-23- (1/2)
Купальня располагалась в третьей части Дома, стоявшей на сваях, и представляла из себя крытую веранду, с которой прямо к воде спускались широкие ступени. Из меблировки здесь были лишь скамьи, где сейчас лежали аккуратно свёрнутые отрезы мягкого хлопка для вытирания, да вдоль стен стояли низкие жаровни с горячими камнями, согревая воздух.
— Только не говори, что ты действительно собрался купаться, — с крайним недоверием прокомментировал Рён, когда я скинул тёплый дублет, оставшись в одной рубашке. — Тебя ведь даже в начале осени было в озеро не затащить.
Я спрятал усмешку и, скручивая волосы на затылке, будто невпопад предложил:
— Потрогай воду.
Рён вопросительно изогнул бровь — подхватил-таки мою любимую гримасу! — и сошёл к покрытой мелкой рябью озёрной глади. Опустил в воду руку и с удивлённым восклицанием посмотрел на меня снизу вверх.
— Тёплая! Так вот почему над ней пар, и водопад до сих пор не замёрз!
— Гораздо приятнее, чем в долине, согласен? — поддел я, расстёгивая ремень.
— Согласен. — Всё-таки Рён великолепно владел собой. Ни один мускул не дрогнул на его лице — только устремлённый на меня немигающий взгляд вдруг хищно почернел, заставляя кожу покрыться мурашками. — Тоже милость Источника?
— Да. И ещё — близость подземного огня.
Я снял исподнее и, ощущая себя мастерицей из квартала Орхидей, легкой походкой спустился к неподвижному Рёну. Небрежно бросил:
— Присоединяйся, — и почти без брызг скользнул в озеро.
Контраст тепла и холода. Тёмное небо, тёмная вода — и снег. Возникающий из одной темноты и исчезающий в другой. Невесомый, затерянный между прошлым и будущим, но не одинокий.
Движение рядом. Несмелое прикосновение к щеке, ночь в медовых глазах.
— Нас не увидят?
— Не увидят.
Тепло на губах. Вкус талой воды. Горячее, льнущее тело.
— Не утонем?
— Ни в коем случае.
Вода, как мягчайшая из перин. Снегопад, как полог постели. Шёлковая кожа под губами и руками. Скольжение. Сплетение.
— Подожди, нет, не спе...
Поздно. Жаркий стон прямо в рот. Сладкая судорога. Успокаивающееся дыхание.
— Рён...
Пальцы нерешительно касаются бедра.
— Ты разрешишь?
— Да. Всё, что захочешь.
И решительно разведённые колени.
Вечер снова наступает слишком быстро
— Озеро с водопадом. Реверс.
Мы стоим у самой воды, плечом к плечу и крепко держась за руки. Снег почти перестал, за быстро бегущими тучами видно бледное пятно луны.
— Всё верно. Узор должен был замкнуться.
Рён упрямо выдвигает челюсть.
— Но мы живы и вместе.
— Да, — хотя это грустное утешение.
Смотрим друг на друга, не в силах насмотреться. Разделяя чувства до полной неразличимости.
— Я...
— Да. И я. Всегда.
Поцелуй. Самый долгий. Самый горький.
И мы уходим.
Скромную, но уютную трапезную освещал огонь в сложенном из дикого камня очаге да единственный шандал с пятью свечами.
— Я прошу прощения за столь скудный стол, господа, и надеюсь на вашу снисходительность к отшельнице, — заметила смотрительница Дома, разливая по глиняным мискам наваристую чечевичную похлёбку.