Глава третья или неправильность решений (2/2)
— Да, — кивает Ханагаки, вставая.
— А если у нас не получится? — смотрю на парня с ужасом. — Ты — никто, пустое место, я же… Меня собственный брат ненавидит, помощи неоткуда будет ждать. Как ты можешь изменить будущее? Как я могу это сделать?
— Ты же сильный, — улыбается неожиданно Такемичи, — сколько ты лет занимался тхэквондо и айкидо? Ты держишь в страхе весь Токио. В будущем, не сейчас, — потирает щёку, отведя взгляд.
Хочется добавить, что в детстве я ещё лёгкой атлетикой занимался, но чего-то молчу. Как нам это поможет? Раскидаю я с десяток парней, а что дальше? До Сано-семпая нам не добраться. Если только…
— Ханагаки, — я не был великим стратегом, как брат, но костяк хоть какого-то нормально плана по спасению жизни Рюгуджи смог придумать, — тебе надо позвонить кое-кому.
— Зачем? — Не понимает Такемичи.
И мне снова хочется его ударить.
— Скажешь, что по поводу Киёмасы и то, что ты от меня. Шиба поймет о чём ты. Только прошу, не называй моего имени, дебила ты кусок.
— Шиба? Хаккай Шиба?
— Вы договоритесь о встрече, — продолжил я, — и ты на неё пойдешь. Не знаю как, но ты должен встретиться с командиром 2-го отряда, Такаши Мицуей, и убедить его, что ловля на живца – отличный вариант.
— Ловля на живца?
— Ты попугай что ль? — не выдерживаю я.
— А если твой план не сработает? Что тогда делать будем?
Был и второй вариант. Не менее глупый и безрассудный, но более действенный, чем этот, придуманный на скорую руку.
— Придется наступить самому себе на горло и вступить в Токийскую Свастику, — тихо. — И молись всем Богам, Ханагаки, чтобы этого не случилось.
Достаю из бананки телефон, нахожу в контактах номер младшего Шиба и отправляю сообщением Такемичи.
— Мы теперь партнёры, — говорит бодро Ханагачи, протягивая мне ладонь для рукопожатия.
— Соучастники звучит лучше, — хмыкаю я, пожимая ладонь парня.
В начале девятого садимся на один поезд, что идет в центр. Ханагаки выходит раньше, заверив, что позвонит Шиба как только придет домой. Мне же моя идея больше не казалась гениальной или правильной.
Не слишком ли мы много на себя берём?
До своей станции не доезжаю две остановки, выходя раньше. Достаю ещё одну сигарету, закуривая. Руки отчего подрагивают нервно. От волнения ли? Дохожу до многоквартирного дома, в котором раньше жила бабушка. Квартира досталась матери, а та откупилась ей от меня с братом, сбежав с очередным любовником куда-то в Сеул. Точно уже и не вспомнишь. Пишет мать редко, а звонит ещё реже. От отца и то больше внимания и заботы по праздникам, чем от неё.
На парковке, у дома, уже припарковано с десяток байков. Странно, что соседи ещё не пожаловались на сей беспредел.
Парни в белых куртках стоят у дверей, о чём-то тихо переговариваясь между собой, в ожидании командиров.
«Делать им больше нечего?» — фыркаю я про себя, открывая домофон своим ключом.
Некоторые гопники посмотрели косо, но смолчали или сделали вид, что я им не интересен. Лучше так, чем слепое повиновение.
На шестой этаж поднимаюсь по лестнице, игнорируя лифт. Чеканя каждый шаг и отсчитывая мысленно ступени у себя в голове.
— Хаджиме умрёт, — голос в тот момент у Ханагаки спокойный, безучастный.
— Командир, — голос одного из парней банды звучит взволнованно, — Мёбиус расширяет свои границы. Наши парни уже столкнулись с ними на этой неделе.
Останавливаюсь, поднимая голову. Прячу руки в карманах широкой ветровки.
— Надо преподать им урок, — голос Хаджиме спокойный, уверенный.
— Нужно ли предупредить Главу?
— В этом нет необходимости. Передай нашим, чтоб готовились.
— Есть, — отдает честь тот, а затем быстро идёт к лифту, не замечая меня.
Так даже лучше.
Преодолеваю оставшиеся ступени, через одну. Хватаясь за перила пальцами. Хочется увидеть брата до того, как он закроет дверь в квартиру.
Вижу его со спины. Высокого. Прямого. Как палка. В белой форме Чёрных Драконов и уложенной прической: волосок к волоску, ниспадающей на правую сторону лица. Не видно, выбриты ли у него прямоугольники на левой стороне, или нет. Как было в средней школе.
Сейчас мы с ним одного роста. Почти метр семьдесят пять. Поставь рядом и не отличишь: бледные, вечно всем недовольные. Глаза чёрные, пронзительные. Волосы только у брата густые, мягкие, мои же — солома. У Хаджиме лицо чистое, я же уродился с родинкой на левом веке. Отличий не счесть.
Поднимаюсь на этаж выше, садясь на ступени.
— Идём, Инупи, — ключи бренчат в руках брата, — прекращай проверять телефон каждые две минуты.
— Ага, — безлико отвечает ему Инуи.
Отсюда мне их не видно.
Телефон в бананке вибрирует, заставляя меня испуганно замереть на месте. Совпадение?
— Иди вперёд, — просит Хаджиме Сейшу, — я ключи от байка забыл в другой куртке.
— Не забудь дверь закрыть, — просит тот, уходя к лифту.
Не настолько же у меня громкие вибро оповещения? Не настолько же?
Пищит лифт. Слышу, как заходит в него Коконои, нажимая на кнопку. Закрывается дверь.
Бренчат ключи в руках Инупи. Слышно, как проворачивается замок в двери.
Сейшу медлит. Ждёт чего-то. И я продолжаю сидеть на месте, не в силах сдвинуться с места.
С Хаджиме я не разговаривал больше двух лет. Брат так легко вычеркнул меня из своей жизни, игнорируя всё то время, что я тенью следовал за ним.
И вот я здесь.
— Я билеты купил на 19:30, — говорит Сейшу.
Поднимаюсь на ноги. Спускаюсь аккуратно, держась за перила.
— Говорил же, что встретимся у касс, — бурчу недовольно, утыкаясь лбом в плечо Инупи.
У меня нет даже сил, чтобы обнять его.
— Не смог удержаться.
Поднимаю голову, встречаясь взглядом лукавых голубых глаз. Не таких ярких и чистых, как у Ханагаки. У Инупи цвет более глубокий, тёмный, как море.
Целую смазано, всхлипывая.
Хаджиме не умрёт.