Глава 17. "Всё закончилось" (1/2)
Читать всю главу с Daughter — Drift
Трель дверного звонка заставляет Шаста вздрогнуть и перестать дремать. Парень трет переносицу пальцами и, сладко зевнув, поднимается на ноги, на ходу поправляя свободные домашние штаны. От дремы он немного замерзает, поэтому его передергивает от мурашек, и он всё-таки тянется к пульту обогревателя, настраивая режим полной нирваны.
За окном двадцать восьмое декабря, и московские дворы до ушей усыпаны влажным белоснежным снегом. Только хорошо почищенные черные подъездные дорожки дают понять, что это все еще населенный пункт, а не ледяное поле где-то за чертой города.
Во дворе верещат дети, лепят снежных баб и катаются с ледяной горки, которую прошлым вечером сделал для ребят недалекий, но очень добрый местный парень Аркаша, который сейчас вместе с детворой и возился на ледяном безумии, пока разодетые мамочки, стоящие рядом, обсуждали последний выпуск какой-то нелепой передачи.
В воздухе давно уже пахнет зимой, пахнет грядущими новогодними праздниками и осознанием, что вся работа на пару недель осталась где-то позади. Шастун в этот раз полностью доверился интуиции Арса и позволил ему одному пахать за двоих в качестве ведущего на корпоративах, но Попов и не был особо против.
Он обожает эту предновогоднюю суету, обожает быть ведущим и дарить людям смех, но еще больше он любит приходить домой полностью разбитый от приятной усталости, целовать спящую дочь в висок и пристраиваться к клюющему носом в постели Шасту, который все равно никогда не ложится без него, дожидаясь даже с самых долгих корпоративов.
— Спать же хочешь, Тош, — целует его в щеку Арс, забираясь под одеяло.
— Вообще ни разу, — широко зевнув, отзывается Шастун, наконец выключая телевизор, заваливаясь полностью на постель и обнимая со спины Арса. — Вообще ни разу, — сонно бормочет он ему в волосы, тут же проваливаясь в сон.
Так и проходил весь этот бурный предновогодний месяц в их жизни. Работы было много, но график они составили друг для друга крайне удачный, поэтому успевали почти все, не забывая о самом главном. О крохе.
Она стала главным гостем в рабочей студии шоу «Импровизация», безумно обожала возиться с Матвиенко, по-прежнему немного побаивалась Дрона и Димку Позова, но хохотала до икоты почти с каждой игры с Журавлем или временами заходящим Макаром. Их костюмер Лена подарила им маленький пластиковый детский стульчик с наклеенным на спинку стикером ее имени, и теперь у Кьяры было собственное место за столом.
График жизни шоу «Импровизация» снова ожил, и в него спокойно вписывалась маленькая девочка, которая при первой встрече показалась Стасу проблемой. Сейчас же у него язык не поворачивался сказать что-то не очень хорошее в адрес Арса; он, к слову, извинился после суда перед Поповым снова, причем лично, и сейчас периодически в шутку поговаривает о том, что для Демида, похоже, нашел отличную партию.
Кажется, все счастливы, у всех снова нормализовалась жизнь и вошла в правильное русло, но… Нет, не совсем у всех.
В дверь снова звонят, и Шастун бормочет под нос сонное: «Иду, иду», — переступая босыми ногами по холодному полу, чуть подгибая пальцы. Когда он наконец открывает дверь, его непроизвольно пробирает на смешок.
— Ты заебал спать, — стряхивая с гульки снег, произносит вместо приветствия Матвиенко. — Как можно столько спать? Как в тебя лезет вообще?
Шастун смеется, впуская Серегу в квартиру и вздрагивая от холода, который волной исходит от его куртки. На улице снова ударило в минус. Он ежится, потирая предплечья, и закрывает дверь.
— Я думал, ты позднее прикатишь, к обеду ближе, — проходит в кухню Шаст, чтобы затарить кофемашину.
— Ты долбоеб? — смеется Серега. — Два часа дня, я тебе говорю: затрахал ты уже спать везде, где только можно.
— А, — смотрит на часы Шаст и кивает. — Это многое объясняет.
Матвиенко клацает языком, качая головой, и сбрасывает с себя тяжелую куртку, после чего стягивает зимние ботинки и, взяв с собой сумку, проходит с Шастом на кухню.
— Я привез тебе диски с играми, которые ты у меня забыл, — копается он в большом отделе. — FIFA тут твоя и прочая хрень, я так толком и не поиграл, не мое это вообще, — отмахивается Серега.
Шастун кивает, забрасывая в кофемашину готовую капсулу с капучино.
— Где Арс? — садится на табурет возле стола Матвиенко.
— Кьяру на танцы повез, — зевает Шаст. — Через час вернутся.
Матвиенко улыбается.
— Я думал, ей они не понравились.
Шаст ставит чашку под густую струйку свежего кофе и чуть ухмыляется.
— Да не, она девчонка бойкая, разобралась уже с тем мальчишкой. Насколько я знаю, они теперь в паре танцуют.
— Как у детей все просто, — почти с завистью произносит Серега.
— И не говори, — соглашается Шастун. — Не торопишься? Может, кофе?
— Давай, — пожимает плечами Серега, — я пока диски в комнату отнесу.
Не дожидаясь ответа, Матвиенко встает с места и, взяв в охапку стопку с дисками, идет на звук негромко гудящей плазмы. Квартира Арса по-особенному теперь уютна. С Антоном они съехались окончательно чуть больше месяца назад, и за это время обычный, на первый взгляд, дом одинокого папаши превратился в настоящий семейный очаг.
Тут и там лежит что-то детское, виднеются куклы, мягкие игрушки и прочая развивающая для детей лабуда. На полке с играми Шастуна теснятся лицензионки с детскими мультиками, и Серегу поражает такая, казалось бы, мелочь, ведь все теперь можно приобретать онлайн.
В доме пахнет детским кондиционером для белья, мужскими одеколонами и домашней едой. Шаст только на телевидении несчастным прикидывается: умеет этот засранец готовить, еще как умеет, просто грамотно скрывает. Для него не составит труда поколдовать над куриной грудкой и парой картофелин, чтобы сделать что-то очень даже съестное.
Пока Серега смотрит по сторонам, он не глядя присаживается на диван, после чего резко встает, почувствовав что-то слишком мягкое. По длине всего дивана валяется странная на вид подушка, напоминающая по форме магнит. Сделана она из приятного материала, да только ее предназначение Матвиенко было не особо понятно.
Шастун входит в гостиную с двумя чашками кофе, на ходу отпивая добрую половину своей кофейной бодрости, и тут же чувствует прилив сил, как вдруг напарывается на непонимающий взгляд Матвиенко.
— Это че? — спрашивает Серега, указывая на непонятную дичь.
— Подушка, — кивает Шастун.
— Зачем она такая длинная? Как на ней спать вообще? — абсолютно не понимает Серега.
Шастун ставит на новенький журнальный столик две чашки. От старого они избавились. Трещина по всей длине уж больно напоминала про самый переломный этап в их жизни.
— Кьяра любит спать на ней, — садится на диван Антон, чуть прибавляя громкость на телевизоре. — Заваливается сверху, обхватывает руками и ногами и выключается. Потом я ее в детскую отношу.
Матвиенко чуть щурится, а затем наклоняется и читает мелкие буквы на аккуратной этикетке: «Подушка для беременных». И у него брови от удивления ползут вверх.
— Серьезно?
Шастун пожимает плечами.
— Чем бы дитя ни тешилось.
— Ты долбоеб?
Но как-то отреагировать или хоть что-то ответить Шаст не успевает, потому что в гостиную, загнанно дыша, бежит, цокая когтями по ламинату, небольшая лопоухая собачонка, совсем мелкая еще: щенок, да и только.
Серега выпучивает глаза. Песик останавливается, не добравшись до Антона, и замирает, с недоверием глядя на Серегу, после чего громко тявкает, чем отрезвляет Матвиенко, возвращая возможность говорить.
— А это еще что? — вытягивает он вперед руку.
— Кто, — исправляет его Шастун, с улыбкой отпивая кофе.
— Чего? — теряет он нить разговора, потому что, откровенно говоря, особой любви к собакам не питает.
— Это «кто», Серег, — все еще улыбается Антон, развалившись на диване.
— Да не приябывайся к словам, — машет рукой Серега. — Кто это?
Шаст, улыбаясь, встает с дивана, оставляя на столике кружку, и садится на пол, отчего собачонка породы джек-рассел-терьер тут же узнает родного хозяина и лезет на руки, начиная лизать Антону подбородок.
— Это Пух, — улыбаясь, старается увернуться от мокрого языка пёселя Антон.
— Чего? — задолбал уже даже себя этим вопросом Серега.
— Пух, — снова кивает Антон.
— Какой еще пух? — не понимает тот.
— Тополиный, блять. Жара, июль, — всплескивает руками Антон. — Кьяра захотела назвать его Пух, потому что Тигруля в доме уже есть.
Матвиенко смотрит на забавно выставившего язык пёселя, и у него в голове не укладывается, что у них все реально так далеко зашло. Что живут вместе, воспитывают дочь, собаку завели. Ну охуеть и не встать же.
— Ага, — кивает Серега. — А Пятачка завести не хотите, чтоб полный комплект был?
— Вопрос о том, чтобы завести кота, все еще открыт, — смеется Шастун.
— Ты точно долбоеб.
Щенок снова обращает внимание на Серегу и слезает с ног Антона, направляясь к новому гостю. Опасливо делая по несколько шагов вперед, Пух то отскакивает назад, то снова возвращается к Матвиенко. Принюхивается. А после все же подходит ближе и тычется мордой ему в ладонь.
Из-за холодного мокрого носа собаки Серега непроизвольно отдергивает руку, но сказать или сделать ничего не успевает, потому что пес внезапно подходит максимально близко, закидывает передние лапки ему на ноги и, опустив на колени морду, внезапно начинает скулить.
— Чего это с ним?
Армян отдергивает руки и поднимает их в согнутом виде над головой, не зная, что делать. Матвиенко поведения собаки не понимает, да и не понял бы никогда, если бы Шаст ему не сказал этого.
— Нам нужно было время, чтобы подготовить и Кьяру, и нашу квартиру, и самого пёселя к его переезду сюда, поэтому первую неделю после того, как мы забрали его, он жил у Оксаны.
Я вижу тебя в простых мелочах; я слышу твой голос в музыке ветра.
Первая неделя декабря обрадовала всех москвичей обильным снегопадом, который повлек за собой необходимость перейти с машины на метро, посадить на карантин несколько школ и детских садов и запустить грипп на всю катушку. Лучшее, я считаю.
И без того тяжелые будни сопровождались тяжелой верхней одеждой, истерикой в борьбе с сугробами и вечно сохнувшими на морозе губами, но и это еще было далеко не всё…
— Ты уже спрашивал у крохи, что она у Деда Мороза попросить хочет? — интересуется Шастун, полулежа на диване после тяжелого рабочего дня, лениво приобнимая Арса и растворяясь в запахе его геля для душа, чуть прикрыв глаза.
— Нет пока, — зевая, отвечает Арс, прислушиваясь к тому, как девчушка чистит самостоятельно зубы положенные ей полторы минуты. — Но надо бы. Мне кажется, обычной куклой не отстреляешься. Она слишком смышленая, чтобы просить такое.
Шастун кивает, соглашаясь с его словами, и из конца коридора в эту секунду слышится щелчок выключателя в ванной, а после гулкий топот ног по ламинату.
— Я всё, — показывая зубки, отчитывается девочка, заложив руки за спину.
— Умница, — хвалит ее Арс, и кроха смущенно улыбается. — Ты у меня такая послушная девочка, — потянувшись к дочери, берет он ее на руки и целует в лоб. — А знаешь, что послушные девочки и мальчики получают на Новый год?
— Что? — явно заинтересованная в продолжении, не может усидеть на месте Принцесса.
— Подарки от Деда Мороза, о которых они давно мечтали, — отвечает он.
Кьяра завороженно слушает папу, понимая, что совсем скоро Новый год и она с папами поедет в Великий Устюг по железной дороге, как и обещал папа Тося. Она давно уже решила, что хочет получить в подарок, она об этом еще Оксане осенью сказала и попросила никому-никому не рассказывать.
— Что ты хочешь получить от Дедушки Мороза, расскажи нам с папой, — просит ее Арс. — Мы напишем Дедушке письмо, и ты обязательно увидишь подарок под елкой.
— Собаку, — на выдохе выдает кроха, и Шастун поджимает губы, стараясь не заржать, когда видит, как переменилось выражение лица Арса.
— Что, прости? — старается тот сделать вид, что не расслышал.
— Собаку, пап, — с таким трепетом произносит девочка, что невольно прошивает насквозь. — Я хочу собаку.
Малышка с грохотом рушит на глазах все стереотипы о том, что девочки и котята — это две неотделимые части, заставляя Арса максимально охренеть от услышанного и стараться не сорваться, чтобы не дать оплеуху Шасту за то, что тот гогочет в ладошку, как припадочный.
Да, верно. Сам виноват: сначала пообещал, а потом спросил. Но он до последнего надеялся, что она попросит куклу!
— Принцесса, только не собаку, — почти умоляет ее Арсений. — С ней мороки будет с три короба.
— Ну папочка… — дует она губы.
— За собачкой нужно ухаживать. С ней гулять нужно, ее купать надо и кормить. Кто все это будет делать? — старается объяснить ей всю ситуацию Арс. — Это сложно.
Кьяра на глазах сникает, опускает голову и поджимает губы. Она бы и сказала, наверное, что будет все это делать, да только это же будет неправда. А врать малышка не собирается, да и не умеет вовсе.
Она больше не знает, что сказать; расстроилась она из-за этого ответа чертовски сильно, поэтому молча сползает с коленей папы и направляется в свою комнату. Шаст смотреть на расстроенную девчушку вообще не может, даже болеть со всей силы что-то глубоко внутри начинает.
Шаст бормочет бессвязные ругательства и, закатив глаза, клацает языком, понимая, что сейчас ему придется сказать Арсу то, чего он боялся говорить довольно долго.
— Две недели ты — актив, — наклонившись, шепчет ему на ухо Антон, и Арс тут же буквально прыскает в кулак.
— Сложно, но можно, Принцесса, — зовет ее Арс. — Мы напишем письмо Деду Морозу о том, что ты хочешь собаку.
Малышка почти визжать от радости начинает и давай наворачивать круги из кухни до гостиной и обратно, размахивая руками и гулко шлепая босыми ножками по теплому полу.
— Манипулятор, — сокрушается Шастун, закусывая нижнюю губу, когда девчонка во второй раз скрывается на кухне.
Арсений смеется, наклоняется ближе и мягко целует парня в нижнюю губу, после чего оставляет невесомый поцелуй на кончике его носа, попадая точно в любимую родинку.
— И я тебя, — ухмыляется он.
Девчушку оказывается уложить этим вечером до одури сложно, у нее от радости, видимо, сдвиг по фазе произошел, и угомонить маленькую непоседу оказалось невероятно нелегко. Шаст уже подключил все свои рычаги обаятельности, все свои способности, которые всегда поражали Арса в воспитании Кьяры, но в этот раз все оказалось реально сложно.
Пришлось заваривать ей успокоительный чай с ромашкой, включать очередной диснеевский шедевр о принцессе и повторно купать ее с пеной для сна.
И в итоге, только после половины первого ночи, они всё-таки лицезрели на длинной подушке полностью угомонившуюся дочку, которая тихо посапывала, уронив на пол непроливайку с остатками ромашкового чая.
— Откуда у детей столько энергии? Она же в садике носится, как сумасшедшая, и трижды в неделю на танцах выкладывается по два часа, — шепчет в удивлении Шастун, лежа рядом с девочкой и поглаживая ее по волосам.
— Предновогодняя лихорадка, — усмехается Арс, лежа с другой стороны и подпирая рукой голову. — Думаю, на новогодних каникулах мы с тобой здорово попотеем.
— О, это ты уже мне про свой подарок намекаешь? — заразительно улыбается Антон.
Арсений смеется, паутинки смешинок в уголках его глаз заставляют Шаста снова задержать дыхание. Какой же он всё-таки необыкновенный. Проклятье. Антон по-прежнему не верит, что судьба свела его с ним.
Что подарила ему его. Целиком и полностью. Иногда глубокой ночью Шаст резко просыпается и тут же затравленно озирается по сторонам. Он до покалывания в пальцах боится открыть глаза в своей старой квартире, в своей неуютной спальне и не с тем человеком.
До чертиков боится.
Но когда глаза привыкают к темноте и Антон видит на соседней подушке мирно сопящего Арса, до ушей закутавшегося в одеяло, но при этом оголив ноги и дрожа всем телом от холода, он тут же снова вспоминает, как дышать. Вспоминает, что он дома.
Он поправляет ему одеяло, пристраивается рядом и прижимает его к себе так трепетно, что Арс временами что-то неразборчиво начинает бубнить, сквозь сон нашаривая руку парня и прижимая ее к груди. В такие моменты Шаст чувствует себя настолько счастливым, что не ощущает почву под ногами.
— Завтра отвезем ее в садик и сразу поедем за щенком, ладно? — потянувшись за пультом, чтобы выключить телевизор, произносит он.
— Хорошо, — соглашается Антон и осторожно берет девочку на руки, чтобы перенести ее в кроватку.
Поправив одеяло и поцеловав ее на ночь, Шаст выходит из комнаты, не забывая включить ночник, и осторожно закрывает за собой дверь. В квартире темно, только свет фонарей с улиц позволяет беспроблемно видеть очертания стоящей кругом мебели. Антон озирается по сторонам.
— Арс? — шепотом зовет он.
— Темноты, что ли, боишься? — звучит тихий голос из кухни, и Шаст направляется туда, осторожно делая каждый шаг, потому что, зная себя, он может запнуться и за воздух.
Арсений стоит возле столешницы недалеко от окна, держа в руках кружку с уже остывшим чаем. Антон обожал смотреть на него в такие моменты. Тот был чертовски домашний, безумно мягкий и нежный. И в такие секунды у Антона во рту непроизвольно скапливалась густая слюна.
Шаст подходит к нему вплотную, опуская руки на его талию, и тянет мужчину к себе, накрывая его губы своими. Арс отставляет кружку в сторону и притягивает парня за шею, сильнее склоняя голову.
Внизу живота начинает сладко тянуть, отчего из легких Арса непроизвольно вырывается хриплый выдох. И Шаст ловит его, вдыхая в себя и снова впиваясь в его губы. Его хочется так сильно, что даже слегка подташнивает.
— Что ты там говорил про две недели?.. — на мгновение разорвав поцелуй, почти пьяно сбивчиво бормочет Арс, и Шаст усмехается.
— Это на Новый Год, — снова тянется к его губам Антон.
— В какой позе Новый Год встретишь, в такой и проведешь. Может, первый раз сейчас попробуем? — не сдается Арс.
Руки мужчины ныряют под растянутую футболку парня и ведут по плоскому животу вверх, в то время как он сам втягивает кожу в ямочке у него на ключице. Парня ведет от этого в сторону, и он чудом не стонет в голос.
Когда Арс так делает, Шаст превращается в настоящего дрессированного зверька, который готов вообще на всё что угодно. Начать есть овощи? Да легко. Вместо футбола посмотреть в сотый раз «Холодное сердце»? Вообще не вопрос. Стать на две недели пассивом? Господи, да пожалуйста!
— Ладно, — сбивчиво шепчет Антон.
Подхватив Арса, он усаживает его на столешницу, после чего позволяет ему стащить с себя уже стесняющую движения футболку и потеряться в том, что между ними происходит.
Я чувствую тебя так сильно, что порой мне кажется, будто у нас одно сердце на двоих.
— Бульдог, — щелкает пальцами Антон.
— Смеешься?
— Немецкий дог?
— Он будет больше Кьяры через месяц.
— Доберман!
— Ты бесишь, — закатывает глаза Арс.
— Грейхаунд, — не унимается парень.
— Блять, Антон, не доводи до греха.
— Сенбернар! — почти подпрыгивает на месте он.
— Да ты заебал! — бьет ладонью по рулю Арс.
— Чихуахуа тогда, — предлагает тот альтернативу.
— Шастун, выйди и зайди нормально.
Споры о том, какую же всё-таки породу собаки выбрать, начались в тот момент, когда они отвели Кьяру в садик и сели в салон автомобиля. Еще немного, и случится их первая семейная, мать ее, ссора, доводить до которой не хочется от слова «совсем». Но какая-то часть сознания подсказывает Антону, что нет острее ощущений, чем во время секса после ссоры, так что он не может остановиться.
— Ну ладно, хорошо-хорошо, — примирительно выставляет вперед руки Шаст, всё же решив успокоиться и не доводить Арса, пока тот за рулем. — А что ты предлагаешь?
Попов шумно выдыхает и, переключив передачу, на какое-то время затихает. Антон терпеливо ждет ответа, и вскоре Арс наконец жмет плечами.
— Не знаю, — честно сознается он, — я в этих породах не особо разбираюсь, но точно знаю, что огромного пса величиною с дом в трехкомнатную московскую квартиру ни разу не надо.
Антон усмехается, усаживаясь на пассажирском кресле ровно, и снова открывает сайт с магазином породистых псов, в который они и едут. Полистав бездумно ленту какое-то время и уже фактически отчаявшись найти что-то подходящее, Шаст уже собирается заблокировать телефон, отбросив эту затею, как вдруг в последний момент натыкается на фото, которое заставляет его остановить ленту.
— А если он? — показывает Антон Арсу экран в тот момент, когда они останавливаются на светофоре.
Попов какое-то время молча смотрит на фото, бегает глазами по белой шерсти, забавным коричневым пятнам на спине и вытянутой мордочке, а после едва заметно усмехается.
— Если он, — с легкой улыбкой зачем-то повторяет Арсений и снова трогается с места.
Добираются они до нужного места через полчаса, но, поскольку они оповестили владельцев о том, что приедут, на пороге их уже ждала приветливая блондинка с широкой заразительной улыбкой.
— Добрый день! Приятно, что вы решили выбрать именно нашу организацию, ведь разведением породистых собак мы занимаемся очень тщательно на протяжении нескольких десятков лет!
Антон непроизвольно скованно улыбается и переглядывается с Арсом. Кажется, эту приветственную речь девушка толкает каждому посетителю, так что неудивительно, что у нее в данный момент взгляд аля: «Спасите меня нахуй из этого места».
— Добрый, — наконец кивает Арсений. — Насколько я знаю, выбор у вас очень большой, и мы были бы очень рады, если бы вы позволили нам сначала самим просто походить и присмотреться.
Фраза, сказанная Арсением, определенно выбивалась из контекста, с которым привыкла работать девушка, так что она на какое-то время совсем потерялась, стараясь разобраться по ситуации.
— Вы… щенка хотите взять или уже взрослую собаку? — всё же произносит она.
— Щенка, — отвечает Антон, — но не слишком маленького.
— Хорошо. Пройдемте за мной.
Девушка ведет их по длинному светлому коридору в дальнюю часть здания, которое поделено на сектора. В самом дальнем находятся щенки, туда они и направляются. Стоит девушке открыть дверь, как перед глазами Антона и Арсения возникают десятки уставленных вдоль стен ячеек.
Тявканье заполняет комнату в тот же момент, стоит дверям открыться, малышня уже явно натренирована, как и взрослые собаки: они реагируют на новых гостей и знают, зачем те приходят.
— Позовите, если что, — напоследок бросает девушка и выходит из комнаты, оставляя их наедине.
Шастун тут же направляется вдоль стены, разыскивая того самого щенка, которого он увидел в фотографиях их сайта, но никак не может его отыскать. Щенки пищат, прыгают друг на друга, стараясь дотянуться до границы загона, лазают друг по другу и требуют ласки.
Малышам тут не место, но всем сразу найти новый дом невозможно, поэтому Шаст старается не думать о том, что всех он все равно не заберет, и не останавливаться у каждого отсека дольше, чем на пять секунд.
— Шаст, — зовет его Арс, и парень поворачивается назад.
Арсений стоит в другой части комнаты, потому что пошел против часовой стрелки, и сейчас во все глаза смотрит вниз. Антон подходит к нему как-то нервно и быстро, тут же оказываясь рядом. Это он.
Щенок с фотографии. Белый, короткошерстный, с коричневой мордочкой и по-забавному вислоухий. Глаза бусинки спокойно смотрят вверх, щенок даже не тявкает и не требует внимания. Он отличается от прочих.
Он остался в этом отсеке один.
Прочие загоны бешеные, незатихающие. По пять или семь щенков в одном месте копошатся и бесятся, играя друг с другом, а этот совсем один.
Шаст касается указательным пальцем таблички: «Джек-рассел-терьер», а после осторожно тянется вниз и протягивает к щенку руку. Малыш делает несколько неловких шагов вперед и, недолго понюхав пальцы Шаста, неловко тычется ему мокрым носом в ладонь.
— Джек-рассел, — появляется внезапно та самая блондинка, сложив вместе руки. — Сама порода замечательная, благородная, но…
— Что «но»? — задает вопрос Арс.
Девушка неловко переминается с ноги на ногу, чувствуя свою вину за это самое «но», потому что начальство строго-настрого запретило ей упоминать об этом.
— Помет неудачный, — наконец произносит она. — Два мальчика и девочка погибли сразу после рождения, еще две девочки скончались через четыре дня, а этот, — указывает она на одиноко сидящего, совершенно спокойного щенка, — остался совсем один. Он уже тут полтора месяца.
— Почему он выжил, а остальные нет? — спрашивает Арс. — Какие у него проблемы со здоровьем? Он совсем неактивен.
Девушка закусывает губу.
— Это не совсем точно, но… предположительно, у него врожденная миопатия, — наконец произносит она. — Это очень редкое наследственное заболевание, связанное с нарушением структуры мышц, — объясняет она и смотрит на определенно не понимающих ситуацию Антона и Арсения. — Если сказать проще, ему тяжело ходить.
Они все какое-то время молчат, глядя на абсолютно спокойно сидящего щенка, который смотрит на Шаста такими преданно-чистыми глазами-бусинками, что невольно задерживаешь дыхание.
— Вылечить можно? — не отрывая от щенка взгляда, произносит Антон.
— Заболевание врожденное, но если заниматься с ним, то шанс есть, хотя очень маленький, — девушка кусает губы. — Поднимается вопрос о том, чтобы его усыпить…
— Мы берем его, — внезапно произносит Арс.
Блондинка непонимающе смотрит на Попова.
— Простите? — думает девушка, что ей показалось.
— Он не такой, как прочие, но этим и уникален, мы его берем, — повторяет Арс.
Она еще что-то говорит, а после уходит оформлять бумаги, потому что Арс ее совсем не слышит. Он смотрит то на малыша в загоне, то на Антона, и в какой-то момент понимает, что Шаст обнимает его одной рукой, оставляя на виске теплый поцелуй.
— Ты уверен? — скорее утверждает, чем спрашивает Антон.
— Я уверен, что тот, кто на первый взгляд ничего из себя не представляет, может совершить удивительные вещи*, — отвечает Арс, и Антон в который раз убеждается, что любить его сильнее очень даже возможно.
Составив все необходимые документы, девушка осторожно шепчет, что может сделать хорошую скидку за то, что щенок не-такой-как-все, но Арс наотрез отказывается от этого и настаивает на том, чтобы заплатить за малыша полную, прописанную в прайсе стоимость, и Антона вновь разрывает от гордости за него.
Блондинка упоминает и одну очень немаловажную деталь, которую ребята не учли: собаке нужно время, чтобы привыкнуть к дому. Да и вообще сам дом к переезду туда собаки нужно подготовить, а этого они с Арсом ни разу не сделали.
Вопрос о том, как решить проблему, встает ребром, и Антон снова понимает, что выход есть только один.
Антон (14:40): Оксан, ты дома?
Оксана (14:42): Дома. Что-то случилось?
Антон (14:44): Если кратко: мы купили Кьяре собаку, но нам нужно, чтобы она где-то пожила, чтобы мы успели и дом подготовить к этому, и ее саму.
Оксана (14:45): Я знала, что ты попросишь
Антон (14:45): Откуда?
Оксана (14:46): Кьяра мне говорила, что собаку хочет. Попросила вам не говорить. Конечно, я возьму ее на время. Приезжай
Антон (14:46): Что бы я без тебя делал?
Оксана (14:47): Сидел бы в Воронеже. Жду
Антон блокирует телефон и вбивает в навигатор адрес, который уже давно забит в «часто посещаемых». Арс переводит взгляд на новый маршрут.
— Мы ей оба не пожизненно обязаны, а посмертно, знаешь об этом? — спрашивает Попов, переключив передачу и перестроившись на другую полосу.
— Знаю, — негромко соглашается тот и чешет правой рукой спящему на его коленях щенку за ухом, а левую вкладывает в руку Арса.
Добираются они до Оксаны дольше, чем планировали, на часах уже красуется четверть пятого, а им еще в другую часть Москвы нужно ехать, чтобы забрать Кьяру из садика и заскочить в магазин.
Беды на этом не заканчиваются, и Арс застревает передними колесами в снежной колее на въезде во двор Оксаны, чертыхается, как сапожник, но Антон его успокаивает, осторожно поглаживает по руке и мягко целует в висок. Они договариваются, что Антон сам сходит до Оксаны, чтобы отдать щенка, пока Арс будет разгребать машину, чтобы сэкономить время.
Шастун заворачивается в пуховик и сует за пазуху щенка, пока тот дрожит весь и поскуливает, периодически тявкая.
— Да ладно тебе, малой, в России живем. Прорвешься, — зачем-то произносит Антон и бредет в сторону подъезда Оксаны, как вдруг у него в кармане вибрирует телефон.
Оксана (16:22): Только в дверь не звони
Оксана (16:22): Просто напиши, как придешь
Антон чуть хмурится от этих двух сообщений, не понимая, почему она так попросила сделать. Чувство тревоги, появившееся из ниоткуда, полоснуло парня вдоль позвоночника. Он непроизвольно сглотнул, когда добрался до этажа девушки.
Антон (16:26): Я здесь
Дверь квартиры Фроловой через минуту осторожно открывается, и оттуда, как мышка, выходит Оксана, заворачиваясь в широкую синюю клетчатую рубашку и скрещивая руки на груди. Укол тревоги снова непозволительно резко впивается Антону под кожу.
Длинные волосы девушки распущены и закрывают половину лица, да и вся она какая-то зажатая, почти затравленная и запуганная стоит перед ним, и у Антона ком в горле встает.
— Оксан, — взволнованно произносит Шаст. — Что с тобой?
— Все хорошо, — нервно улыбается она и смотрит на мгновение на друга, но затем снова начинает бегать глазами, избегая зрительного контакта. — Как у Арса дела? Как Кьяра? Где Арс, кстати?
Оксана сыплет вопросами, как из пулемета, не давая Шасту возможности вставить слово, выходящее за пределы диалога.
— Он… в машине, — сделав паузу, указывает себе за спину Антон. — Разгребает… Оксан, ведь не все хорошо?..
— Нет, порядок, правда, — отмахивается она.
— Но на тебе лица нет…
И спасение от ответа приходит само, потому что из куртки Шаста вылезает заспанный лопоухий щенок, тихонько тявкнув.
— А кто это тут такой хороший? — улыбаясь, шепчет Оксана и берет щенка на руки, снова опуская голову так, чтобы волосы закрыли лицо. — Какой прелестный. Сколько его продержать? Неделю, да? — тараторит она, и Шаст замечает, как у нее начинает дрожать голос. — Хорошо, созвонимся.
Фролова разворачивается, чтобы уйти в квартиру, и уже опускает ладонь на ручку двери, как чувствует на своем предплечье теплые пальцы. Шаст замечает, как она напрягается. Антон осторожно разворачивает ее к себе лицом. Девушка головы не поднимает.
Шаст протягивает вперед руку, чуть касается ее подбородка пальцами, заставляя не только поднять голову, но и взгляд, и осторожно убирает с лица девушки каштановые пряди.
— Это что еще, блять, такое? — сдержанно, но изумленно шепчет он, убирая волосы девушки за ухо.
На правой щеке алеет свежая, совсем недавно затянувшаяся и требующая холода ссадина; глаза Оксаны невольно становятся влажными.
— Ударилась о столешницу, когда доставала из ящика кастрюлю, — старается безмятежно улыбнуться она, но у нее получается плохо.
Антон знает ее слишком давно. Он знает ее даже слишком хорошо. Оксана врать никогда не умела. Желваки Шастуна нервно дергаются.
— Оксан…
— Не говори никому, — выдает она себя с головой, и Шаст взрывается.
— Это он сделал? — кивает он на дверь квартиры, и Фролова почти безумно мотает головой из стороны в сторону.
— Это вышло случайно, — будто защищает саму себя девушка, трепетно прижимая к груди снова начинающего засыпать щенка.
— Как это, — указывает он на ссадину девушки, — может получиться, сука, случайно?! — агрессивно шепчет Антон.
Шастун отодвигает девушку плечом, намереваясь зайти в квартиру, откуда доносятся звуки телевизора, и разобраться с этим, блять, сукиным сыном, который посмел это сделать. Он поднял на нее руку. Он, сука, поднял руку.
Но Оксана делает несколько шагов назад, прижимается спиной к двери и снова мотает головой, свободной рукой безуспешно толкая друга в грудь.
— Шаст, — нервно зовет она, — Шаст, слушай. Послушай меня, хорошо?
Парень останавливается, делая полушаг назад, и трет губы тыльной стороной ладони, разрываясь от желания размозжить ему череп. Вспышки гнева сводят его в эту секунду с ума.
— Послушай, Антон. Ты ничего не видел, ты не знаешь, что произошло… Ничего и не произошло, ясно? Ничего не было, — тараторит она. — Обычная бытовая ссора, всё вышло случайно…
— Зачем ты его защищаешь? — не дает ей закончить Антон и делает полушаг вперед.
Взгляд у Антона тяжелый, взволнованный до безобразия и агрессивный одновременно. И говорит он эту фразу таким тоном, что Оксана непроизвольно сдает позиции. Она и сама не понимает, зачем защищает его.
— Я справлюсь, — уже не так уверенно произносит она, и Шаст как-то резко закидывает руки за голову, а после кусает костяшку пальца.
— Справишься? — смотрит он ей в глаза, чуть наклонившись вперед. — Ты не обязана быть постоянно сильной. Ты не обязана, понимаешь? Оксан, хватит постоянно спасать других…
И выдыхает следующее так откровенно, что начинает болеть в груди:
— Позволь наконец другим спасти тебя.
Фролова кусает губы, стараясь успокоиться, и, заправив за уши волосы, гладит мирно сопящего щенка, который уютно устроился на руках девушки, уткнувшись мокрым носом в сгиб.