13. Сладкие извинения (1/2)
Осколки повсюду… На нём, вокруг него, на затылке, на костюме, на полу, везде везде везде везде везде везде везде везде…
В какой-то момент мне даже показалось, что хрусталь долетел и до меня. Но проверять не хотелось. Не было смысла.
Как? Почему? Где Себастьян? Почему он позволил салатнице разбиться об его голову?
Где он был, почему он позволил, почему это произошло, что произошло, где…</p>
Почему? Зачем я вообще это сделала?
Почему я позволила, что я наделала, что с ним будет, что со мной будет…</p>
А вдруг… А вдруг он мёртв? Он такой… Тихий вдруг стал. Неподвижный. Словно заснул. Уткнулся лбом в пол.
Я сделала глубокий вдох. Голова кружится, гора вопросов и домыслов стеной заслонили все адекватные мысли. Я словно выхожу из транса… Очень медленно… Словно я в коме какой-то…
Убила, я убила, его убила я, я убийца, я убила человека, я убила человека салатницей, я погубила его, я прикончила, я угробила, посудой, я угробила посудой…</p>
К горлу резко подступила тошнота. Я прижала руку ко рту, стремительно, слишком сильно, случайно ударила себя по губам.
Время стало идти быстрее. Или я начала думать медленнее?
Тогда почему он всё ещё не двигается? Я действительно его убила?
В голове как будто что-то щёлкнуло. Я! Убила! Меня тут же накрыло коктейлем из самых страшных эмоций. Я резво развернулась и тронулась — под ногами захрустело стекло.
Что?
Кажется, один из тех бокалов шампанского разбился, а я и не заметила, но это сейчас совсем не важно, гораздо сильнее меня волнуют совсем другие вопросы…
Я шла быстрее и быстрее, а стекло под ногами почему-то не переставало хрустеть. Ноги начали болеть, словно я шла по стеклу босиком, но я не останавливалась — я знала, что это неправда, что мозг шутит надо мной, а на самом деле этого хруста нет, и ноги совсем не изрезаны стеклом, и эта жуткая пронзающая боль в левой ноге вовсе не потому, что там что-то застряло, просто это такая игра разума… Я же на самом деле в обуви, я же на самом деле в безопасности, со мной не может ничего случиться.
Шли мгновения, секунды, минуты, а мне казалось, что я вовсе не приближаюсь к своей заветной цели, я иду по беговой дорожке, но такого ведь не может быть, это шутка, на самом деле я не на беговой дорожке…
Я побежала.
Захотелось кричать и плакать, потому что бежать, когда твои ноги болят так, словно их нашинковали — очень сложно и очень больно, и стекло не переставало хрустеть, просто уже хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать всего этого. Я начала задыхаться, голова закружилась, наконец-то я добралась до лестницы… Нет, слишком рано останавливаться, слишком поздно останавливаться… Я чуть не упала, чуть не покатилась кубарем вниз, потому что у меня подкосились ноги, в глазах резко потемнело; схватившись за перила, я обнаружила, что руки дрожат, и сердце бьётся так, будто я пробежала марафон, и мир вокруг меня кружится; желание прилечь прямо на лестнице было невыносимым, но я смогла, я побежала дальше, и чем сильнее я приближалась к Сиэлю, тем хуже и страшнее мне становилось.
Я быстро прошла через толпу зевак, взглянула на его лицо — поздно. Поздно, я это сразу поняла. По нему всё было видно.
Это ведь просто так не оставят.
С каждой секундой животный страх пробирался под кожу всё сильнее и сильнее, воздух отнимался уже на ровном месте, стекло хрустело под ногами уже просто так. Мне даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, что за мной он.
— Что будешь делать? Будешь мучить, просто убьёшь или высосешь душу? — просипела я, медленно разворачиваясь к демону. А он… Улыбался? Почему?
И вокруг никого нет. Улыбается и молчит.Что-то здесь не так…
…
Я открыла глаза. Никого вокруг. Я одна. Мягко.
Чёрт, было слишком очевидно, что это сон. Стекло под ногами не могло хрустеть. Не могло, конечно, но вряд ли тебя могут волновать подобные вещи, когда ты находишься во сне. Проткни я руку пальцем насквозь, и это не показалось бы мне странным.
Так ничего этого не было?
Нет… Я слишком хорошо помню салат на вкус. И звук разбитого хрусталя. Я усиленно начала вспоминать события… Вчерашнего? Вчерашнего. Вчерашнего дня.
Значит, то знакомство с Сомой, а потом с Лиззи, вино, салат, бельэтаж, происшествие, чтоб его… А потом что? Не могла же я быть вусмерть пьяной… Не знаю… Не могло же меня размазать от одного залпом выпитого бокала вина так, что я ничего не помню?
Чёрт.
Чёрт.
К чёрту это. Я хочу думать, что салатница и кровь были сном, значит я буду думать, что это сон.
Накроюсь одеялом и увижу ещё один сон, добрый и хороший.
Осколки повсюду… Нет нет нет нет нет нет нет нет, идите нахрен, я поняла всё с первого раза, РАЗБУДИТЕ МЕНЯ!</p>
Я вновь очнулась, потная, в неудобной позе, с ознобом и тяжёлым дыханием.
Пошло оно всё. Я НЕ буду спать больше никогда в своей жизни. Такой противный сон, ещё и дважды…
Что ж, раз уж я не сплю, надо бы подумать, чем заняться… Из комнаты выходить я не хо-
Вот блин. Из комнаты я выходить не хочу, но Вселенную это не волнует: стоило мне подумать эту мыслЮ, как дверь тут же щёлкнула; я чуть не взвизгнула от неожиданности.
— Д-д-доброе утро, — первая отозвалась я, едва завидев униформу горничной, и мысленно ещё и добавила «рада видеть не Себастьяна».
— Доброе утро, леди Анна. Прошу прощения за то, что разбудила вас так поздно…
Что?
Ну как всегда. Если честно, мне не хочется думать, что она сказала, а потом и отвечать на этот вопрос: не до него мне, и настроения нет, и вообще имею право…
Мейлин пришла уже с готовым комплектом одежды: такой же, как и вчера утром.
Впрочем, а чего мне ожидать? Сомневаюсь, что Лиззи оставляет здесь свои шмотки, а больше здесь некому ошиваться, не считая Мейлин, но размеры у нас с ней кардинально разные.
Она открыла шторы; в глаза сразу же ударил солнечный свет — поутру это не очень приятно. Я решила встать хотя бы просто потому, что лежать уже не получится, но стоило мне приподняться, как голова тут же загудела. Желание лечь обратно ради прекращения этих мучений стало просто неиссякаемым, но я продолжала делать вид, что щурюсь от солнечного света, вовсе не от боли.
Переодевание прошло в полной тишине: ни мне, ни Мейлин не нужно было что-то говорить, мы и так обе прекрасно знали, что делать, что подставить, куда повернуться, я уже наловчилась. В моём случае дополнительным фактором для молчания стала ещё и жгучая непрекращающаяся головная боль, мешающая мне думать, двигаться, в общем и целом — жить.
— Позвольте проводить вас на завтрак.
Я медленно кивнула, на ходу переваривая её фразу. Потом взяла словарь. Чувствую, что теперь больше никуда без него не выйду, иначе буду чувствовать себя незащищённой.
В столовой не было Сиэля. Сначала я подумала, что он уже всё, потом мне пришла в голову сцена, где он лежит неподвижно в луже собственной крови, и решила, что он уже ВСЁ, и это мой последний завтрак, меня решили в последний раз порадовать едой и застрелить серебром…
— Доброе утро, леди Анна.
А в столовой, между прочим, все, кроме него самого. Даже Себастьян здесь. Неладно тут что-то.
— Доброе утро. А где… Эм?.. — как к нему надо обращаться?.. — Мистер Фантомхайв?
— Господин сегодня чувствует себя неважно. По настоянию врача он остался в постели.
Та-а-а-ак, у меня сейчас будет истерика.
— В-врача? — по телу пробежала крупная дрожь. — Это всё не приснилось? — я с отчаянием взглянула на Себастьяна.
Что из этого было правдой, а что додумало моё ублюдское подсознание? Одно точно неправда — Сиэль жив, я не убийца, возможно, мою душу не высосут.
— Произошедшее мы обсудим потом, — пиздец. Из меня ТОЧНО высосут душу, — подобные темы не стоит обсуждать за столом.
Да, он прав. Я бы точно не хотела есть, думая о том, что потом съедят меня. Но сейчас-то уже не получится. Он УЖЕ мне сказал всё! Я не смогу перестать думать об этом! Я буду есть и думать о том, что мне сейчас откусят самое важное, я сложу ручонки на груди, высуну язык, вместо глаз у меня появятся крестики… Все же именно так умирают в аниме, да?
И не попаду я ни в какой рай или ад, моя душа будет расщепляться на атомы в желудке Себастьяна Михаэлиса, какие мне раи или ады, я всосусь в демоническую пищеварительную систему.
Я неспешно, полегонечку так, с расстановочкой подошла к стульчику и села на него, не сводя взгляда с Себастьяна, который, в свою очередь, также не сводил с меня глаз. Затем в моё поле зрения попал его живот (ну, та часть тела, где он должен быть, по крайней мере, а то мало ли у него там под одеждой чёрная дыра или три совы во фраке), и из меня чуть не начали выходить нервные смехуёчки.
Интересно, как происходит процесс переваривания душ у демонов? Или у них там вместо желудка какой-то своеобразный склад, хранилище душ, где все души тусят? Так это тогда получается, что они не жрут души, а коллекционируют их.
К слову, у меня, если честно, ощущение, что я сейчас точно также скорее коллекционировала свою пищу, чем ела её: такое чувство, будто бы мой желудок мало того, что был забит под завязку, так ещё и прекратил свою работу в связи с техническими неполадками; и голода я совсем не чувствовала, но еду в себя пихала, и чувствовала себя от этого очень и очень нехорошо: еда словно продиралась через моё горло, как если бы я ела донельзя большими кусками какую-нибудь твёрдую, даже засохшую пищу, не пережёвывая её. К сожалению, я намеренно ела маленькими кусками, поэтому этот вариант был исключён.
Наверное, так и трапезничают люди в последний раз — медленно, но нажираясь, как свинота последняя, даже когда есть совсем не хочется.
Чем дольше я сидела за столом, тщательно прожёвывая каждый кусочек пищи, тем больше мыслей заполоняло мою голову, и всё большую часть занимали вопросы насчёт своей же теории: а меня точно съедят? Может, меня просто выкинут на улицу? Почему меня вообще здесь оставили?
Так, кажется, я уже приходила к выводу, что они думают, что я могу сказать им что-то умное про будущее…
Ну… Может и могу, не зря же у меня натянутая пятёрка по истории… Я-то уж точно побольше их знаю! Тогда может меня и не съедят, и не выкинут? Просто поругают? Или запретят на бельэтажи подниматься?
Может, стоит проверить? Ну, на всякий случай. Только как…
— Сегодня у нас по планам, — Себастьян словно прочитал мои мысли, начав рассказывать о каких-то планах, глядя на свои часы. Я как всегда вздрогнула от такого неожиданного прерывания тишины, — Визит Нины Хопкинс и занятия по английскому языку и этикету. К сожалению, в Лондоне оказалось слишком трудно найти квалифицированного русскоговорящего учителя по этикету и английскому, поэтому какое-то время занятия буду вести я, — давайте я сама найду этого специалиста? Вам надо-то всего лишь создать интернет, а я всё сама сделаю.
После всего, что произошло, одно было прекрасно: меня будет жалко есть после того, как они потратят кучу денег на одежду для меня! От этой мысли даже завтрак стал проходить легче, и хоть голова всё это время не переставала гудеть, мир уже не казался мне таким ужасным и тёмным местом, и я даже доела всё до конца и ушла к себе (не без сопровождения Мейлин, я всё ещё боюсь потеряться, хотя уже и помню путь).
***</p>
Несмотря на то, что меня осведомили о том, что все живы и страшную мстюху мне устраивать пока что никто не собирается (а если и собирается, то это хотя бы не убийство), на душе всё равно скребли кошки. Я раз за разом возвращалась к той ситуации с салатницей и так погрузилась в свои размышления о том, что к чему привело, что так и не заметила, как оказалась сидящей на кровати в позе знака вопроса…
Да, позу я, однако, приняла жутко неудобную, это мешало мне думать и тем самым портить себе настроение всё сильнее. Не думать я не могла (нечем мне было заняться, кроме как своими мыслями) и не думать конкретно об этом тоже — как только я пыталась отвлечься, мозг раз за разом возвращал меня к этой ситуации либо плавно и постепенно, либо резко и насильно (а второе ещё противнее: просто думаешь о хороших вещах, и тут внезапно мозг подбрасывает тебе гадость со словами «Ты забыла»).
Тем не менее, в какой позе была, в такой и осталась, и правильно, может боль в спине заглушит головную.
В какой-то момент настроение из-за себя же упало так, что я чуть не зарылась в заправленную постель с головой, лишь бы скрыться от этого «дивного» мира. Спасли беззащитную убранную кровать от этого страшного злодеяния громкие шаги в коридоре, настолько громкие, что я подумала, что за дверью не иначе как лошадь. Впрочем, может просто слух обострился, мало ли чего я могла понабраться за время проживания в одном поместье с демоном.
В дверь даже не постучались — просто сразу отворили. За такие вещи раньше я могла бы и словарём по маковке ударить, но… Достаточно я людей по голове ударила, мне хватит.
В дверях появилась миловидная взрослая женщина, хорошо одетая, в прикольных очечах. Я не сразу признала в ней Нину Хопкинс, потому что видела её до этого всего один раз в жизни, и то было изображением из манги на Викифандоме… А тут она цветная и живая.
— Привет! — женщина подошла чуть ближе и лучезарно улыбнулась мне.
Стоп, она ко мне?
— Привет, — ответила я, пытаясь скрыть своё подозрение в голосе, — А вы?..
— Нина Хопкинс, портниха и законодательница мод, — а, ну это всё проясняет!
Где Себастьян в такой сложный момент? Я поняла только имя
— Я приехала сюда, как только узнала, что в поместье Фантомхайв русская гостья без багажа!
Нина начала подходить ближе. Мне очень хотелось отступить, но показывать своё недоверие перед незнакомкой очень не хотелось, так что я осталась стоять на месте, а она подошла почти что вплотную, заглянула мне в глаза и аккуратно, но энергично потрепала за щёки, так что я даже не успела среагировать, и начала радостно что-то вещать:
— Какая ты милая! Себастьян сказал мне, что ты пугливая, но сейчас я вижу, что ты скорее просто стеснительная. Скажи, он не запугал тебя?
— К сожалению, она плохо говорит на английском… И ни слова не может сказать на французском, — в комнату зашёл Себастьян с сумкой, видимо, вещей, которыми меня сегодня будут препарировать. Вид у него был такой, словно ему сказали какую-то гадость, на которую он не смог ответить. Затем он взглянул на меня, — Юная леди, мисс Хопкинс — портниха семьи Фантомхайв.
Кажется, пока Себастьян разговаривал со мной, Нина Хопкинс о чём-то задумалась, и уже очень скоро начала говорить громко и вдохновенно:
— Необразованная русская беглая девушка из знатного рода* начинает новую жизнь в стране, ни язык, ни устои которой она пока что не знает… У меня есть идея! — Нина презрительно посмотрела на Себастьяна, — А сейчас попрошу оставить леди одних!
***</p>
За то долгое время, что Нина пробыла в моей спальне, я намучилась знатно. Нет, паяльником и током меня не пытали, но постоянно снимать, надевать, что-то смотреть, оценивать, дополнять, ещё в качестве спускового крючка для моей внутренней истерики пытаться преодолевать языковой барьер было для меня слишком сложно. Особенно доставило затягивание корсета и примерка обуви на каблуках — вот примерно в эти моменты я чувствовала себя хуже всего. Под конец мне снова хотелось упасть ничком на кровать и пролежать так хотя бы минут десять, но тут Себастьян сказал, что у меня срочно нарисовалось занятие по этикету, после чего сверху добавилось занятие по английскому.
Меня умилили его старания, но, если честно, старался он слишком сильно. Я бы сказала, сильно перебарщивал, потому как на занятиях я получала нагоняй каждый раз, когда отвлекалась на что-либо окружающее. Мне даже карандаш нельзя было грызть, что уж говорить про ручку (а они тогда уже существовали, оказывается, мне даже любезно дали одну!). Ох уж эти прелести индивидуального обучения на дому.
Что не понравилось мне больше всего, так это то, что учил он меня не по принципу «сидим энное количество времени и валим, даже если не успели что-то важное сделать», а по принципу «сидим тут пока ты, мразь, не поймешь, не выучишь на зубок и не отпрактикуешь всё, что я тебе сказал!».
Конечно, периодически во время занятий меня оставляли в одиночестве, видимо, решить какие-то проблемы, еду приготовить там. В это время, чтоб вы знали, я не отлынивала, ибо уж очень хотелось, чтобы такие одинокие периоды происходили как можно чаще.