Глава четырнадцатая или выбранный путь (2/2)
— Ты, — шепчет Сейшу, оказываясь рядом со мной, — посмотри на себя, Широ. Эти два года… я не узнаю тебя.
Что?
— Ты расслабился, растерял навыки, — его слова бьют больнее кулаков парней из «Мёбиус», — и твоё попадание в больницу доказывает это. Тебя боялись, а сейчас? Бегаешь по каким-то кружкам, шлёшь постоянно дурацкие фотки, выпрашивая похвалу, как какая-то комнатная собачка.
— Ты же сам просил меня не лезть на рожон, — сбивчиво шепчу я, — просил быть осторожнее. Найти занятие по душе. Разве, это не твои слова? Ещё скажи, что сосать я не умею и в постели бревно!
— Ты сам знаешь, что это не так, — под его глазами пролегли глубокие синяки, губы разбиты в кровь, а на правой скуле расцвела ярким пятном гематома, — и причём тут это?
— Если ты хотел со мной порвать — мог бы придумать повод повесомее, чем мои навыки уличных драк, — смотрю на него исподлобья, стараясь выглядеть уверенней, чем есть на самом деле, — да, моя растяжка желает желать лучшего, но разве это так важно? Раньше тебя всё устраивало.
— Раньше, но не сейчас. Ты слаб, Широ.
— Слаба, — поправляю я его впервые в жизни, — мне ни за что и никогда не угнаться за вами, но я пыталась. Пыталась быть незаменимой. Сначала для брата, потом — для тебя. Что ж, — я захлёбываюсь от собственных чувств, — я услышала тебя.
Встаю, хватаясь рукой за край перила. Сглатываю. Сейчас, когда Сейшу без каблуков, мы с ним одного роста. Я легко мог его ударить. Мог. Но не захотел. Бесполезно. Больше себя же винить буду за этот поступок, а не Инуи.
Где-то, в глубине разума, я понимал, что Сейшу сделал это специально, поддавшись эмоциям и наслушавшись Ханагаки. Принцесса имела удивительную харизму, подчиняя себе людей, сам того не ведая.
— Тебе нужно освободить дом, — его слова звучат чётко, как забивающиеся в крышку гроба гвозди.
Инупи знал, что мне некуда идти. Брат меня не примет обратно, даже после нашего слабого перемирия, которое и перемирием назвать-то можно было с натяжкой.
— Хорошо, — слёзы все же брызнули предательски из глаз.
Слабак.
Выбегаю из дома, наскоро обувшись. Даже толком не зашнуровав ботинки. Запинаюсь о край порожка, падая на нагретый за день асфальт, сдирая кожу с ладоней и открытых коленей.
Сука!
Поднимаюсь, не чувствуя боли. Желая уйти, как можно дальше от этого дома. Лёгкие жжёт от бега, но я продолжаю упорно бежать. Дальше и дальше, пока совсем сил не останется. Перед глазами все размыто из-за слёз.
«Я мог бы всё исправить», — бьётся в голове предательская мысль, — «стать лучше, сильнее. Нужно только вернуться к тренировкам. Тогда Сейшу вернётся. И всё станет, как прежде».
Не станет.
Телефон в кармане брюк вибрирует, оповещая о входящем звонке.
Утираю саднящими ладонями лицо и отвечаю на входящий звонок.
— Широ! — голос у Риндо взволнованный, шипящий. — Ты хули из больницы сбежала? Мы же договаривались пойти морду бить верхушке «Мёбиуса».
— Рин, — болит горло, — я… — пытаюсь оправдаться, — я… не могу.
— Чего это? — не понимает он. — Ты где сейчас? Я приеду.
— Я не знаю.
— Чего ты не знаешь? — переспрашивает меня Риндо хмуро. — Ты дома?
— Нет, — горло сжимает в спазме, — я… у меня больше нет дома, Риндо. Да и не было никогда, если честно.
— Что произошло, Широ? Я приеду, ты только не молчи, — просит меня Риндо, — не отключай телефон, слышишь? Я найду тебя по трекеру. Стой на месте!
Голос Риндо звучит до меня всё отдалённее и отдалённее, будто через какую-то трубу. Сажусь прямо на асфальт, пряча покрасневшее и опухшее лицо в коленях, надрывно всхлипывая.
Это конец.
«Нет», — убеждаю я себя, — «это только начало».
Встаю на ноги, пошатываясь. Оглядываюсь. До станции идти больше двадцати минут. Время ещё есть, чтобы успеть на поезд. В поезде толкучка, но мне проехать нужно всего две станции. Дорогу до узкого, многоквартирного дома Ханагаки я помню чётко, как таблицу умножения. Поднимаюсь по скрипучей лестнице, дохожу до квартиры с номером 42 и выдыхаю.
Стучу в дверь, на секунду засомневавшись.
Я не должен был вымещать всю свою злость и боль на Ханагаки. Не должен был.
Но, взглянув в яркие голубые глаза Такемичи, у меня сорвало крышу.
— Я ненавижу тебя, Ханагаки, — кричу я, перед тем, как ударить парня кулаком в его изумлённое лицо. — И сделаю всё, чтобы Кисаки победил в этой игре, слышишь, уёбок?! Я ненавижу тебя!
— Широ! — меня оттягивают от Ханагаки. — Ты чего разоралась? Да отпусти ты его, Широ! Отпусти!
— Я изменю будущее!
— Широ! — перехватывает меня под грудь Риндо, сжимая ребра в болезненном захвате.
— Я сам спасу Коко! И Хину! И всех остальных! Слышишь, Ханагаки?
— Да пошли уже, — Риндо утягивает меня вниз под недоумённые взгляды соседей, что вышли на мои крики в коридор.
Риндо приходится хорошенько встряхнуть меня, чтобы я пришёл в себя.
— Садись, — приказывает он, всучивая мне в руки мотоциклетный шлем, — живее, Широ. Чокнутая сука.
Замираю напугано. Риндо не называл меня так очень давно. Плечо отдает глухой болью.