Глава 8 (1/2)

Динеш совершал туалет не оглядываясь на раба — старался сосредоточиться на предстоящем разговоре, но никак не мог выгнать из головы мысли о своём внезапном приобретении.

Присутствие Санджива разом и радовало, и настораживало его. Раб по-прежнему вызывал желание, порождал любопытство и надежду на то, что дар махараджи окажется ещё и полезным.

Но Динеш не мог отделаться от опасений: чем этот пленник так заинтересовал махараджу? Кто подослал его во дворец? И почему Санджив сменил хозяина так легко?! Знал ли об этом махараджа и не собирался ли пристроить своего шпиона к Динешу в дом?

«Шпион у нас и без того найдётся», — подумал Динеш, заметив Лаида, притаившегося под окном. Делать рабу замечание он не стал — было не до того.

Накинув придворное одеяние, Динеш спрятал в складках клинок, привязал к поясу кошелёк, в котором помимо самоцветов и золота хранил ещё и несколько ключей. Разложил косы по плечам и, обернувшись к Сандживу, кивнул на дверь. Всё это он проделал, ни слова не говоря — не хотел, чтобы слышал Лаид.

Выйдя в сад, вдохнул раскалённый воздух, наполненный ароматом цветов, и быстро двинулся по аллее, ведущей к озеру. Только удостоверившись, что Лаид за ними не пошёл, Динеш оглянулся на Санджива и заметил, что тот весьма напряжён — зубы пленника были крепко стиснуты, зрачки метались по цветущим деревьям.

— Что-то не так? — поинтересовался Динеш, замедляя шаг.

Санджив хотел промолчать, но печать подталкивала выполнить приказ и ответить на вопрос.

— Мой господин… — тихо сказал он. — Меня терзают вопросы, которые я не должен задавать.

Динеш окинул взглядом аллею — идти было ещё далеко и кругом не было заметно ни единого человека.

— Задавай, — приказал он. — Лучше, если ты услышишь всё необходимое от меня, чем от кого-то ещё.

Санджив всё ещё колебался, но долго бороться с печатью не смог и продолжил:

— Простите, если моё любопытство вас оскорбит. Но… я вырос и жил далеко. Кто вы?.. Наверное, это знают все во дворце. Но я видел лишь то, как относится к вам царь и сын царя…

Горькая усмешка скользнула у Динеша по губам.

— Замечательно. Я столько времени провожу в джунглях, что меня забыли во дворце.

— Меня не просвещали о политике Мохенджо-Даро, когда посылали сюда, — поспешил успокоить его Санджив. — Моим делом было просто… — он запнулся, — просто выполнить приказ.

Динеш резко остановился и повернулся к Сандживу лицом.

— Твой приказ имел отношение ко мне? — спросил он.

Санджив быстро качнул головой.

— Нет! Я действительно не знал, кто вы…

Динеш прищурился, пытаясь вычислить ложь, но Санджив казался вполне искренним. Потому Динеш медленно отвернулся и продолжил двигаться вперёд.

Санджив не ждал ответа. Он понимал, что господин вправе спрашивать, требовать, приказывать — и ничего не давать в награду.

Он понимал, что утаить вопроса не мог, но сейчас очень живо вспомнил другой разговор — который случился, когда ему едва исполнилось двенадцать. Тогда Санджив говорил с одним из учителей и тоже посмел задать вопрос. Ответом ему стали двадцать плетей — первые настоящие удары в его жизни, потому что мальчиков всё-таки щадили, пока они были детьми. Пока кости были слишком тонки.

— Я — пленник махараджи.

Санджив вздрогнул, когда мягкий голос Динеша разрезал тишину, и в удивлении воззрился на него. Однако Динеш даже не повернул голову. Так, глядя на то, как далеко впереди слабо колышется вода, он продолжал:

— Я сын дома Аджупур. Мои родители были с прежним махараджей в дальнем родстве. Чтобы они не подняли бунт, меня потребовали отдать на воспитание в дом махараджи Готамы. С тех пор… многое изменилось. Поместье Аджупуров сожгли. Я был здесь и остался здесь. Выполнял приказы махараджи — как выполняю их и теперь.

Динеш помолчал, а после паузы продолжил:

— Он ценит мою верность… Я ценю его заботу обо мне. Хотя, наверное, трудно назвать его отцом… отцом хоть кому-нибудь. Даже тем детям, в венах которых течёт его кровь. И всё же, некоторым из моих побратимов кажется, что я всегда знал махараджу лучше всех. Был к нему ближе всех. И эта их уверенность… порой становится источником проблем.

— Савитар ревнует махараджу к вам? — с удивлением переспросил Санджив.

Динеш бросил быстрый взгляд через плечо, и Санджив заметил на его лице улыбку.

— Можно сказать, и так. И не только он.

На некоторое время снова воцарилось молчание, а затем Динеш продолжал:

— Махараджа Готама сделал меня воином, потому что не стал бы рисковать жизнями никого из родных детей. Он сохранил за мной право на отцовские земли, хотя мог отправить их в казну — но ведь они и так принадлежали мне, — Санджив заметил, как сжались кулаки собеседника. — Он сделал меня своим генералом — но ведь я за него воевал! Он был бы глупцом, если бы поставил командовать армией того, кто никогда не участвовал в бою! Он…

— Опять… — раздался насмешливый, чуть хрипловатый голос из ветвей. Динеш вздрогнул и невольно коснулся пальцами рукояти кинжала. Однако тут же отпустил её, когда увидел перед собой фигуру Маэндры, его улыбающееся лицо и сведённые к переносице густые брови. — Когда ты повзрослеешь, Динеш? А если бы рядом оказался не я, а кто-то другой?

Динеш поджал губы и нахмурился. Хотя Маэндра был ему другом и наставником, Динеш терпеть не мог, когда с ним говорили в подобном тоне — даже если говорил Маэндра.

— Тогда он бы рта не посмел раскрыть, — процедил он.

Маэндра заливисто рассмеялся своим густым бархатистым смехом. Выпад Динеша ничуть его не задел. Он смотрел на младшего друга с заботой и любовью — не той, что сводит вместе мужчину и женщину, а той, что мог бы испытывать к сыну отец.

Потом перевёл взгляд на Санджива и, проследив за его взглядом, Динеш увидел, что раб опустился на колени и теперь стоит так, широко раздвинув ноги, скрестив руки за спиной и опустив глаза.