Глава 9. Часть 1. "Приезжай" (1/2)
У девчонки хватка цепкая, уверенная и не по годам сильная. Кажется, что в это первое рукопожатие Кьяра вкладывает всё, начиная от смелости и заканчивая безграничным доверием. Она выпускает палец пацана не сразу, долго-долго смотрит на него, и у Шаста от этого в груди что-то громко пульсирует.
Малышка сияет блеском невозможно синих глаз так, что у Антона дрожит под коленями. Глаза у нее Арса. Каждая крапинка в радужке, каждая переливающая синева — Арса. И от этого ведет в сторону.
— А тебя? — наконец приходит в себя Антон, когда девочка всё же теряет запал и снова утыкается носом в книжку, начиная водить кончиками пальцев по глянцевым картинкам.
Она молчит, поджимая пухлые губы, и искоса поглядывает на стоящего возле двери Арсения. Тот в свою очередь только улыбается, глядя на то, как малышка, хоть и побаивается, все равно поддерживает диалог, что не может его не радовать.
За ней шлейфом плывет великое будущее.
Антон почти расстраивается, когда девочка молчит, потому что ему страшно сильно хочется ей понравиться и заслужить доверие. Она вызывает у него восторг, взрывает все, что только можно, в груди и залечивает невидимые, нанесенные прошлым тяжелые глубокие раны, которые временами кровоточат.
— Не стесняйся, — просит он, и это в малышке врубает какую-то кнопку, отчего она тут же вздергивает аккуратный подбородок и не боится смотреть ему прямо в глаза.
Арс ухмыляется. Дочка явно бросает пацану вызов. И во взгляде невозможной синевы проскальзывают четкое, ясное «Я и не стесняюсь». Это его девочка.
— Кьяра, — уверенно отвечает она, слегка кивнув головой и убрав от лица снова упавшую на глаза коричневую прядь.
И Антон оживает.
— У тебя очень красивое и необычное имя, — сияет он своей заразительной улыбкой. — Я бы даже сказал, уникальное, — на мгновение смотрит он на Арса. — Как никогда подходящее под ситуацию, — тихим шепотом добавляет.
Кьяра улыбается, смущенно опуская веки, и ее густые темные ресницы отбрасывают на светлые щеки дрожащие тени. Боже мой, ей только нужно подрасти, и она сведет с ума определенно больше одного сердца.
— Почему ты не спишь? — пододвигаясь чуть ближе, спрашивает Антон.
— Не могу, — пожимает она плечами.
Шастун бросает взгляд через плечо, наблюдая за тем, как Арс, взволнованно выдохнув, сильнее скрещивает руки на груди, нервно нажевывая нижнюю губу. Антон старается прочитать в его взгляде подсказку, но ее нет. Одни шарады.
— Тебе… снятся плохие сны? — старается понять девочку пацан.
— Нет, — просто отвечает она, отрицательно покачав головой.
Антон ждет продолжения, но его нет. Девчонка душу первому встречному не открывает, и Арс в который раз поражается тому, что дочка в свои почти три понимает в этой жизни побольше некоторых взрослых, сама того не подозревая.
— А хочешь, я расскажу тебе одну историю, чтобы тебе было проще уснуть? — предлагает Антон, обрадовавшись возможности побыть рядом с девочкой подольше.
— Папа мне уже рассказывает, — немного хмурит брови малышка, будто заприметив потенциального соперника.
Шастун немного вздрагивает от этого. Вздрагивает от «папа», произнесенного девочкой с таким невозможным трепетом, что даже в груди что-то ноет. У Шаста пересыхает в горле. Кажется, что только сейчас он понимает это.
Дочь. Блять, у Арса есть дочь.
Девчонка, которая зовет его «папа».
— А если так, — на мгновение задумывается Антон, — папа расскажет тебе историю до конца завтра, а я тебе расскажу новую историю сегодня, — предлагает он.
Девочка чуть хмурится, будто взвешивает все «за» и «против», и задумывается, немного нажёвывая нижнюю губу. И Арс внезапно проводит странную параллель — Антон тоже так делает. Эта забавная привычка у них обоих.
Черт.
— А там есть принцесса? — наконец спрашивает Кьяра.
Пацан даже на мгновение теряется, совершенно не ожидая, что она вообще согласится, но тут же возвращается к сути разговора, разводит в сторону руки и часто кивает.
— Конечно, — восклицает Шастун, — очень красивая и смелая принцесса.
— Тогда хочу, — соглашается она и снова укладывается на подушку, подкладывая под голову руку.
Арс улыбается и присаживается в глубокое кресло-мешок в дальней части комнаты. У него уже глаза слипаются, но он не собирается пропускать такое событие. Шастун, рассказывающий сказку. Кто-нибудь, включите камеру и начните это снимать!
Антон собирается с мыслями, недолго думает, постукивая кончиком пальца по подбородку, а после усаживается поудобнее, проводит тыльной стороной ладони по губам и опускает руки на разведенные в стороны колени.
— В одном королевстве под названием Питер… ляндия, — запинается Шастун, — жила-была одна принцесса, и звали ее Арс… ения.
— Почему ты так странно разговариваешь? — не понимает девочка.
Попов на кресле в дальней части комнаты прыскает в кулак. Пацан оборачивается, глядя на то, как мужчина, прикрывая лицо ладонью, тихо гогочет, и улыбается сам, снова возвращая внимание девочке.
— Я импровизирую, — подсказывает ей он, и малышка немного хмурится.
— Тося, что такое «ипаризирую»? — интересуется она.
На кресле-мешке снова слышится тихий хохот, и Антон растягивает губы в улыбке, на мгновение прикрывая глаза и выдыхая шумный смешок. И непонятно, от чего хочется ржать больше: от «Тоси» или от «ипаризации».
— Я — Тоша, — указывая на себя, напоминает он.
— Я так и сказала, — чуть ерзает она в постели, укладываясь удобнее. — Тося.
И пацану так тепло на душе, что почти жарко. Что почти до боли. Что можно обжечься. Девчонка — это свет, и, столкнувшись с ярким Антоном, она шагнула с ним в жизнь Арса так, что свет этот теперь может осветить весь мир.
Арсений слушает про смелую питер… ляндскую принцессу в исполнении Антона почти с упоением, и голос того действует на него почти магически. Баритон у него плавный, тихий, размеренный. Никакого ора, как на передачах, нет: голос пацана успокаивает, убаюкивает, усыпляет.
Арс даже не понимает, как в какой-то момент потерялся во времени, потому что, когда он открывает глаза снова, его наручные часы показывают четверть третьего.
Он трет глаза, немного потягивается и старается бесшумно встать с кресла-мешка, сразу подумывая о том, что надо бы все равно от него избавиться, потому что шуму от него, как от проезжающего по каменной мостовой грузовика, в кузове которого болтаются сотни пустых жестяных банок.
Когда шумное безумие остается позади, Арс идет к постели девочки в свете мелькающих звезд от светодиодной лампы и на мгновение останавливается, когда перед его глазами открывается эта картина.
Кьяра свернулась комочком на правом боку, левой рукой прижимала к себе безумно любимого диснеевского Тигрулю, а правую руку вытянула вперед и…
У Арса даже от этого зрелища перехватывает дыхание.
Она сжимает маленькими пальцами большой палец Антона, который в сидячем положении заснул прямо в кресле, уложив голову на вытянутую на постели девочки руку. Попов готов поклясться: он никогда — никогда, блин, в жизни — не предполагал о существовании в себе этого чувства.
Невозможный трепет, тесно переплетающийся с тоской и ощущением безумного, рвущего в клочья счастья, приправленного щепоткой бессилия.
Арс присаживается рядом и непроизвольно смотрит на то, как Антон спит. Антон, оказывается, красивый.
Он такой красивый.
И если днем от него за версту веет жизнью и энергией, то сейчас от него исходят волны спокойствия и защиты, в которой Арс так нуждается. Он смотрит, как пацан тихо посапывает, немного морщась во сне, но затем снова расслабляясь, и внезапно понимает со всей ясностью одну вещь.
Арс хочет к нему прикоснуться.
Просто пиздец как хочет дотронуться кончиками пальцев до его кожи. Вот так — вдруг. Хочет, и все тут. Если уж быть до конца откровенным, он давно об этом думал, но все время одергивал себя, мол, нельзя, забудь, вы друзья или кто?
Попов пацаном дорожит безумно и потерять его от такой промашки вовсе не хочет. Забудется, остынет и отболит. Как же иначе — на этом построен мир. Он не сможет без него, Арс это точно знает.
Загнется, блять. Скорчится в одиночестве — и поминай как звали.
Но сейчас это такой шанс, что охуеть можно. Коснуться. И от одной только этой мысли в сознании Арса что-то резко щелкает и будто растекается по всему организму, пронизывая искрой каждую клеточку тела.
Внизу живота что-то сжимается комочком, непривычный жар прокатывается оттуда волной и мчит выше — к легким, солнечному сплетению, сердцу. И затем застревает в горле, вынуждая резко сглотнуть.
Дрожащая рука мужчины замирает на мгновение, пальцы нервно сжимаются и разжимаются. Он сглатывает. Легкие до отказа заполняются воздухом, и он касается. Робко, тихо, почти беззвучно — ведет кончиком указательного пальца по щеке, вдоль скулы, линии челюсти, ямочки на подбородке.
Господи, такой красивый.
Арс сглатывает густую слюну и в следующее мгновение сам не замечает, как делает это. Как наклоняется к Антону, тянется, чуть вытягивая шею. Но внезапно замирает.
Застывает в паре миллиметрах от его губ, прикрыв веки. От пацана пахнет мятной зубной пастой и веет отголосками дешевых сигарет.
А еще от него пахнет домом.
И Арс понимает, что если он и решится на это, если и поцелует наконец Антона, то сделает он это только в том случае, если в последнее мгновение перед этим Шаст будет смотреть своей невозможной зеленью ему прямо в глаза.
И в них будет читаться: «Да. Пожалуйста».
Попов перешагивает через себя, убирая дрожащие пальцы от щеки пацана, встает на ноги и уходит из детской в гостиную, чтобы, возможно, просто попытаться уснуть от того, что чуть не случилось. Он заваливается на диван и обхватывает руками продолговатую серую подушку, утыкаясь в нее носом и закрывая глаза.
И в этот момент в детской комнате Антон поднимает веки, стараясь нормализовать тяжелое дыхание и успокоить бьющееся кувалдой в глотке сердце. Шастун не спал. Он все это прочувствовал на себе, и дрожащие холодные руки тому подтверждение.
Почему ты передумал?
Он садится в кресле и поправляет челку, протирая лицо ладонями. Внутри по-прежнему всё дрожит, а лицо пылает, опасными ожогами выделяя те места, к которым Арс прикасался пальцами.
Я с тобой горю, а без тебя сгораю.
Антон облизывает губы и откидывается на спинку кресла, зажмуривая глаза.
Они оба сегодня не уснут.
***</p>
Ира перекатывается со спины на живот и тянется к телефону, валяющемуся на тумбочке. Слишком светлый экран слепит девушку.
— Блять, — шепчет она, цокая языком, когда понимает, что уже начало первого, а сна ни в одном глазу.
В принципе, на это и была рассчитана эта поездка. На отсутствие сна. Пожалуй, именно поэтому Леша и убежал в одном халате до бара вниз, чтобы выбрать выпивку подороже лично. Ира отбрасывает легкое белое одеяло в сторону и мягко слезает с постели, даже не прихватывая с собой ничего, чтобы прикрыть наготу.
За окном середина сентября, но этого совсем не чувствуется. Осенний ветер больше смахивает на летний, и это радует, хотя их обоих погода за окном не особо интересует, учитывая тот факт, что из номера они выходить не планировали.
Девушка распахивает балкон и, не стесняясь собственной наготы, выходит на него без одежды, присаживаясь в плетеный стул. Ира закидывает ногу на ногу, хватает со стола белую пачку сигарет и сжимает между зубами фильтр, поджигая тонкий винстон.
Ира затягивается глубоко, вдыхает вредный дым со всей страстностью и нервно трясет ногой. Она не замечает, как кожа покрывается мурашками, не замечает, как дрожит губа. Ей не холодно. Она просто, блять, в бешенстве.