Глава 8. "Это пройдет" (2/2)
Лишая воздуха. Отключая мысли. Оксана задыхается от прикосновений мягких губ и выдыхает горячий выдох в поцелуй, зажмуривая глаза и сильнее склоняя голову вправо. Позволяя ему углублять поцелуй.
Позволяя ему, блять. Позволяя.
Он нажимает большим пальцем ей на подбородок, заставляя распахнуть губы, и скользит языком внутрь. И внизу живота все переворачивается кульбитом. Трижды.
Леша тебя не достоин. Он тебя, блять, не достоин.
Сережа мягко втягивает в себя ее нижнюю губу и, чуть отстранившись, соприкасается с девушкой лбами. Сердце лупит по ребрам так сильно, что того и гляди — появятся трещины, дыхание тяжелое и частое, а в голове шум, и ноги почти не держат.
— За это, — одними губами произносит Матвиенко и, не дав девушке опомниться, вылетает из ее квартиры, закрыв за собой дверь.
Оксана шарит рукой, стараясь найти опору, и, когда наконец прислоняется спиной к стене, спускаясь по ней вниз, чтобы сесть, касается кончиками пальцев своих губ.
Девушка закрывает глаза. Что, блять, они только что сделали? Она же… хорошая жена? И слова в сознании звучат уже не так уверенно.
Останься в моей голове. Без тебя там слишком одиноко.
Губы все еще пульсируют, запечатав на себе поцелуй Серёжи. И на них — его вкус. А в легких до отказа — запах.
***</p>
Арс (20:33): Спасибо
Антон (20:35): За что?
Арс (20:37): Что ты есть
Попов откладывает телефон в сторону, заблокировав экран, и трет лицо ладонями, крепко зажмуривая глаза. Несмотря на то, что Арс написал эти слова, он все равно корил себя. Потому что снова сделал это.
Снова сказал пацану, что в нем не нуждается.
Ебучая ложь.
Арс нуждается.
Кьяра живет у него всего три дня, но у Арса уже нервяк. Девчушка хорошая, страшно веселая и очень послушная, что нетипично, насколько он знал, для детей, которые на пороге кризиса трехлетнего возраста, что представляет из себя абсолютную поперечность ребенка а-ля «да — это нет», а «нет — это да».
Девчушка же, наоборот, будто чувствует, что папе и так тяжело, поэтому старается быть послушной. Она кушает всю манную кашу на завтрак, показывая папе дно пустой тарелки и улыбаясь при этом так, будто стала олимпийской чемпионкой.
Она ложится на обеденный сон точно по часам, после прогулки и обеда, спит ровно два с половиной часа и, проснувшись, тихонько ворочается, первое время не позволяя себе позвать папу на всю квартиру, чтобы оповестить о том, что она проснулась.
Малышка страшно любит мозаику и копошилась с ней однажды целый вечер, пока Арс старался сосредоточиться на работе, но у него все равно не особо получалось, потому что он внимательно следил за тем, чтобы она никуда эти маленькие детали не пихала, кроме как в специальные лунки на основе.
Казалось бы, мечта, а не ребенок. Живи и радуйся — ты справляешься! И это несмотря на то, что сраная манная каша получается с охуетительными комками, которые девчушка тактично сваливает всякий раз за пределы тарелки.
Но есть одна деталь, которая Арса добивает на максималках. Вот вроде бы и жаловаться-то не на что в целом, ребенок — маленькое чудо. Но, несмотря на всю радость и улыбки малышки днем, ночью все становится на редкость хреново.
Кьяра каждую ночь плачет.
Делает она это тихо, почти беззвучно. И после первой ночи Арс этого даже не понял. Но наличие влаги на подушке объяснилось уже на следующую ночь. Кьяра дожидается, пока папа уйдет, пока выключит свет и прикроет дверь, пока включит телевизор в гостиной, чтобы было не так слышно, и начинает плакать.
Арс услышал это, когда случайно проходил мимо комнаты девочки на кухню. Он остановился, приоткрыл дверь и замер. И у него пару мгновений сердце даже не билось, потому что она прижимала к груди одну из игрушек, которую выбрал для нее Шастун, и, крепко зажмурившись, тихонько плакала.
Девчонка — истинной крови Поповых. На людях может поспорить с солнцем, а в глухом одиночестве — выпустить на волю эмоции. И это проявилось у Кьяры уже в этом возрасте.
Она умна не по годам. И вся, блин, в отца.
Телевизор шипит на маленькой громкости, потому что Арс вслушивается в любые звуки из детской. Он так сильно надеялся, что ничего не услышит, но его ожидания не оправдываются. Попов кусает губы.
Из детской доносится тихий плач.
Арсению самому хочется плакать вместе с дочкой, потому что он копается в себе, стараясь понять причину слез ребенка. Днем она активна, улыбается и заливисто смеется, а ночью выпускает из себя вот такого рода эмоции.
И непонятно: то ли она не говорит, что ей что-то не по душе, то ли это ритуал у нее такой перед сном, чтобы спалось лучше, то ли она старается держать эмоциональный баланс, что, сука, маловероятно, учитывая ее возраст, либо…
Либо по матери скучает.
И такое объяснение кажется Арсению самым разумным.
Он встает с места, потирая лицо ладонями, и идет в детскую, дверь которой всегда приоткрыта. Кьяре спокойнее, когда комнату прорезает полоса света, она так чувствует себя в безопасности, зная, что кто-то рядом. Арс входит в комнату, и девчушка тут же прижимает игрушку к глазам, будто стараясь скрыть эмоции от папы.
Арс же, в свою очередь, чувствуя, как что-то ноет в груди, присаживается на кресло рядом с постелью и, чуть откинув одеяло, берет девчонку под мышки на руки, прижимая к себе. И Кьяра цепко обнимает одной рукой шею папы, из другой не выпуская диснеевского Тигрулю, и опускает голову на плечо родителя, тихо всхлипнув.
— Тише, девочка моя, — поглаживает ее по спине Арсений, стараясь успокоить. — Все будет хорошо.
Малышка всхлипывает, и это в щепки рвет грудную клетку мужчины.
— Папа у тебя так старается. Солнышко, так старается, — покачивается он, закрыв глаза. — Может, ты кушать хочешь?
Она поднимает голову и, убрав рукой с лица волосы, трет глаза. И выглядит это в полутьме ужас как мило, если не знать, что трет глаза малышка не потому, что хочет спать, а потому, что соленые слезы.
— Не хочу, — мотает она головой.
— А что ты хочешь? — старается понять дочку Арс.
Попов ответ услышать боится. Очень боится. Ведь он правда старается. Он так старается, кто бы знал, Господи. И ему не хватает в данной ситуации только одного человека. Антона.
Он страшно нуждается в Антоне.
— К маме.
И у Арса в груди что-то взрывается. Взрывается и болит, причиняя почти физическую боль. Как объяснить трехлетней девочке, что от нее отказалась мать? Как, блять, дать понять ребенку, что маму она больше не увидит? Полный пропиздон. У Арса просто нет слов.
Он не знает, как сказать ей.
Импровизация в помощь, она твоя давняя подруга, Арс.
— Мама уехала, принцесса, — убирая ей за ухо волосы, наконец произносит Арс, слегка запнувшись.
— А куда? — склонив голову вбок, интересуется она.
Любознательная, блин. И такая красивая девочка. Кьяра почти слепит Арса синевой своих глаз. Малышка, ты заслуживаешь знать, что случилось у мамы с папой, но ты пока совсем не готова.
— Далеко, — негромко отвечает он.
— А скоро вернется?
Если бы Арсу дали выбор: участвовать в пяти шокерах подряд или объяснить дочери, где мама, он бы выбрал шокеры. Дважды. Потому что даже они не делают так, сука, больно, как обычные вопросы трехлетней дочери.
— Не знаю, принцесса, — признается Арс. — Я правда не знаю.
Кьяра снова прижимается лбом к слегка колючей щеке Арсения и тяжело вздыхает, перебирая пальцами хвост Тигрули.
— Я скучаю по маме, — максимально открыто и честно говорит девочка.
— Это пройдет, — машинально выдыхает мужчина, глядя на то, как на темных стенах и потолке медленно ползут синеватые пятнышки аналога звездного неба, встроенного в лампу, которую выбрал Антон.
Он укладывает девочку обратно в постель и садится рядом, хватая с полки еще новую, ни разу не открытую книжку про какую-то принцессу с длинными светлыми волосами. Ребенка нужно отвлечь, и Арс начинает читать.
История оказывается на удивление долгой, но малышка слушает внимательно, рассказ не прерывает, завороженно слушает голос отца, чуть ли не в рот ему заглядывая — так завораживающе он рассказывает — и не забывает рассматривать картинки.
Дело уже близится к финалу, когда в дверь внезапно звонят. Арс смотрит на наручные часы. Четверть одиннадцатого. Гостей он не ждет, определенно.
— Кто это? — приподнимается на локтях Кьяра, глядя в сторону двери.
— Без понятия, — трет глаза Арс, поражаясь заряду жизненной энергии девочки, и уже в данную секунду принимает решение гулять с ней вечером подольше.
Он откладывает книгу, поднимается на уставшие ноги и заставляет тело функционировать, очнувшись ото сна. Он почему-то даже забывает посмотреть в глазок, просто открывает дверь и…
— Шаст?..
Вдох. Организм насыщается кислородом.
Господи, ты пришел.
— Т-ты чего пришел? — заикнувшись, моргает Арс.
Спасибо. Блять, спасибо.
— Точка в твоем сообщении меня смутила, — наигранно серьезным тоном заявляет Шастун, и Попов шлепает себе ладонью по лицу.
— Ты нормальный вообще? — не может он сдержать улыбку.
Приехал. Он приехал. Сам.
Шастун улыбается. Господи, и он только сейчас понимает, как сильно скучал. Это же просто уму непостижимо. В груди разливается приятное тепло, и каждый уже готов ринуться вперед, чтобы обнять-пожать-руку-прижать-к-себе-блять-пожалуйста, но что-то невидимое останавливает их обоих, и они только неловко переминаются с ноги на ногу.
— Заходи, — наконец кивает Арс, стараясь сменить тему.
Приветствие действительно скомканное. И они оба не понимают, почему так выходит. Пацан снимает кепку, бросает ее на вешалку и поправляет пальцами челку, отчего по просторному коридору раздается звон браслетов.
И Арса это успокаивает.
— Она еще не спит? — кивает в сторону детской Антон, и глаза у него при этом горят так, что рехнуться можно.
Пацан себе места не находил все это время: он страшно хотел познакомиться с малышкой. Арсений улыбается, глядя на то, как Шастун почти умоляюще ждет ответа Попова, явно рассчитывая на то, что он положительный.
— Не спит, — кивает Арс, и Шастун вскидывает руки, чуть ли не подпрыгивая на месте, и звон браслетов уже граничит с колоколами в воскресных церквях.
— Бля, ура, — выдыхает он.
— Так, во-первых, никаких «бля», — строго начинает Арс, — во-вторых, — он принюхивается, — блять, ты курил?
— Ты ж сказал без «блять».
— Я сказал без «блять», — напоминает Попов, а потом осекается, понимая сказанное. — А, блять. Да блять, — возмущается от собственной глупости Попов, шлепнув себе по губам.
Шастун тихо гогочет, и на душе от этого так тепло становится, что Арс в безобидном жесте замахивается на манер «сейчас получишь леща», но затем успокаивается, в примирительном жесте вскидывая руки.
— Ладно-ладно, тихо, — кивает он. — Сходи помой руки, от тебя несет, как от табачного ларька. Щетка зубная новая во втором ящике под зеркалом с правой стороны. И потом приходи, познакомлю тебя с ней.
Пацан вскидывает брови.
— Давай-давай, шевели булками, она может взять и уснуть в любую секунду.
Шастун послушно идет в ванную и закрывает за собой дверь. Антон улыбается. «Командует, как папочка», — проносится у него в голове, и он смеется над собственным каламбуром.
Выполнив все пункты, которые озвучил ему Арсений, Шаст выходит из ванной, демонстративно показывает чистые руки, попутно с этим едва справляясь с приступом ржача, и они наконец идут в детскую.
Попов ненадолго замирает возле детской, вспоминая, как всего несколько недель назад он точно так же взволнованно стоял возле двери, собираясь показать Шасту комнату, которая должна будет стать детской, и теперь эта комната не пустая. Теперь там живет его девочка.
Наша девочка.
— Кьяра, — негромко зовет ее Арс, и та отрывает взгляд от картинок в книжке, потому что до этого, кажется, терпеливо ждала, когда папа вернется и расскажет ей историю до конца. — Я хочу тебя познакомить кое с кем.
Арс приоткрывает дверь, и девчонка чуть выпучивает глаза, когда видит такую здоровенную улыбающуюся шпалу в розовой толстовке. Антон даже не понимает, как слегка крипово выглядит для малышки, но та держится бойко, хотя и побаивается, но под одеяло не прячется, а это уже хороший знак.
— Привет, — сияет Антон, присаживаясь на колени рядом с кроватью девочки. — Я — друг твоего папы, и меня зовут… Тоша.
Девчонка смотрит на папу, и тот кивает, мол, все хорошо, не волнуйся. И у Арса внутри взлетает ввысь маленькая стая бабочек, когда Шастун протягивает девчушке руку в знак приветствия, и та, немного поразмыслив, цепко хватается пальчиками за его длинный указательный палец.