17. Свидетель (2/2)
И с облегчением выдохнула и выпустила из рук ткань, услышав:
— Конечно! Как я могу допустить, чтобы моя гостья скучала? — Сома улыбнулся уже более радостно, но как-то вымученно, будто заставил себя; я всё ещё чувствовала себя некомфортно из-за того, что в голосе отсутствовал такой свойственный ему энтузиазм, — Агни, принеси шахматы.
Мы уселись в холле. Беседа снова не вязалась: сегодня Сома почему-то не спешил рассказывать о себе и постоянно спрашивал меня о вещах, которые, как мне показалось, косвенно были связанны с балом: о том, как здоровье у Сиэля, и как чувствую себя я в этом платье, и хорошо ли мне дышится, и не больна ли я… Всё больше мне казалось, что он ходит вокруг да около какого-то вопроса и всё не решается спросить, пытается выяснить это непрямыми способами, через Москву; нарастали раздражение и досада от того, что один из немногих дружелюбно настроенных ко мне персонажей тоже начал вести себя со мной подозрительно, и я уже пожалела о том, что вышла из комнаты и вообще предложила ему провести со мной время. Мне хотелось закрыть руками лицо — было стыдно, но я не понимала, за что: будто я уже совершила преступление, и Сома вот-вот меня раскроет, хотя я ничего такого не делала.
Но, слава Богу, принесли шахматы, и я настроилась на другой лад. Будто вдохнула полной грудью: мои мысли целиком и полностью заняли фигуры на доске, и все эмоции и мысли отошли на второй план. Сома, кажется, тоже сосредоточился на игре, и мы вовсе перестали разговаривать: оно к лучшему, больше мне не хотелось с ним говорить.
Порой он долго думал, заставляя меня погружаться в воспоминания о тренировках с другими учениками, о том, как я точно также ждала их хода; пыхтел, сопел, строил недовольное лицо, наконец сказал «Нечестно!», когда я в очередной раз съела его фигуру. Я в ответ только пожала плечами; через несколько минут он успокоился, и мы продолжили игру.
Первая победа. Такое сладкое ощущение…
— Давай ещё партию! В этот раз я должен выиграть!
Прежняя неловкость и волнение малость забылись; он немного разгорячился и стукнул рукой по доске, заставив меня подпрыгнуть от резкого звука.
На третьей победе я почувствовала себя виноватой, словно отбираю конфеты у ребёнка, но ничего не могла с собой поделать: он сам подставлялся и вёлся на мою весьма бесхитростную стратегию. Его белые фигуры так и манили быть скинутыми с доски, а король напрашивался на мат. Ничего с подобными искушениями поделать не могу, как бы кто ни плакался. Увы и ах, поддаваться я не умею…
На пятой победе я почувствовала скуку. Мы поменялись цветами: теперь белые шахматы у меня. Для меня это не принципиально, а Сома, похоже, решил, что дело в обстоятельствах.
Когда происходящее стало меня забавлять, противник начал понемногу сдуваться: быстро набравшее силу желание победить меня начало сбавлять обороты. Наверное, он чувствовал себя, словно борется с ветряной мельницей — у меня, знаете ли, тоже такие ощущения появляются, когда я встречаю противников гораздо сильнее меня.
— Я сдаюсь, — Сома сказал это с какой-то тихой злобой, будто хотел меня обвинить в чём-то; лёг на доску, роняя оставшиеся на ней фигуры: они беззвучно покатились и неожиданно с громким глухим стуком упали на пол, заставив меня вздрогнуть, — Тебя невозможно победить!
От столь приятного для моего эго признания по телу словно прошёлся несильный электрический заряд, заставляя приосаниться и плотно сомкнуть ноги; ставшая непривычной наполненная удовольствием улыбка тронула моё лицо, оставляя раздражение от его бесцеремонного поведения где-то в стороне.
Кажется, это первый раз, когда я действительно испытала ничем не запятнанную искреннюю, приятную сердцу эмоцию в этом мире.
Я и правда очень хороша в шахматах и сама об этом вслух никогда не скажу, но как же приятно слышать это от других!
Скрывая появившийся в глазах радостный блеск, я наклонилась вниз, отыскивая упавшие на пол шахматные фигурки. Ферзь закатился слева от моего кресла, и я едва потянулась за ним, когда его перехватила чужая знакомая мне рука с характерным синим кольцом на большом пальце. От неожиданности я сначала затаила дыхание — он подобрался слишком незаметно.
— Позволь мне попробовать.
Сома оторвался от созерцания доски в клеточку и взглянул на Сиэля по-щенячьи восторженно и радостно, словно только и ждал его появления:
— Сиэль! — он подорвался со своего места и начал подходить к нему, но притормозил на половине пути, — Я буду болеть за тебя!
Я чувствую себя злой королевой, которую сейчас вот-вот победят, освобождая прекрасного принца от… Чего, собственно? От оков моей непобедимости? Или сейчас должна свершиться месть за пострадавшее самолюбие?
Сиэль же от появления собственного болельщика, кажется, смутился и обомлел: глаза его расширились от удивления, а тело на секунду оцепенело. Вновь ожив, он сел в кресло и наконец ответил ему, прикрыв глаза:
— Мне не нужны фанаты.
— Конечно нужны! Любому человеку нужна поддержка от верного друга!
«Друга»?.. Кажется, Сома до сих пор часто забывает о том, что Сиэль потерял память. Какого хрена он вообще здесь живёт? Почему Сиэль не офигел от такого поворота судьбы?..
От моего пристального взгляда Сома стушевался, будто в самом деле боится меня. Я снова на автомате сжала ткань платья, нервно перебирая в голове все возможные варианты.
Да зачем меня бояться? Я тут самая безобидная!
— «Друга»? Не помню, чтоб я нанимался тебе в друзья. Я всего лишь позволил тебе снять мой дом.
Сома молча хватал ртом воздух: лишь взглянув на него, можно было увидеть, как в голове крутятся шестерёнки: как выйти из ситуации? Сказать что-то или согласиться и уйти, будто и правда глупость ляпнул?
А вот мне бы хотелось знать, что значит последнее предложение. Бесит — обычно я половину предложения понимаю, половину сама додумываю чисто логически. А здесь нихрена не понятно! Ни слова! Ещё и дурацкий британский акцент, Сома и то более понятен порой…
— Ну значит я им стану! — вышеупомянутый вновь прервал мою мысль, воодушевлённо топнув ногой, — Хоть ты и ничего не знаешь, Сиэль, я всегда буду твоим лучшим другом, — и начал активно размахивать руками в истинно дружеском порыве (а как же иначе), — Я всегда буду защищать тебя! — тут он мельком взглянул на меня. Я почувствовала, как от этих полунамёков в теле начинает бушевать жёлчь, но лишь сильнее впилась пальцами в свою одежду, — И болеть за тебя!
— Мой принц, вы так терпеливы и стойки к преградам!
Цирк.
— Понятия не имею, о чём ты говоришь, — раздражённо произнёс Сиэль, заканчивая расставлять фигуры, — Можешь делать, что хочешь, только не мешайся.
На этот раз Сома ничего не ответил, а лишь уселся на диване напротив. Мы начали игру.
Сейчас атмосфера была чуть другая, чем в первый наш с Сиэлем раз: я смогла лучше сосредоточиться на игре, полностью погрузиться в неё, не отвлекаясь на всякие мелочи. Даже чувства были другие: с плеч будто упал камень — нет, я не чувствую себя комфортно с ним, и тем не менее, будто что-то исчезло… Страх?
Мне больше не кажется, будто все в этом поместье хотят меня убить. Один человек (опустим условности) показал мне, как на самом деле ведут себя люди, которые хотят тебя умертвить.
Но ошибок всё ещё совершать нельзя. Нельзя говорить о том, что знаю всю их подноготную. Нельзя попадать в опасности — меня не вытащат, кому я нужна?
Держи ухо востро.
Сома быстро отвлёкся от игры и начал переговариваться с Агни. Потом в зал зашёл Себастьян, и они переключились на него — о чём-то его спрашивали постоянно, а он старался отвечать коротко и односложно, чтобы от него отвязались. Не сработало.
— Кстати, Сиэль, как ты себя чувствуешь?
Я лениво перетащила фигуру с одного места на другое. Фоновые разговоры меня ничуть не смущают — я привыкла к тому, что во время игры в помещении находится ещё куча таких же игроков, и всем обязательно надо пошушукаться во время партии.
— Нормально. Себастьян позаботился о моём выздоровлении, — Сиэль лишь на секунду обратил внимание на спрашивающего перед тем, как ответить, и снова вернулся к игре, — Шах.
Чтобы победить, создай у противника ложное представление о том, что игру ведёт он. Он же не создаёт у меня впечатление, что это я создаю у него впечатление, тогда как на самом деле игру ведёт игру он, зная, что я думаю, что игру веду я, думая, что он думает, что игру ведёт он?
— А что насчёт причины?..
Тьфу, да какая разница. Лучше не играться с этими манипуляциями. Запутаешься ещё.
Я сделала свой ход и лишь на короткое время, пока Сиэль обдумывал свой, подняла свой взгляд. Теперь он уже развернулся к собеседнику; на лице проскользнуло явное недовольство: ему самому не нравилось думать о том вечере, как я погляжу.
— На меня упала посуда, ты что, не видел?
От воспоминаний у меня сердце защемило. Ощущение, что кровь совсем перестала поступать в него; кончики пальцев занемели, а дыхание стало более глубоким, рваным и тяжёлым.
Зачем мы вообще это начали?.. Не надо было выходить из комнаты…
Сома готов был в любой момент взорваться и подпрыгнуть, но до последнего стоически высиживал своё место, сжав пальцы в кулак аж до побелевших костяшек:
— В том-то и дело, Сиэль! Я видел, как она целилась! Это не было случайностью!
Алло, блять, да я ж всё слышу! Неприлично так обо мне говорить!
— Да не в него я!.. — отчаянно выпалила я, зная, что мне сейчас может не поздоровиться, если я не вставлю свои пять копеек. Голос предательски задрожал, хотя я вовсе не кричала, — Я в Ало…
Я прервалась, на всякий случай снова схватившись за ткань платья, дабы ещё и не хлопнуть себе по рту ладонью, но по нахмурившемуся лицу Сиэля осознала, что тот и так всё понял.
— М-мне плохо…