Глава 28 (2) (1/2)

Supermax — Push Push Sexy Chocolate Girl

POV/Леви

Восьмичасовое утро пришлось ощутить сквозь склеенные веки, причиняя адские страдания и заставляя измученный мозг проснуться. Первое, что я отметил, разлепив глаза, это не мягкая постель, а кожаное сиденье автомобильного салона. А еще дикую головную боль, словно череп сдавило стальными обручами. Но в следующее мгновение все это померкло перед одним единственным желанием — узнать, что было вчера.

Я подскочил на сиденье и нашел телефон на панели управления. Меня тошнило, но несколько пропущенных вызовов от Алессандры и одно голосовое сообщение после моих десятерых выбило меня еще больше из колеи, озадачило конкретно.

Я принялся сначала слушать свой вчерашний бред. Прослушал несколько, поскольку краснеть больше не хотелось.

— Твою мать, какой же конченый, какие, нахер, гепарды, — мрачно выронил я, проведя ладонями по небритому лицу и взъерошенным волосам. Затем я включил прослушать сообщение Алессандры:

«Я не желаю продолжать это слышать, не желаю этого видеть, не желаю об этом знать. Я понятия не имею, чем ты там занимаешься, капитан Леви. Но ты постоянно врешь, и твое вранье уже становится невыносимым для меня».

Я хотел было ее набрать, однако в какой-то момент понял, что не в силах даже нормально дышать. Молниеносно пронесся от парковки по смутно знакомому помещению и ворвался в общественный туалет на первом этаже, бросившись на колени рядом с унитазом. Так и повис на нем.

Настолько плохо мне не было очень и очень давно. Наверное, с самой свадьбы с Ханджи. Сколько я вчера выпил? И зачем? Я вспомнил Закклая, потом бар, каких-то девушек и свои собственные жалобы на жизнь в виде голосовых сообщений для Алессандры. А дальше — пустота. И сейчас я нависал над унитазом, слабость в теле не давала подняться на ноги, голова вот-вот лопнет, и еще страшно хотелось пить.

С горем пополам я добрался до квартиры и закрыл дверь. Мне срочно нужно было выпить чего-нибудь шипучего и антиалкогольного. Потому что если кто-то сейчас позвонит из отдела, мне хана.

Я едва мог стоять на ногах, едва добрался до кухонных принадлежностей, чтобы взять стакан.

Насыпав и разбавив водой из крана разных препаратов, находившихся в шкафчике, я с жадностью, дрожащей рукой опрокинул их в себя. Я понятия не имел, что там понасыпал, но во рту царила пустынная засуха, которую срочно нужно было чем-то прогнать. Опустошив стакан в несколько жадных глотков, я, наконец, осмотрелся по сторонам, усевшись на прохладный паркет.

Хрусталь механически встретилась с полом, и мне, оперевшись спиной о стену, больше не хотелось подниматься. Голова кружилась, но несло от меня, как от свиньи, поэтому необходимо было все же подняться, чтобы зубы почистить и душ принять.

Сука! Меня так от себя никогда не воротило.

Сделав приличное усилие, я потелепал в ванную. Почистив зубы, пригладив волосы и обернув полотенце вокруг пояса, я направился в спальню. После душа я почувствовал себя гораздо лучше, снова мог набрать Алессандру.

Че-е-ерт… Выдохнул, прикладывая ладони к лицу и оттягивая щеки, как кожу шарпея.

— Прости, что побеспокоил, — неуверенно закусил губу, глядя в пол, когда Але подняла трубку.

— Что? Шутишь? Ты мне толком не звонил почти две недели, и вдруг прислал голосовые в стельку пьяный. Ты не беспокоишь, Леви, ты меня просто убиваешь.

Я был рад, что она не спросила, скучаю ли я по ней. Потому что я как бешеный сорвался бы с места и умчался к ней, плюнув на свое херовое самочувствие и сложности в отделе.

— У меня гребаные проблемы на работе, и сейчас я их решаю.

— Что за проблемы, Леви? — она спросила, сделав голос нежнее, свой привычный голос. И мне стало так хорошо.

Я услышал на том конце провода, что Алессандра открыла окно, видимо только-только встала с кровати, шум дороги ворвался в трубку.

— Все слишком сложно. Хотел бы я разделять жизнь на личную и рабочую, но это пока не выходит.

Имбецил! Я ненавидел себя за то, что ставил все свои дела на чертовое первое место, а Алессандру — куда-то далеко. И она это понимала.

— Снова ложь! Относишься ко мне как к маленькой. Я даже не знаю, когда ты приедешь. В конце лета? Ты делаешь больно… Аккерман…

— Неправда, я безобидный, побитый жизнью человек.

В трубке зародился молчок. Я продолжил:

— Ну что мне сделать, Алессандра, нарисовать тебе картинку? Ты же знаешь, где я работаю и кто я по должности. У меня в отделе, даже если метеорит упадет на землю, разгребать буду я. Прояснилось?

— Леви, я бы все отдала, чтобы провести лето с тобой. Но почему-то сплетни из твоей офисной мыльной оперы до меня дошли в самую последнюю очередь. А ты из меня делаешь дуру!

Боже, ну кто распространяет эти все трезвоны в полиции? Хитч? Спрингер? Саша? Я не хотел этого говорить, но у меня от переизбытка усталости и злости на Йегера и весь отдел вырвалось не нарочно:

— Разбалованная девка, ты понятия не имеешь, что творится у меня внутри и снаружи!

Она опешила от моего жутко мерзкого тона и сдавленно выдохнула. Один, два, три. Ответа не последовало. На пятую секунду я услышал голос Алессандры.

— Только попробуй двинуться в Шиганшину. А мяуканье гепарда присылай кому-то другому, — пригрозила она, но в голосе не слышалось старой доброй привычной харизматичной агрессии. Ей стало больно.

— Не переживай, Але, — ухмыльнулся я. — Все, что можно было, я уже тебе послал. Наконец твое здравомыслие взяло верх, и ты решила отказаться от идеи провести лето вместе с хмурым старикашкой вроде меня.

Конечно, я не считал себя старым, но когда рядом такая молодая жизнерадостная прелестница — полная противоположность мне самому, — невольно шло в голову и сравнение возрастов.

Алессандра бросила трубку, и мне стало еще херовее.

Твою мать, ну это же очевидно. У нее не было ничего общего со мной. У нее едва ли можно было найти общие черты с моими бывшими женщинами. Она никогда не носила юбки по самое не могу, как шлюха, и килограммы дешевой бижутерии на шее. Садясь, она не раздвигала ноги, разговаривая с мужчинами, не использовала бранные слова. Даже глядя на платье, в котором она появилась в тот вечер на слепом свидании, можно было определить, какая неодолимая пропасть лежала между ее миром и миром девушек, с которыми я мог переспать.

Она еще до школы умела читать и считать до ста. Ее родители привили ей любовь к книгам и объяснили, что плохо, а что хорошо. В пять лет она не шаталась без присмотра по улицам, в одиннадцать — не пряталась в подвалах, чтобы сделать первую затяжку и первый глоток крепкого спиртного. Она не позволяла себя лапать, и ей никто никогда не залезал под юбку за просто так.

По отношению к Алессандре девушки из моего отдела испытывали сложные чувства. Что-то среднее между завистью и восхищением.

И даже если мы настолько разные — я не прекращу этого повторять — я люблю ее и желаю быть с ней.

С юности я привык немного к другому типу девушек. Хотя, помнится, я их даже ненавидел. А такие, как моя Алессандра… До нее я исключил из своей жизни какие-либо интимные связи, посвятив себя работе целиком и полностью. Да и не было у меня времени на отношения, а снимать проституток, чтобы выпустить пар, считал ненужной тратой денег. Да еще с моей-то брезгливостью. Более того, такие, как Але, в отдел не заходили. А мне не довелось учиться в университете, где учились подобные девочки.

Откинувшись на спинку дивана, я тяжело вздохнул. Мой приятель уже стал подвывать от желания сбросить пыл с Алессандрой, но я незаметно прижал его к бедру, несмотря на то, что находился в квартире сам.

POV/Алессандра

После разговора с Леви пропало всякое желания куда-либо сегодня ехать. Но мои подруги фонтанировали энергией и энтузиазмом. Они целый час названивали мне, уговаривая вновь поехать на озеро. Они пригрозили даже затолкать меня в ванную и вбросить следом охапку вещей. Погода ведь идеальная.

С тех пор, как я находилась дома в Шиганшине, на озеро ездила едва ли не каждый день. С утра и до жаркого полудня проводила там время, наслаждаясь солнцем и делая себе загар, а потом возвращалась назад, чтобы заняться домашними делами.

А с Леви так всегда. Вот снова он акцентировал внимание на нашем с ним возрасте, словно мне пятнадцать. Действия опережали его мысли. Хотя я не могла сказать, что он был человеком легкомысленным, то есть сначала делал, а потом уже осознавал всю абсурдность и безумие своих поступков. Но вчера что это было? Это Аккерман так напился из-за беременности одной из своих подчиненных? Я понимала Пик, Жан поступил с ней, как самый натуральный подонок. Но Леви не могла понять…

Вчера он мне позвонил в стельку пьяный. Сегодня мне нагрубил, он послал меня, хоть и завуалировано. От этого боль в моем сердце становилась сильней. И какое-то съедающее изнутри чувство — поехать к Аккерману и уткнуться в его сильное плечо, самой окутать его лаской, или не думать о нем вовсе.

Маленький мальчик, родившийся от проститутки, не знавший любви и радости в жизни, мило мне признавался через голосовые в любви.

А память вновь и вновь прокручивала воспоминания о минувшей ночи. Я проснулась от тихого звука сообщения и одно за другим начала прослушивать. Это милое мурчание гепарда, это его раскаяние и сопли. Я словно видела Леви со стороны. Но желание сейчас стереть эти воспоминания, будто ничего и не было, было сильнее.

Я всерьез рассчитывала на время до конца лета. Что все у нас с Леви уладится, и на работе у него станет спокойно. Но я не учла своего надвигающегося дня рождения в конце июля. Аккерман портил все, он заставлял меня тихо от родителей плакать, допоздна не спать и думать о всяких ужасных вещах, которые портили мою к нему любовь. Но я собрала все силы в кулак, взяла себя за шиворот и притащила на озеро.

***</p>

Приготовив бутерброды, бросив черный раздельный купальник, книгу и полотенце в сумку, я еще должна была забрать на машине своих подруг. По дороге к озеру мы заехали в магазин, чтобы купить фрукты, орехи, пиво и сладкую воду.

К северу от Шиганшины простирался лес, а перед ним, перед этой густой зеленой чащей, лежало, словно круглое зеркало, голубое озеро. Оно было не маленьким, но и не огромным. Его масштаба хватало, чтобы приехать и прокатиться на обычной лодке с веслами по всему периметру.

Я приходила в восторг, как только видела воду.

Озеро покачивалось, синее, прекрасное. Лимонный запах восторженно наполнял мои легкие. На другом берегу стоял дом возле деревьев. Народ начинал наполнять пляж. Одна девушка лет семнадцати швырнула рюкзачок с полотенцем где пришлось и с разбегу мчалась в воду.

А я любила заходить в озеро все дальше и дальше, пока не становилось глубоко, и только тогда ныряла. Я скользила животом по волнистой поверхности песка и через несколько метров, когда легкие уже готовы были взорваться, выныривала на поверхность. Я плавала хорошо.

Дно озера манило меня. Ныряя, я запускала пальцы в песок, старалась найти что-то интересное. Но кроме водорослей ничего не было.

Мои ныряния длились от силы полчаса. После этого мы с подругами загорали, болтали и ели вкуснятину из супермаркета.

Нежась в золотистых лучах, я ловила на себе жадные взгляды парней и мужчин, шаривших по моему телу. Но эти взгляды не волновали меня.

Какая-то смуглая девочка заливисто хохотала. Она вся была в песке и водорослях, но ей это нравилось. К ней подбежали ребята. Один схватил ее за руки, другой — за ноги, и девчонка полетела в воду.

Наглотавшись воды, она, отплевываясь, выскочила на берег и снова стала кататься по песку. Затем парни забивали столбы в прибрежный песок, чтобы поиграть в футбол или волейбол. Это были ребята семнадцати-восемнадцати лет. А я с подругами пыталась наслаждаться отдыхом, чтобы забыть утренний звонок.

Мои же ровесницы и чуть старше, жарившиеся на пляжных полотенцах с картами в руках, смотрели на все это с завистью. София, моя соседка через два дома, так вообще чувствовала, что в душе ее поднимается волна бешенства. В свои двадцать четыре она всех девушек, которые носились по пляжу за парнями, считала проститутками. Меня так подавно! На ее глазах я, якобы, приспускала лифчик, делая вид, будто сам слетел. На самом деле он сам и слетал. Постоянно, что меня дико злило, но я не могла ничего поделать со своей грудью четвертого размера. Поэтому для Софии я была девушкой легкого поведения.

Конечно, играть в карты не слишком-то было весело. Однако ничего у нее не выходило. Чем мне себя можно было скомпрометировать? Я лежала на песке и читала книгу, невольно рисуя пальцем сердечко.