-28- (1/2)
Свадебная церемония должна была состояться в полдень, и хотя небо плотно затягивали тучи, к столичному Храму Источника я подъехал точно ко времени. Кучер, Рён, остановил украшенную синими и серебряными лентами карету перед мраморным портиком, крышу которого поддерживали колонны в виде бьющих вверх водяных струй. Слуга открыл дверцу, и я, сбросив ему на руки тёплый плащ, с достоинством ступил на белоснежную ковровую дорожку, ведшую к резным дверям Храма. При моём приближении их створки бесшумно раскрылись сами собой, впустив меня в огромный светлый зал. На его полу мозаикой из полудрагоценных камней были выложены магические знаки связи с Источником, а куполообразный потолок казался стеклянным. Вот только видно сквозь него было отнюдь не грязно-серое облачное покрывало. Ясная небесная синь опиралась на гладкие, без окон стены, и почти в самом центре её нестерпимо сиял солнечный круг. Под его лучами собравшаяся в храме толпа выглядела пёстрой стаей заморских птиц и шума создавала не меньше. Однако при моём появлении неровный гул голосов полностью перекрыл красивый органный аккорд, а затем заиграла торжественная, ломко-хрустальная мелодия. И пока я неторопливо шёл к находящемуся на противоположном конце залы возвышению из полированного обсидиана, по краям купола сверкали голубоватым льдом неприступные вершины гор.
Но вот дорожка закончилась, и музыка стихла. По семи ступеням, каждая из которых звучала под ногами своим тоном, я поднялся к неподвижно стоявшему на платформе Великому магистру Ремесленников. Поклонился — благообразный длинноволосый старик в расшитой золотом белой хламиде ответил мне великодушным кивком — и занял место справа от него.
По залу пробежал легчайший шепоток, но тут двери Храма распахнулись ещё раз. Теперь они впустили двоих: девушку в традиционном алом платье невесты и мужчину в чёрном с красными вставками костюме и коротком пурпурном плаще. Кристин вёл под венец сам Бальдоэн Седьмой — высокая честь и говорящий политический ход, стоивший нам с де Ла Ренном приличной суммы в королевскую казну.
Вновь заиграла музыка — мелодичная, как журчание равнинной реки. Солнечный диск на потолке потерял ровные очертания, его свет сделался приглушённым, словно проходил сквозь толщу воды. По залу заскользили мягкие блики, однако стоило королю подвести племянницу к возвышению и отпустить её руку, как всё исчезло. Над нами снова были голубое небо и стоящее в зените солнце.
Заметно волнуясь, Кристин взошла по ступеням, присела перед магистром в реверансе и встала слева от него. Под сводами храма воцарилась мёртвая тишина, в которой красивый низкий голос главы Ремесленников зазвучал почти пением.
— Ваше сиятельное величество, благородные нобили и прекрасные дамы! Будьте свидетелями: сегодня, в день Макушки зимы шесть тысяч девятьсот девяносто второго года, под сенью Источника заключается нерушимый брак Геллерта де Вальде и Кристин де Ла Ренн!
— Свидетельствуем! — грянул дружный хор.
— Геллерт де Вальде! — магистр повернулся ко мне. — Берёте ли вы в жёны Кристин де Ла Ренн, давая клятву хранить ей верность, беречь и защищать её до конца ваших дней?
— Беру, — спокойно и чётко ответил я.
— А вы, Кристин де Ла Ренн, — теперь магистр смотрел на девушку, — признаёте ли мужем Геллерта де Вальде, давая клятву хранить ему верность, быть послушной и во всём поддерживать до конца ваших дней?
Доселе смотревшая исключительно в пол Кристин подняла на меня неожиданно твёрдый взгляд и звонко сказала:
— Признаю.
— Тогда милостью Источника, — магистр взял нас за руки, — и перед лицом свидетелей я, Амори де Ла Рош, скромный служитель Ремесла, соединяю этих двоих в единое!
Он положил мою кисть поверх кисти невесты, и в тот же миг сверху ударил яркий широкий луч. Обвил наши запястья, будто и впрямь связывая, и погас, оставив нам тонкие браслеты из электрума с выгравированными именами и знаком супружества. Грянула музыка — громкая, ликующая, но всё равно неспособная до конца перекрыть радостные крики и аплодисменты гостей. Мы с Кристин, оба слегка оглушённые, низко поклонились магистру и рука об руку спустились с возвышения. Следующий наш поклон был адресован стоявшему у ступеней Бальдоэну, который в ответ милостиво наклонил голову со словами:
— Мои поздравления, князь.
Мог бы и племянницу для порядка упомянуть, мысленно поморщился я. Однако ответил, как полагалось:
— Благодарю, ваше величество. Ваше благословение — большая честь для нас, — и повёл Кристин к её родителям. Которые, в отличие от венценосного дяди, не постеснялись не просто поздравить, но и обнять дочь. Впрочем, последнее та восприняла со странной отстранённостью — казалось, вся её энергия ушла на ответ магистру, и теперь девушка замкнулась, экономя остатки душевных сил. Герцогиня тоже это заметила и скривила рот в недовольной гримасе, отчего ко мне вновь пришла невольная мысль: как хорошо, что Кристин больше не обязана общаться с этой женщиной.
А потом мы целую вечность шли к выходу, обсыпаемые зерном и цветами. Позади нас на дорожку бросали и золотые монеты — к богатству, а также дополнительной прибыли Храма. Но наконец мы оказались под настоящим, бессолнечным и низким, небом, и расторопные слуги тут же накинули нам на плечи меховые плащи. Я помог Кристин усесться в ожидавшую нас карету, забрался в неё сам, и кучер Рён с почти разбойничьим посвистом тронул шестёрку лошадей с места.
Доброта короля Бальдоэна простиралась так далеко, что для празднования свадьбы он разрешил использовать Старый дворец в восточной части столицы. Ехать туда от расположенного в центре Храма было недолго, и если бы не запрудившие улицы горожане, справедливо рассчитывавшие получить вознаграждение за выкрикиваемые здравицы молодожёнам, мы бы и не заметили дороги. А так, пока карета неспешно и тряско пробиралась к цели, у нас появилось время не только на неловкое молчание, но и на то, чтобы его нарушить.