Часть 67. Рождество (2/2)

— А то я хотел тебя леденцом угостить, — продолжил молодой человек.

— Не вправе сдерживать благородные порывы, — улыбнулась Глаша.

Никита купил два леденца, присмотрел хорошенький пряник, который можно было бы легко поделить на двоих, но с сожалением посмотрел на остаток монет и убрал их обратно.

— А пряник могу и я купить, — ответила Глаша. — И поделим его, как брат с сестрой. У меня же сроду братьев не было.

Как показалось девушке, Никита чуть взгрустнул.

— Да ты не переживай, даже если бы у меня было десять братьев, я бы с тобой поделилась, — Глаша произнесла первое, что пришло к ней в голову.

Никита слегка улыбнулся и принялся как можно ровнее ломать только что купленный пряник.

Глаша шла, смотрела на палатки, огоньки и вспоминала, как они в прошлом году ходили с матерью на такую же рождественскую ярмарку.

«И в этом году сходим обязательно», — подумала девушка.

Где-то вдали была карусель, неподалеку стояла лошадка, готовая катать желающих. Глаша засмотрелась на самовар, в котором явно был горячий чай, и почувствовала небольшой толчок под бок.

— Глашка, а это тебе от нас, — сказал Игнат и протянул девушке мандарин.

— Спасибо… — удивленно ответила Глаша. — А с чего такая щедрость?

— Так Рождество же! — воскликнул Игнат.

Глаша почистила мандарин, съела половину, протянула вторую половину Никите.

— Это же тебя угостили, так что доедай, — произнес молодой человек.

— Как хочешь, — ответила девушка и доела мандарин.

Глаша чуть недоумевала, как Игнат решился на такой не самый дешевый подарок. Съев мандарин и положив кожурки в карман, чтобы или сварить из них цукаты, или выбросить, когда они окончательно засохнут, девушка вдруг увидела, что Игнат подошел к одной из палаток и осторожно бросил себе в карман еще два мандарина.

— Он когда-то говорил: «Они не обеднеют от двух мандарин, а мне польза», — сказал Никита.

— Вообще никакой совести, — ответила Глаша и продолжила наблюдать.

На третьем мандарине хозяйка палатки заметила что-то неладное и уже вскоре Игната окружило еще несколько человек.

— Городового позовите! — крикнул кто-то.

— Глаша, нам лучше уходить, — сказал Никита.

— А с ним что? — спросила девушка.

— А Игната сейчас в полицию поведут, если дело миром не решится, — ответил Никита.

— Сколько там эти мандарины-то стоят? — больше самой себе сказала Глаша и подошла к толпе.

— Это мой брат — дурачок с детства, — начала девушка. — Сколько эти мандарины стоят, я сейчас деньги отдам.

— Пятьдесят копеек, — хозяйка чуть завысила цену.

От таких цифр у Глаши округлились глаза — девушка не сомневалась, что мандарины стоят куда дешевле.

— Может, будут, — сказала Глаша и полезла в карман за кошельком.

И пусть девушка прекрасно понимала, что у нее больше двадцати копеек водиться не может, оставить Игната в беде она не могла.

Однако неожиданно пальцы Глаши нащупали ту самую злополучную шкурку от мандарина. Буквально бледнея на глазах, девушка вытащила руку из кармана и произнесла:

— Свистнули кошелек, гады!

— Или его и не было, — прокомментировал кто-то.

Подошел городовой. Внимание всех переключилось уже на него и Никита спешно увел Глашу с ярмарки.

Никита и Глаша сели на лавочку в ближайшем сквере.

— Ты бы вправду за него заплатила? — спросил Никита.

— Десять копеек и если бы не эта шкурка — то да, — ответила Глаша.

Девушка тяжело вздохнула, полезла в карман и, взяв шкурку, выбросила ее в сугроб. Потом Глаша достала кошелек, пересчитала монеты и сказала:

— Четырнадцать копеек. Больше все равно нет.

— Добрая ты душа, Глашка, — произнес Никита.

— Никита, а что с этим дурачком будет? — спросила Глаша.

— А откуда мне знать? — ответил Никита. — Платить заставят, я думаю. А у него сроду таких денег с собой не водится. Может, кого-нибудь домой пошлют, чтобы другой мог деньги передать. А если так денег и не дождутся, думаю, в участке продержат. Арестуют, может быть. Не знаю, в общем…

— А ты представь… — Глаша поежилась. — Я достаю эту шкурку от мандарина вместо кошелька. Меня в полицию уводят… Вариант первый: мать за меня платит эти пятьдесят или сколько там уже будет копеек, а потом дома шкуру спускает. Вариант второй: мать говорит, что не будет за меня платить, а я, значит, сижу под арестом, как какая-то преступница! А потом меня и из гимназии вышибают за очередной проступок, несовместимый с честью гимназистки.

Девушка вздохнула:

— Передашь Игнату, что я с ворами дел не имею.

— А со мной? — спросил Никита.

— А ты же мой брат, — рассмеялась Глаша. — От братьев нехорошо отказываться.

— Тогда мне проводить сестру до дома? — улыбнулся Никита. — А то темно уже.

— Провожай, братик, — ответила Глаша.