01 (2/2)

Пальцы промахиваются мимо нужных букв, в ответ отправляет:

заибсь, мокро

чмок тя в пупоккк

Сасори:

проспись.

Можно было подыграть настроению, а не поднасрать.

Сжимает телефон в руке. На полу валяются разорванные куски бумаги, что-то из рекламных объявлений. Хидан проводит параллель, представляя себя на их месте, валяющимся ошметками, где его путь только в мусорку. На его теле должна быть бирка с пометкой — склейке не подлежит. А никто и не собирался.

Сакура бы отпиздила за такой беспорядок.

Хидан курит, пьет, ругается матом. В присутствии Сакуры меньше, чем обычно, маты кажутся более запретными, хотя она никогда не показывала возражений на его лексику, закатывание глаз и толчок в бок не считаются.

Он прожигает взглядом контакт Сакуры, еле сдерживается написать какую-нибудь пьяную херню, которую на трезвую придется разгребать. Швыряет телефон в угол дивана, мягкий стук и тишина.

Хидан нетерпеливый по жизни, но по отношению к Сакуре его выдержка прокачивается с каждым днём, каждый раз выходит на новый уровень. Когда ее волосы беспорядочно выбиваются на лицо, требуется неебическое усилие, чтобы не протянуть руку и не заправить прядь за ухо. Он громко глотает и терпит. Чувства, запертые в клетку, наблюдают через железные прутья, скребут по металлу, разливаясь вибрацией по телу. Он думал, что ключ выбросил, но толку, если она сама может открыть в любой момент.

Розовая макушка вспышкой появляется в сознании вместе с желанием почесать кулаки об стену или чье-то лицо и по щелчку пальцев и набирает обороты. Разбить ее образ хочет, вытеснив из головы, или самому раскрошиться. Он жалеет, что не втащил какому-то алкашу, который до него доебался из-за цвета волос возле его дома. Жалеет настолько, что становится не в падлу спуститься и расшибить свою жалость кулаком об его скулу.

Первый пролет лестницы.

Наспех накидывает байку на замке на голое тело, не застегивая.

Второй.

Хочется скинуть свое тело между перил.

Третий.

Представляет месторасположение синяков от полета.

Четвертый.

Кулаки сжимаются до побелевших костяшек.

Пятый.

В нос ударяет запах стухшего мусора.

Шестой.

Дверь на выход. Единственный выход, который он может найти.

И землистый запах от дождя выбивает мусорную вонь.

Мужик никуда не ушел, увидев Хидана, сначала расплылся в насмешливой улыбке, с каждым его шагом улыбка опускалась уголками губ вниз, и стало совсем не смешно, когда Хидан подошел впритык, замахнувшись кулаком. Алкаш перед ударом успел наклониться вбок, повалившись на землю, кулак врезался в стену. У боли звук удара костей о кирпич и громкое хидановское «да блядь». Наверно, так даже лучше, так больнее, чем кость о кость. А того и след простыл, не замешкался и уполз в ахуе, возможно, протрезвел.

Хидан уж точно.

Он забывается в боли, пока Сакура проваливается в безмятежный сон.

Покалечить себя случайно — чаще намеренно — лишний повод зайти к ней. Чувствует себя паршиво, но от мысли, что завтра заглянет в больницу и ее руки будут заботливо его бинтами заворачивать, жить захотелось чуть больше, а дышать чаще. Мазохизм крепчает. Серьезно же так в ноль сотрется, как карандаш.

Дождь продолжает барабанить по телу, кровь просачивается пупырышками, разбавляется водой, моментально скатываясь по руке. В голове отчетливая картинка, как Сасори со скучающим видом, увидев его, скажет «долбаеб».