. Он ведь ”самый-самый лучший друг”, как Хёнджин говорит остальным в их стае. Но он ведь ”мне нравится”, как говорит сердце Хвана. Когда оно так сказало...

***</p>

⠀... Наверное в апреле. Апрель до мая. Счастье до горя, а потом вновь безоблачное небо. Но какое число бы не мелькало на календарной сетке, Феликс мог не есть в любой день. А это значило, что произошло что-то нехорошее. Он сидел на расправленной постели среди дня и жевал соломку. Это не нехорошее, это даже очень хорошее.

— Кушаешь? Просто прекрасно, Феликси, — Хёнджин подсел на кровать к Ликсу.

⠀Замечая, как его друг хотя бы во что-то вонзал свои зубы, он не мог нарадоваться. Каждый раз, когда Ликс ел, Хёнджин улыбался, воодушевлённо витал по квартире и мог устроить настоящий, пусть и мелкий праздник с тортиком из подушечек зефира, выцеловывая щёки мальчика.

— Что за ”Феликси”?

— Ты так смутился, не нравится?

— Как хочешь...

— А ты?

⠀Хёнджин достал одну соломку из пачки в руках мальчика и, заглотив её в мгновение, слизал соль с губ.

— Мне нравится, как ты называешь меня просто Ликс.

— Хах, всего лишь Ликс?

— ... Ты делаешь это по-особенному.

⠀Феликс пробирал своим невинным, детским, светлым и чистым взглядом до колючего чувства в грудной клетке. Пробирал, да так, что Хёнджин тянул к нему руки, как к своему любимцу из стайки детей:

— Пх, это как?

— М... Может показалось.

— Чан говорит, что если тебе что-то кажется, то нужно погладить себя вот здесь, — Хёнджин приложил руки Феликса к его животу и начал медленно двигать ими туда-сюда, — так, чтобы согреть себя изнутри. И лучше соображать.