Мороз и солнце, день чудесный (2/2)
– Однако, и не похоже, чтобы слез не было, согласись? – резонно подметил Варрик. – Если это не грусть, то что ты чувствуешь тогда?
– Я не знаю, – растерянно выдохнул Лерой. До него, кажется, начала доходить бредовость ситуации: вот стоит рыдающий эльф и пытается доказать, что он совсем не рыдает. Растерянный взгляд сменился отчаянным, потом пустым, Варрик едва успевал подмечать перемены в этой серебристой прозрачности и застыл, как вкопанный, боясь спугнуть Лероя. Задетый коленом, зазвенел хрустально промороженный канаварис, пара листочков, хрупнув, откололись и упали в снег. Никто даже не подумал отвлечься.
– Я не знаю, – повторил Лерой угасшим голосом. Набрякли новые слезы, он не стал их вытирать, уставившись на ладони с таким выражением, будто вместо слез они были вымазаны в еще теплой крови; а потом трещина во льду расколола канаварис. Побег лопнул вдоль, осыпаясь листьями и осколками, и этому пронзительному звуку в тон прозвенел совсем мальчишеский, отчаянный выкрик:
– Ну почему они не останавливаются! – резче прежнего, будто собирался содрать с себя кожу, Лерой размазал влагу по щекам, осел прямо в сугроб и зарыдал, спрятав лицо в ладонях.
И у Варрика отлегло от сердца. Той хрусткой морозной тишины, пронизанной магией и тревогой, той тишины, что так его напугала, больше не было. Всего лишь в сугробе плакал мальчишка, который умер на четыре года, а теперь оживал обратно; и все было не то что бы просто, но уже почти понятно.
– Эх ты, – пробормотал Варрик и, не выверяя больше шаг, словно охотник на сучковатой коварной тропе, осел радом с Лероем, приобнял за плечи. Эльф не притиснулся ближе, тыкаясь в подставленную для рыданий грудь, но и отшатываться не стал – уже хороший знак. Варрик успокаивающе погладил трясшиеся лопатки, случайно задел голый загривок в вороте мантии – и отдернул пальцы, будто обжегся.
– Да ты будто не корешки замораживал, а себя в лед пытался превратить! Замерз?
Лерой невнятно закивал, не подняв взгляда и только сильнее съежившись.
– А что ж сразу не сказал?
– Я должен… слушаться…
– Кого слушаться? – недоуменно вытаращился Варрик.
– Солас сказал… на улице… – глухо, давясь рыданиями и спотыкаясь через слово, пробормотал Лерой, – на улице заниматься лучше… я должен…
Смеюн смотрел с совершенно искренним раскаянием, но Варрику все равно захотелось стукнуть этого умника по лысине. Жалко, не дотянется. Хотя, если попросить кого подсобить – не откажут же мастеру Тетрасу?..
– На улице правда безопаснее, если бы случился магический выброс, – попытался оправдаться Солас, разведя руки в стороны, но Варрик только отмахнулся:
– Да плевал я на безопасность! Пацану башку в мясо перемололо, а ты не придумал ничего умнее, чем тащить его щупать Тень и заниматься прочей мажьей хренью.
– Это не хрень, – Солас сощурился предостерегающе, выдержал ответный колкий взгляд Варрика и как мог смягчил голос, хотя сталь в нем все равно чувствовалась. – Я… понимаю… насколько ситуация страшная и насколько Лерою нужна помощь, но у нас нет времени. Он – лакомый кусочек для демонов. Представь, что будет, если метка окажется у одержимого?
Варрик поклялся в мыслях, что точно наймет кого-нибудь крепкого и высокого, чтобы сравнять шансы, а пока только зашипел, давясь ругательствами. Он даже не мог выбрать наиболее подходящее из десятка излюбленных. Не при пацане же о таком болтать! Этот дурашка не сообразил пожаловаться на холод, а если втемяшит себе, что должен тренироваться – как скоро его потащат к Адану без признаков чувств и дыхания? Варрик понятия не имел, что творится в этой пепельно-серебристой голове, но подозревал, что если бы знал – ему не понравилось. И с этим надо было что-то делать, желательно…
– Я не стану одержимым, – всхлипы вытеснили отрывистые, частые вдохи – Лерой заглатывал морозный воздух, будто тот был лекарством от всех печалей. – Искательница обещала. Если я ослабну, меня усмирят обратно. Так правильно…
«Я же говорил, не понравится!», – воображаемая копия Варрика в мыслях самого Варрика схватилась за голову и забегала кругами. Он успел поймать взгляд Соласа: тот вытянулся и побледнел, будто его по голове огрели тем самым поленом, что уже любовно присмотрел себе гном в ожидании расправы:
– Нет! Только не усмирение! Магия Метки нестабильна, если ее оборвать…
– Дыхание Создателя! – перебил Варрик и подивился сам себе – каким он, оказывается, может быть грозным, когда припрет. – Смеюн, клянусь всеми своими контрактами, еще одно слово про магию, Метку или что-то подобное – и я скажу Кассандре, что ты учил Вестника похабным песенкам и магии крови, и это будет твоя проблема!
«И с Кассандрой потом тоже поговорю», – добавил тише, но все же слышно. Солас посмотрел на гномий палец, указывающий ему прямо в грудь, на разъяренное лицо Варрика и нехотя кивнул, признавая за ним правоту. Варрик выдохнул. С этим пока разобрались, теперь – самое главное и, к сожалению, самое сложное…
– Давай, Солнце, поднимайся, нечего в снегу рассиживать. Яйца, конечно, для магии не то что бы нужны, но отморозить все равно жалко будет…
Лерой согласно покивал, но вместо того, чтобы выскочить побыстрее из сугроба и рвануть к Флиссе за кружечкой горячего, педантично принялся отряхивать с колен налипшие крошки снега. Ну чудо же, вздохнул почти умилительно Варрик, и с кряхтеньем выпрямился сам.
– Солнце – потому что клеймо? – не отрываясь от увлекательного дела спросил Лерой.
Варрик запоздало прикусил язык. Кличка была дурная и совершенно необдуманная, он собирался пораскинуть мозгами позже и придумать что получше, как будет время; но в мыслях прозвище уже прилипло намертво, и вот поди ж ты – вылетело в самый неподходящий момент.
– Да, – вздохнул он, махнул ладонью обреченно. – Прости, не самый удачный вариант. Я потом придумаю что получше, обещаю. А то Лерой… Это сурово и красиво, но оставлю, пожалуй, Кассандре и прочим. Если есть те, кто лопаются, как напыщенные индюки, то должны быть и трёпла вроде меня.
– Плут, краснобай, банный лист на заднице, – процитировал Лерой, и Варрик, не найдя, что возразить – заслужил за прокол с прозвищем, – только ухмыльнулся и поклонился, разведя руки. Лерой, подняв голову, посмотрел сурово и строго – насколько, конечно, можно быть суровым, имея заплаканные, красные почти как у кролика глаза.
– Не надо ничего придумывать, – проговорил он плавно, будто зачитывал мысль с бумаги, а не из головы. – Если тебе не нравится Лерой, пусть будет Солнце, я не против. Ты же иронизируешь, а не оскорбляешь. Еще можно Лерка. Меня так… – на миг он запнулся, будто подмороженный кончик языка грелся о нёбо, – меня так звали раньше… друзья.
Вот же ж… заболтались – и забыли, какой холодный ветер дует с перевалов. Варрику показалось, у него вдох комом встал в горле, потом проскользнул в грудь и там на миг все заморозил ошарашенной немотой – плут, краснобай и банный лист на заднице долгие несколько секунд не знал, как ответить на такую забытую, казавшуюся ему уже почти невозможной откровенность.
Потом он улыбнулся и сказал, протянув руку:
– Буду польщен считать это приглашением дружбы.
– Я тоже, – серьезно кивнул Лерой, хватаясь эльфийскими хрупкими пальцами за гномью крепкую ладонь. Вес у него был ягнячий; Варрик рывком вытряхнул пацана из сугроба, и тот совсем как олененок, после рождения путающийся в копытах, встал на некрепких ногах.
– А что теперь?
– Теперь, Лерка, пойдем отогреем тебя. Потом я скажу пару ласковых Искательнице, и Соловью заодно тоже. Потом – как карта ляжет, сообразим на ходу. Но сперва – греться.
Лерой улыбнулся – робкой улыбкой деревенского дурака, который ничего не понял, но по голосу сообразил, что к нему обращаются с теплом.
И Варрик подумал, что, пожалуй, будет скучать по временам, когда ему казалось, что нет на свете эльфа страннее Маргаритки.