02 (2/2)

— Хидан! — Сасори повысил голос чуть ли не с рыком. В какой-то точке Земли, вот прям здесь, началось землетрясение. Чтобы не чувствовать, как почва уходит из-под ног, Хидан кладет девушкам руки на спины, подталкивая к выходу.

Хината почти у двери, обернувшись, говорит «до встречи, Сасори», мило улыбаясь, а тот стоит как немой, еле руку смог поднять — на помахать сил не хватило. Хидан не забудет день, когда появление темноволосой девушки раскололо обертку вечно недоступного друга, прячущего эмоции за скучающей физиономией. Ему не хватило на это всей жизни, Хинате хватило двадцати минут.

Спокойная кофейная локация меняется на шумный город.

Шлепая по тротуару, Хидан пишет сообщение Сасори:

я, кстати, с работы уйду ненадолго

Сасори:

спасибо, что своевременно предупредил

Сарказм улавливается через буквы.

Сакура идет слева от него и щебечет, какой милый новый бариста работает в любимой мини-кофейне на ее этаже. От упоминания «милый» зубы смыкаются до появления желваков на скулах.

Может, кофейня потому и стала вдруг любимой, и, видимо, поэтому она уже с неделю как просто заскакивает к Хидану, но кофе не берет. А он готов приносить ей свой капучино по уведомлению из сообщений, почты, голубя, чего угодно, лишь бы попросила и все ее внимание было обращено на него. Загвоздка только в том, что все может стать подозрительнее.

Хотя по-дружески же.

Он все чаще опускает глаза под ноги, сопротивляется повороту в ее сторону, чтобы не видеть лица, оно и так слишком часто представляется в голове в ее отсутствие, будто вся черепная коробка обклеена изнутри ее плакатами.

Хината идет рядом с Сакурой, слушая разговор вполуха, погруженная в свои мысли, и сжимает стаканчик с выпитым кофе в руке. Каблуки стучат по асфальту, и стук смешивается с шумом машин. Резкий теплый ветер подхватывает вверх длинные розовые волосы, они оголяют шею и попадают на личную территорию Хидана, щекоча ему нос. Он даже не отходит и чувствует, что сам похож на каблук, даже не находясь в отношениях.

Шумно сглатывает, когда пряди хаотично падают на ее лицо, ведет челюстью в сторону, сжимая руку в кулак.

Терпит.

До больницы добираются втроем, но в здание заходят двое. Сакура просит Хидана подождать на улице, не стоит ему мешаться в коридорах и ходить хвостиком, пока она проведет Хинату на рабочее место: туда, где вход только для персонала. Уходит, оставляя после себя запах вишни.

Она вся им пропитана.

Хидан считает секунды.

Раз.

Два.

Три.

Аромат пропал.

Рука на автомате достает пачку сигарет из кармана. Зубами сжимает фильтр, только вместо сигареты хочется подпалить свой кончик языка, как вместо фитиля, пара секунд и рванет. Ошметки тела прямо перед больницей, какая ирония, и пластырь с хеллоу китти не спасет.

Под восьмую затяжку к нему спешит Сакура — дать подзатыльник.

— Рак легких хочешь?

— Хочу, если ты к нему прилагаешься. — Хидан подмигивает, обращая в шутку. — Да ладно, ты ж медик, вылечишь, — в словах свищет безнадега и ясно, что не вылечит.

Рак — нет, сердце — вполне.

— Не нужен тебе этот рак легких со всеми дополнениями, дыши глубже.

Хидан чувствует, как сигарета выскальзывает из пальцев. Сакура осторожно ее вытягивает, тушит о столб и кидает в мусорку. А он просто наблюдал, не смея двинуться, так и застыл с почти поднесенной ко рту рукой для затяжки.

Дышать глубже, куда уж блядь.

— Пошли. — Берет за руку и тянет в помещение.

Тело забрасывается в больничную атмосферу, и он морщится от запаха, пытаясь уловить во всем этом нотки вишни. В носу свербит до раздражения.

Сакура останавливается перед большим холлом, где за углом находится рабочая мини-кофейня, и дает указание идти в смотровую, пока она возьмет себе кофе.

Хидан складывает два плюс два и в сумме получает сквозную в груди. Она скрывает его, чтобы бариста не подумал о наличии у Сакуры второй половинки? Вау, математик, садись — зачет.

Хочется выйти широкими шагами по направлению к девушке, пока она стоит, мило улыбаясь светловолосому уебану, готовящему кофе, и по собственнически притянуть к себе, назвать своей. Хочется, а на деле плетется в смотровую со сжатыми кулаками, по пути нарезая взглядом парня с бейджиком «Наруто» по кускам. Организм нуждается в никотине, а ему даже докурить не дали, сука.

Нужно представить, что Сакура не его и ему не принадлежит, да это, блядь, в представлении не нуждается, потому что так и есть.

Хидан рядом с ней теряет ясность и инстинкт самосохранения, охранять только ее хочется от всего, от всех, на себя давно плевать. Он готов дать Наруто недельку выходных в палатах больницы с двумя фонарями под глазами, тут как раз недалеко, чтобы через свои заплывшие щелки Сакуру не видел.

Физические травмы заживают быстрее душевных, так что только на время выведет из строя, знает, о чем говорит, — сам себя выводил.

Ожидание Сакуры продлилось недолго. Заходит с двумя стаканчиками. Хидан, сидя на кушетке, принимает кофе и пробует на вкус, пряча улыбку. Думал возьмет только себе, в теле стало тепло, но не от жидкости — от ее внимания.

— Всратый кофе, я готовлю вкуснее, — подытоживает он, накидывая гримасу отвращения.

— Я неприхотлива во вкусах, могу пить даже разбавленный три в одном.

И замедлять его дыхание, когда один на один.

Сакура мило улыбается, ставя кофе на стол, и подходит к пациенту. Хидан протягивает руку и считает секунды, пока бинт разматывается кольцами, падая на пол. Лицо у нее сосредоточенное с тенью беспокойства, губа прикушена, а подушечки пальцев успели остыть от горячего стаканчика. Дистанция между ними минимальная, боится разрушить лишним вздохом.

Сакура ослепительна, у Хидана нет с собой солнцезащитных очков, сетчатку сейчас прожжет, но смотреть не перестанет. На атомы расщепляется, когда ловит ее не в меру обеспокоенный взгляд, который раз уже, между прочим.

Наверно, показалось, и отбрасывает мысль.

Забывается вмиг, мечтая создать свою вселенную, где она всегда под боком, бормочет истории на ушко, параллельно вставляя, что счастлива, и их пальцы переплетены в замок. Боль по тканям кожи вырывает из омута фантазий, а ему хочется впасть в кому, чтобы продолжить видеть несбыточные картинки.

Последний оборот бинта и потеря ее прикосновений.

— Ну я пошел. — Вяло поднимается на ноги в надежде, что его рывком усадят назад, но удерживать никто не собирается, и направляется к двери. — Спасибо большое. — Сухость в горле режет.

— Хидан, — Сакура колыхнула секундную тишину в кабинете слишком резко, окликнув его почти у двери, — аккуратнее, пожалуйста, — ее голос стал тихим, с нотками печали, как на органе играет, струны лиры здесь не услышать, как бы ни хотелось.

Беспокоится.

— Не пропаду, чао, — давит оскал, придавая голосу веселье, и вскидывает руку вверх в прощальном жесте, но даже не оборачивается.

Ее «пожалуйста» изматывает с каждым шагом возвращения на работу, бьет непониманием под чужой стук мимо проходящих каблуков.

Какого черта происходит? С ней, с ним, с ебанным миром, в котором он не умеет жить, притворяется взрослым и тонет в зависимостях.

Он чиркает зажигалкой, затягивается, на ходу выпускает клуб дыма, врезаясь в него телом, рассекая. Консистенция разная, ему с ним не раствориться. Хмуро отсчитывает восьмую затяжку, только в этот раз к нему никто не спешит, чтобы вырвать из рук сигарету.

Сакура в последнее время ведет себя не так, как обычно. Словно в его сторону больше заботы, в ее глазах грусть и кажется еще что-то, что не может рассмотреть, он же от нее слепнет, блики ловит.

Может, ей стало больше, чем не все равно, и этому заблуждению легко поддаться.