Глава 14 (2/2)
— Если ты боишься, что мой прежний господин сможет причинить мне боль через неё — то не зря. Но я обещаю… обещаю, что стерплю любую боль ради тебя.
Динеш снова опустил взгляд на печать.
— Я не хотел бы, чтобы тебе причиняли боль, — едва слышно произнёс он.
Когда Санджив снова поднял на господина глаза, в них стояла такая мольба, что на мгновение Динеш забыл, как дышать.
На секунду Сандживу показалось, что Динеш захочет избавиться от клейма. Пленник сам не знал, возможно ли это и, если возможно, то как. Он не смел просить — потому что понимал, что ни один господин не откажется от абсолютно покорного раба. Мысли о свободе давным-давно перестали жить в его голове. Он утешал себя тем, что свобода — это голод и одиночество. На свободе у него не было ничего. И тем не менее, с каждым закатом своды монастыря всё сильнее давили на него. Санджив проклинал тот день, когда принёс клятву и стал рабом этой печати. Он был ребёнком и не понимал, что творит — так он думал теперь.
Но Санджив смотрел в глаза Динеша и видел, что тот не станет ему помогать. О чём бы ни думал господин сейчас, желания раба не могли его волновать.
Санджив не выдержал и отвёл взгляд, так ничего и не сказав.
Динеш медленно перевёл взгляд на печать. Его тревожило то, что кто-то ещё имеет власть над человеком, которого он собирается пригласить в свою постель. Над человеком, которого он собирался подпустить так близко к себе, как не подпускал никого уже довольно давно.
У Динеша не было родни, не было слуг, не было друзей, кроме Маэндры и царской семьи. Маэндре он доверял. Царская семья была неизбежным злом.
Он стоял так близко к трону махараджи, что многие считали его любимцем царя, завидовали ему. Но Динеш чувствовал, что у него не больше свободы, чем у простого раба. Стоит махарадже захотеть, и Динеш потеряет всё то немногое, что имеет теперь.
Он старался не подпускать к себе людей, потому что достаточно хорошо знал, как легко их потерять. Какой сильной бывает боль от предательства. И как остро чувствуешь одиночество после того, как ненадолго обретёшь кого-то, кому захочешь довериться.
Он всё ещё не понимал, почему готов переступить через все свои принципы ради этого раба. Раба, которого, возможно, подослали шпионить за ним — или убить.
— Иди в спальню, — стараясь говорить спокойно, произнёс Динеш. На пленника он больше не смотрел — только перед собой. На испещрённые изысканными узорами глиняные изразцы, украсившие пол.
— Мне что-то ещё сделать для вас?.. — спросил Санджив так же тихо.
— Раздевайся и ложись в кровать. Я скоро приду.
Санджив сглотнул. Он всё ещё желал прикосновений Динеша, но при мысли о том, как приближается неизбежное, по телу пробежал холодок.
Он кивнул, поднялся и отправился выполнять приказ.
Динеш ещё какое-то время оставался неподвижен. Потом встал и подошёл к окну. Там, снаружи, плескали листьями деревья. Вдали мерно шелестели струи воды. Начинался сезон дождей, и Динеш предчувствовал, что ещё пара дней и ему уже не покинуть дворца. Он останется заперт здесь до осени — в окружении людей, которые ненавидят его, других и даже себя.
«Ты не можешь даже себе ничего обещать…» — мрачно думал он. — «Не знаешь, что будет с тобой завтра… Так зачем ты берёшь на себя ответственность ещё и за него?»
Ответа Динеш так и не нашёл и потому отвернулся и направился к дверям, ведущим в спальню.
Санджив лежал на постели абсолютно обнажённый. В тусклом свете ночных светил контуры его тела казались плавными, а кожа гладкой и серебристой.
Динеш шагнул к нему, но вместо того, чтобы опуститься на постель поверх него, просто сел рядом и заглянул в лицо.
Веки Санджива оказались опущены. Тот задремал.
Динеш невольно улыбнулся, разглядывая высокие скулы, прямой нос и плотно сжатые бледные губы. Протянул руку и коснулся кончиками пальцев виска, убирая влажную прядь волос.
Рука Санджива мгновенно дёрнулась, перехватила его запястье. Глаза раскрылись. На секунду Динешу показалось, что Санджив сам вот-вот набросится на него, но уже в следующий миг пленник расслабился и обмяк.
— Господин… — прошептал он. Напряжение в глазах медленно сменялось испугом.
— Кто ты такой?.. — тихо спросил Динеш, до конца не осознавая, что говорит вслух.
В глазах Санджива появилась растерянность. Он не знал, как ответить на этот вопрос.
— Тот, кем пожелает видеть меня Господин, — сказал он наконец.
— Кем ты был до того, как попал в монастырь? У тебя был дом? Родители? Те, кого ты любил?
Некоторое время Санджив молчал.
— Я был слишком мал, — наконец ответил он. Хватка его на запястье Динеша ослабла, и теперь пальцы скорее ласкали руку господина, чем удерживали и сжимали её. — Нет, господин, семьи у меня не было. Мне некуда бежать.
Динеш поджал губы. Это был не тот ответ, которого он ожидал, потому что в эти мгновения он думал о другом — не о том, что Санджив мог бы сбежать, а о том, найдётся ли тому кров, если с ним, Динешем, что-то произойдёт.
Теперь же он задумался о другом.
— Есть ли кто-то… кого ты не хотел бы потерять? Кто-то, кому ты доверял?
Санджив покачал головой. На мгновение в его глазах промелькнула тоска, а затем он отвернулся и теперь смотрел за окно.
— Мой господин задаёт странные вопросы, — сказал наконец Санджив. — Я был рабом всю свою жизнь. Меня воспитывали, чтобы я дрался за господина и умер за него. Я не мог любить. Я не должен был вспоминать о том, что было до монастыря.
— Мы часто делаем то, что не должны.
Санджив бросил на Динеша быстрый взгляд и снова отвернулся.
— Не я, — сухо сказал он. — Плеть быстро приучает не желать того, чего получить нельзя.
Грустная улыбка тронула губы Динеша, и он надолго замолк.