16 (2/2)

Гоголь поставил клетку на пустующий комод в зале. Насыпав корм в миску и наполнитель на поддон, он выпустил из банки серую крыску.

— Ты хоть почитай, что можно им давать, а что нельзя.

— Этим и занимаюсь, — блондин снимал с себя уличную одежду, параллельно читая в интернете об этих чудо-зверьках.

Так прошли оставшиеся часы этого дня: Гоголь сидел на диване, читая про крыс все, от того, что им можно есть и до того, как их развлекать, а Федор, сделав для двоих чай, оперевшись плечом о плечо Николая, набрасывал карандашом на небольшом листе членов группы Ghost. Он не смог найти фотографии, которая ему бы понравилась, потому приходилось самостоятельно ставить людей в нужные позы на листе бумаги. Пару раз он нарисовал двум людям одинаковые гитары, от чего уже хотел было бросить все нахер, но пока что сдерживался.

— Блин, а чего ж мы не спросили у продавца пол крысы?

— Это самка. Он мне сказал, когда я расплачивался.

— У…тогда я круто попал… — на вопросительный взгляд Федора парень показал экран телефона с текстом, — тут пишут, что многие самки хуево переносят течки. Ты, случаем, не знаешь, делают ли вибраторы для крыс?

— Пока что не слышал, но скорее всего нет, — Достоевский улыбнулся абсурдности вопроса, — если что, купим ей мужика.

— Та ну, тогда будет не дом, а крысоферма.

— Крысят можно будет сдавать в зоомагазины. Не вижу проблем. Только вот если у крыс все устроено так же, как и у хомячков, то прийдется покупать вторую клетку, иначе самец съест своих детишек, — брюнет оторвал взгляд от рисунка и посмотрел на Гоголя.

— Хомяки жрут своих детей?

— Да.

— А нахуя?

— Хуй знает, — парень пожал плечами, — природа у них такая.

— Трындец… теперь мне это будет в кошмарах сниться…

Достоевский обнял блондина за плечо и придвинул к себе чуть ближе.

— Не будет. Кошмары испугаются меня и убегут.

— Они наоборот останутся, чтобы на тебя, красавца такого, посмотреть, — желтоглазый улыбнулся, смотря в глаза Достоевского.

Последний тоже улыбнулся.

— Ой, ну захвалил прям. Как крысу назовешь?

— Не знаю. Пока пусть будет крыса, а имя потом придумается.

— Назови ее именем самой бесячей училки, которая у тебя была.

— Да ну, не хочу я крысу так оскорблять, — Гоголь тихо хихикнул и посмотрел на лист в руках Федора, — на стене это будет смотреться ахуенно.

— Будет, если не закосячу, — брюнет тяжко вздохнул, делая глоток уже остывшего чая, который он, по глупости своей, не размешал. Сахар остался на дне, а холодны напиток был совсем несладкий и невкусный, — фе, пойду вылью.

— Эй, куда? — Николай забрал у старшего кружку и сделал глоток, — я выпью.

— Фу, как ты без сахара пьешь?

— Та я сам в шоке. Наверное жизнь и так слишком сладкой стала, так что и чай сахарить не надо.

Федор улыбнулся блондину. Отложив на диван лист и карандаш с ластиком, он обоими руками притянул к себе парня и усадил на себя.

— Я правда счастлив, что все же приехал к тебе, Федь, — тихо прошептал желтоглазый прямо в губы Достоевского, уже не улыбаясь так, как раньше.

— Я тоже очень счастлив, — так же шептал он, запуская пальцы в белые волосы на затылке, — прошу, будь только моим.

— А ты только моим.

— Обещаешь?

— Обещаю, — завершил тихий диалог блондин и втянул Федора в мокрый, глубокий поцелуй, полный нежности, которую он не мог передать словами.