Глава 27 (1) (1/2)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ</p>

— А что с лицом, чудо ты бестолковое? — рявкнул я. Злость поднималась в моей крови пока на приемлемый уровень.

Достав стаканы из бара, а из холодильника — лоток со льдом, прежде всего я хотел успокоиться сам, а затем унять и этого дебила. Рядом свидетелей не было, чтобы отчитать меня за спаивание подчиненного, поэтому в граненый сосуд налил достаточно виски и бросил нужное количество кубиков льда. Протянул все это Эрену.

Я позволил ему удобно разместиться на диване в гостиной, но Йегер сел на краю, закрыв лицо дрожащими ладонями. Он плакал и тихо чертыхался, проклинал кого-то. Только я не расслышал кого.

Машинально взяв из моих рук стакан с янтарной жидкостью, Эрен сразу же приложил ледяной хрусталь к своей скуле.

— Ну, так и будешь молчать, как девица на смотринах? Иль что-то мне расскажешь? Кто тебе морду разукрасил? — я присел рядом с Йегером на диван, забросив ногу на ногу, и пригубил виски. Мне самому так сейчас был необходим релакс и забытие, что руки беспричинно дрожали. Только расслабишься тут! Мои подчиненные, как обычно, любили проехаться по моим гребанным расшатанным нервам.

— Мы с Жаном подрались, — наконец-то он родил фразу, шмыгнув носом.

— Из-за того, что ты убил человека?

— Нет… Я не буду это комментировать… Можно? — Йегер покосился на меня.

Идиот. Какой же идиот! Чтобы препираться с капитаном, нужно быть или слишком уверенным в себе, или совсем без башки. Что, в принципе, одно и то же. Эрен Йегер собственной персоной.

Я не удивлюсь, если ебарь на Lamborghini Зик — его родственник.

Йегер подался вперед и прижал холодный стакан теперь ко лбу. Я не собирался его отчитывать вновь. Но в голове вдруг возникло, как меня или же Эрвина обвиняют за угрозу здоровью и жизни гражданского населения, и все внутри похолодело. Если бы Эрен просто на равных с кем-то подрался! Можно было бы его отстранить на неделю от дел. Но этот придурок… убил человека на вызове.

Хорошо, что я слишком подкован. Поэтому Эрена захотелось закрыть в чулане, дабы он, со своей горячей, не думающей наперед головой, не навредил себе. Но все потом. А сейчас я ждал объяснений.

— Ну, я жду, — шикнул я, строго покосившись на него.

— Вчера Микаса призналась мне, что ждет ребенка, но не моего, а… твою мать… — вдруг Эрен присосался к стакану и опустошил напиток вмиг, а потом, даже не закусывая лежащим на столике бананом, продолжил: — Этот козел Кирштайн каким-то образом оказался отцом. Я хотел было прикончить его, но… и тут Микаса помешала…

Мои губы сначала скривились от непонимания, а потом — от отвращения. С другой стороны, меня не сильно волновало, что кто-то там из моих подчиненных присунул девушке из отдела и зачал ей ребенка. Но если бы Микаса была моей дочерью или племянницей, я бы отрубил член любому, кто осмелился бы так с ней поступить.

— Какого хрена? — протянул я. — Вместо того, чтобы заниматься работой, вы занимались хер знает чем? Семейно-строительным институтом? Или, лучше сказать, развратом? Оргиями? Ладно, хрен с вами, человека зачем ты, олух, убил? Когда это случилось? После Жана, или до вашей стычки?

— Капитан, — Эрен зажал веки пальцами, из глаз снова выкатились слезы. — Я сам не понимаю. Это случилось примерно час назад, все вместе: и убийство, и с Кирштейном мы на дороге сцепились. А потом Конни привез меня к вам. Там, наверное, в отделе сейчас пиздец творится.

— Наверное, — перекривил я Йегера, понимая, что все это дерьмо разгребать придется мне как начальнику. — Восемь лет тебе дадут. И это в том случае, если полицейскому пришлось применить табельное оружие; в случае, если он находился в перестрелке; в случае, если погиб его напарник.

Эрен поудобнее расположился на диване. Уголки его губ слегка приподнялись.

— А в случае, если полицейский убил человека? — сказал он.

— Я не знаю, при моем капитанстве такое впервые. Ты меня подставил. Хотя, чего мне печалиться, пол года отдохну. Это в лучшем случае.

— Капитан, сделайте что-то, умоляю. Вы очень веский, я знаю. Прошу вас, помогите… Я не хочу восемь лет гнить на нарах. Посадите лучше этого подонка Жана вместо меня.

— Ай, парень, не заигрывайся. В тебе сейчас играет злость, месть и гормоны. Ты хочешь лишить ребенка отца?

— Мне уже плевать… — проронил Эрен.

— Напрасно, — буркнул я и допил остаток виски из стакана.

На телефоне раздался звонок. Я поднялся с места, не выпуская хрусталь из рук, подошел к телефону, который орал уже во всю, вибрируя на кухонном столе.

Ханджи. Ее звонки обычно и свидетельствовали о том, что в отделе действительно начался трындец. А потом позвонил Эрвин, и мне пришлось нестись с этим идиотом Йегером в участок на ночь глядя.

***</p>

Вчера я еле пересилил себя, сымитировав счастливый голос с ноткой гребаной усталости, чтобы ответить Алессандре на звонок. Она доехала домой, и все в порядке, а я врал, врал, как дышал, что у меня все чудесно, и я лежу в постели и думаю о любимой. А на самом деле сидел у себя в кабинете, размышляя, что же делать дальше со своими подчиненными, пока Ханджи выедала мне все оставшиеся мозги.

— Я же говорил, что его надо дрессировать, а ты мне — «молодой-молодой», — я веско кивнул. — Они все чертовски непослушные, хоть и талантливые, и в этом их главная проблема, — заключил я, сердито отбросив ручку. — Да, под моим контролем весь отдел, но я не нянька и не папочка. Я хочу, в конце концов, отдохнуть после невъебенного дня, а приходится заниматься дрессировкой этих бестолочей.

— Такие тебе попались, строптивые жеребцы. Но ты их любишь, это же очевидно, — сказала Зое. — Мик бы ни за что с ними так не нянчился, как ты.

— Не выдумывай, Ханджи. Скажи еще, что я задницу за ними подтираю.

Она рассмеялась, покачав головой. Это, скорее всего, был смех не радости, а поддержки.

После разговора с Зое следующие два часа я вместе с Эрвином допрашивал Йегера, и при нас он заполнят кучу объяснительных документов. Эрену воистину повезло, поскольку его капитаном являлся я, и именно я разгребал его дерьмо, именно из-за меня с моего подчиненного снялась огромная пеня наказания, но больше работать он в нашем отделе не мог.

По приказу Смита Йегер написал заявление на увольнение.

Правда, это была лишь доля, вершина айсберга, который мне придется вынести на себе. Целые сутки у меня не было времени даже чаю глотнуть. Я не звонил Алессандре, я ничего не ел, я не спал и не курил. Я был блядски измотан, как никогда.

После обеденного перерыва, которого у меня, естественно, не было, я уличил момент, чтобы сходить в уборную, и заметил в коридоре Жана. Он собирался ехать на задание, но по моему щелчку пальцев заметно побледнел. Одними губами я приказал ему явиться ко мне в кабинет.

— Неужели тебе недостаточно Пик, чтобы наиграться-таки? — шикнул я, влетев в помещение, с грохотом закрыв за собою дверь. Я схватил Жана за шиворот и сильно встряхнул. Он был выше меня, весомее, шире в плечах. Красавец, мать твою, но против меня Кирштайн не мог ничего сделать.

— Йегер — больной ублюдок, — бросил Жан, ретируясь к рабочему столу, боясь меня, но позволяя себе говорить многие нехорошие вещи.

— Что ты хочешь сказать, а? — моя злость потихоньку брала верх, и я уже не шикал, как мгновением раньше, а говорил в голос, и мне было плевать, что кто-нибудь услышит за дверью. У меня на всех хватит управы. — Ты вообще можешь держать свой член за застегнутой ширинкой полицейской формы, или концы текут? У тебя же девушка есть! А Микаса кто? Она, вродь как, не твоя, а ребенка ей заделал… Справился.

Кирштайн открыл рот, но я не дал ему вставить свое слово.

— Ты еще Эрена обвиняешь во всем, безмозглый! А малого кто воспитывать будет? Чем вы тут на дежурствах занимались?

Я вдруг замялся. Замолчал. Выдохнул. Сам ведь буквально четыре дня назад в рабочее время на этом же столе трахался с Але. А ведь не тот возраст, не та должность, не то время… Но в памяти всплыли совсем нескромные картинки.

Алессандра, вжатая в край моего стола, обнаженная, немного выпившая, испуганно смотрела на меня, взволнованная дерзким поцелуем, которым я наградил ее, предварительно заперев дверь в кабинет.

Она и подумать боялась, чтобы сделать со мной что-то нескромное у меня в отделе. Но я тогда взял инициативу в свои руки, потому что, мать вашу, я капитан полиции и мне многое было позволено, даже секс на работе.

Воспоминания настолько всплыли, что аромат духов Алессандры, который так сводил меня с ума, невольно заиграл в носу.