Часть 64. Утро откровений (2/2)

— Если ты не заметил, Машунька выпила и не хочет зажигать спички, чтобы ненароком не поджечь ту же скатерть.

Вскоре папироса была зажжена.

— Машунь, а что ты замуж не выходишь?

— А зачем? Мне и одной было хорошо, и с Глашкой тоже прекрасно. Ты вот замуж что-то не зовешь, хотя оно и правильно: только Глашка к тебе привыкнет, как в ссылку уедешь. А родители будут выдавать замуж за того, кто возьмет сразу двоих, а не по любви. И оно мне надо?

— Потому и не зову, так как самого сослать всегда могут. Жизнь у нас такая… Да и я из разночинцев.

— А моя Глашка из мещан и что с того? Я людей на сословия не делю, в отличие от некоторых.

— О родителях?

— И не только. Таких людей слишком много.

В один из дней восьмилетняя Глаша спросила Машуньку:

— Мама, а почему нас больше в гости не зовут?

— Так не к кому, Глаша, — ответила женщина. — Кого осудили, с кем дорожки разошлись…

Через некоторое время появились другие знакомства, но больше никто не предлагал Глаше почитать что-нибудь по медицине или переводы зарубежных философских трактатов.

Машунька посмотрела на дочь и вздохнула:

— В другой «в свет» больше нас не зовут… Потому что взгляды разошлись. Да и обижаются некоторые, что я просидела дома, пока они по тюрьмам и ссылкам разъезжали. А в настоящий «в свет» обычно выводят, когда учеба закончилась. Еще времени уйма.

Глаша немного помялась, а потом сказала:

— Мама, ты уже вчера меня весьма усердно побила, так, может, Филатова обсудим?

— А что его обсуждать? — спросила женщина.

— Почему ему отомстить нельзя? — выдохнула Глаша.

— А за что? — чуть удивилась Машунька. — Все было по обоюдному согласию. Каждый получил то, что хотел: один приятно провел время, вторая избежала проблем с жандармерией. Разве было бы лучше под суд пойти?

— Он обесчестил тебя, — сказала Глаша.

— Обесчестил — это если бы сказал, что я не выйду из кабинета, пока не приму все предложения, — ответила женщина. — Если бы ножом угрожал, например. А так… Провели время и забыли. Я бы что, всю жизнь в старых девах ходила? — Машунька умышленно не стала ничего говорить про первого кавалера. — Или что, я бы дожила до старости и без детей? Родилась бы тогда Глашка от врача или еще кого-нибудь. Глашка, ты можешь со мной не соглашаться и считать иначе, но хранить себя есть смысл лет так до двадцати, а если тогда с семьей не сложилось, можно и перестать строить из себя… — женщина на мгновение задумалась и продолжила, — скромницу. А то сама же знаешь: живет женщина всю жизнь, ей уже тридцать, сорок, пятьдесят лет, а она даже с мужчиной ни разу не была… Это тоже как-то неправильно. Может, еще больше неправильно, чем слишком рано соглашаться предлагать себя. Так что, Глашка, первой любви можно и отказать, чтобы она навечно осталась чем-то этаким, возвышенным, а потом, если будет лет двадцать пять, а мужа не будет, можно и соглашаться на что-то большее.

Женщина подумала, что сейчас будет лучшее время спросить дочь о первой любви и произнесла:

— А тебе, Глаша, кто-нибудь когда-нибудь слишком нравился? Прямо, чтобы сердечко екало.

— Нравился… — Глаша опустила глаза.

— И чего стесняться? — спросила Машунька. — Это вполне естественно. И кто это, если не секрет?

— Мне… — Глаша застеснялась. — Мне девочка нравилась…

Машунька опешила от этих слов.

«Чтобы в таком возрасте? — подумала женщина. — Да не бывает такого!»

— А это, Глаша, не считается, — произнесла Машунька. — Это… Вот я так скажу: есть такое заведение как институт благородных девиц. Там растят я даже не знаю кого, которые живут в отрыве от реальной жизни. Выходят за ворота своего института и всему там удивляются. Так вот, эти девочки, которые растут в отрыве от реальной жизни, любят заниматься обожанием. Чисто платоническим. Обожают учителя, если он женился, то и учителя, и его жену, своих старших товарок… И никто даже не заикается о неправильных отношениях. Так что, Глашка, влюбилась ты в девочку и ладно. Как влюбилась, так и пройдет со временем. Потом в паренька какого-нибудь влюбишься. Потом еще в кого-нибудь. А пока что, если тебе так хочется, ходи, восхищайся в мыслях, попроси носовой платок на память подарить, к примеру.

— Она меня извращенкой считает, — уточнила Глаша.

— Это она подумала о другом, о чем-то неплатоническом, — ответила Машунька. — Считает — и ладно, значит, быстрее пройдет. Это, знаешь, Глашка, проходит в самый неожиданный момент… Ты об Ане Варнецкой?

— Да, — вздохнула Глаша.

— Она из верующей семьи, так что могла, не подумав, глупость сморозить, — произнесла Машунька.

Глаша промолчала. Вдруг неожиданно для себя девушка спросила:

— Так что там с Филатовым-то? Послать его в душе подальше и больше не думать?

— Посылай, — ответила Машунька. — Далеко-далеко, пусть летит и не возвращается.

— Хорошо, — согласилась Глаша.