Глава 3. "Собирайся, Арс" (2/2)
Ребенок: Попова Кьяра Арсеньевна»</p>
Арс откидывает голову назад и глубоко вдыхает. Только бы все получилось. Только бы все было хорошо. Только бы пацан не потянул его на дно.
Адвокатом со стороны Арсения выступал Павел Алексеевич Добровольский — супруг той Ляйсан, что была со стороны Алены. Было пиздецки интересно наблюдать за тем, как горячо любимая супруга Павла буквально час назад в список его безоговорочных побед вписала проигрыш по делу Поповых.
Очаровательно.
Но на отношения этих двоих Арсению было глубоко фиолетово. У него своих забот хватало. Кьяру нужно будет забрать к себе уже через неделю, потому что к тому времени будут готовы все оставшиеся документы, которые наконец вступят в силу.
Через неделю ему предстоит с головой окунуться в отцовство, а он готов к этому ровно так же, как слесарь — к соревнованиям по фигурному катанию. То есть на слабенькую такую двоечку по шкале из ста. Арса трясет.
Он вообще не знает, с чего начать. В суде он каким-то боком наобещал ребенку создать все условия, а как эти самые условия выглядят, он не имел ни малейшего понятия. Отложив документы на стол, он снова проверяет телефон.
Ни одного оповещения о новом сообщении в бесконечном потоке напоминалок из инстаграма.
Арс отбрасывает мобильник в сторону и садится на диван, опустив локти на разведенные в стороны колени. Пальцы зарываются в отросшие волосы, и мужчина закрывает глаза. События последних недель — пугают.
И не просто пугают, а лихорадят до дрожи под коленями. Арс вообще понятия не имеет, как эти две недели выдержал. Все было, сука, как в тумане. Встреча, еще одна, третья. Ляйсан, документы, подписи-подписи. Слушание, гулкий удар молотка судьи. Алена, прячущая глаза.
И среди всего этого мутного густого пятна было только одно четкое, яркое — Антон.
Тот был с ним рядом все это время. Отменял свои планы, что-то рычал или цедил в трубку собеседнику, голос которого страшно смахивал на женский, но в итоге сбрасывал звонок, чертыхался, докуривал он-со-счета-сбился-какую сигарету и все равно ехал с Арсом в любую точку Москвы, не оставляя его ни на одну секунду.
Арсу позволили за это время один раз увидеться с Кьярой. Алена долго сопротивлялась этому, но громогласное Пашино «Алена Дмитриевна, дайте ему увидеть дочь, он должен знать, за что вы отказываетесь бороться!» отрезвило всех, и девушка почти затравленно кивнула.
Добровольский был семьянином, так что у него непроизвольно сработал человеческий фактор, вынуждая выйти из образа вечно хладнокровного и страшно профессионально выполняющего свою работу адвоката. Ляйсан одернула мужа в ту же секунду, но сказанного, увы, не вернуть, так что Павел лишь сдержанно извинился.
Не вложив в это извинение ни капли искренности.
Арсений ждал встречи, как на иголках. Сидел и тряс ногой до тех пор, пока Шастун не опустил ладонь ему на колено и не произнес тихое, правдивое:
— Она бы никогда тебя не забыла.
…чем выразил разом все то, что мучило Арсения больше года.
И когда дверь, наконец, открылась и оттуда выбежала девчонка, у Попова сердце забилось втрое чаще. Она неслась к нему, сияя детской улыбкой, с широко раскинутыми руками. Арсу пришлось присесть, и, когда дочка впечаталась в него с размаху и обвила шею руками, его бросило в дрожь от того, как она произнесла одно-единственное:
— Папа.
И Арс понял, что ему есть, за что бороться.
Попов вздрагивает, когда пространство тихой квартиры прорезает звук дверного звонка. Мужчина поднимается с места и тут же бежит открывать.
— Черт, спасибо, — тут же качает головой Арс, впуская гостя внутрь, — спасибо, что приехал.
— Да пока не за что, — отмахивается Шастун, останавливаясь в прихожей. — Так, давай сразу по делу, — твердо произносит он, — как прошло слушание?
Попов вздыхает и, взяв со стола бумаги, протягивает их Антону. Пацан принимает документ и начинает жадно бегать по нему глазами, чем вызывает у Арса улыбку. Слабую, взволнованную, погребенную под тонной тревоги, но улыбку.
Когда Шаст добирается до заветной строчки, его глаза сияют.
Арсений смотрит на этого пацана и думает, что тот сам еще такой, блять, ребенок, и ввязался Арс в страшный пиздец. Попов никогда не признается себе вслух, но… он боится.
Боится, что проебется с этим пацаном и с этим решением.
— Так она наша? — как-то по-детски произносит тот. — В смысле… твоя, — на секунду зажмурившись, исправляется. — Она твоя теперь, да?
Арс чувствует что-то странное внутри от сочетания этих слов. Что-то взрывается от этого и пускает по всему телу разряды тока. Попов ведет линией плеч.
«… так она наша?..»
Мужчина сглатывает.
— Да, — замявшись, отвечает он. — Моя, — чуть улыбнувшись, опускает взгляд.
Наша.
Мысли, рот свой, блять, закрыли!
Пацан смотрит на него с толикой чего-то незнакомого. Так разрывающе и чисто, что невольно задаешься вопросом: а он вообще настоящий? Реальный он или нет? Таких людей не бывает.
Таких бракуют на таможне двух миров, отправляя обратно. Антон для этого мира слишком чистый.
— И как ощущения? — вырывает Арсения из размышлений голос. — И кстати, ты зачем попросил приехать-то?
— А, бля. Точно, — проигнорировав первый вопрос, внезапно срывается с места Арс, приглашая Шаста пойти за ним. — Слушай, я тут думал по поводу комнаты для Яры. И, в общем…
Попов подходит к закрытой двери и опускает ладонь на ручку, на секунду замявшись и поджав губы. Антон чуть прищуривается, даже не представляя, что за этой дверью. Зная Арсения, в любых предположениях ты можешь ожидать конкретное фиаско.
— Вот, — наконец кивает Попов и открывает дверь, впуская Антона внутрь.
И тот замирает прямо на пороге. Вот вы сейчас думаете, что там все обставлено на манер идеальной детской комнаты из американских мелодрам? Да вот нихуя не угадали. Вместо чего-то, хоть как-то отдаленно напоминающего детскую, эта комната — просто мечта для существования… Шастуна.
Длинный диван посередине, плазма на стене и на журнальном столике приставка, на которой Шаст умудряется разглядеть коробку с FIFA, несколько кресел-мешков, комод и стенка, заваленная дисками, всякими памятными вещами Арсения и кучей фотографий из разных временных этапов жизни Попова.
— Слушай, ты если съехаться со мной хочешь, то хоть бы цветочки подарил для начала, — немного обдолбанно отшучивается Антон, глазея по сторонам.
Арсений смеется.
Да только ему не смешно.
— Обхохочешься, — чуть напряженно отзывается он. — В общем, я не знаю… Ей тут комфортно будет?
Шаст уставляется на мужчину нечитаемым взглядом. Тот прикалывается ведь, да? Арс ведь шутит? Он ведь не считает на самом деле, что для девчонки, которой только в феврале три стукнет, будет комфортно — как он выразился — жить в комнате для видеоигр?
Арсений немного нервно запускает сжатые кулаки в карманы брюк, терпеливо ожидая ответа Шаста.
Блять.
Нет, не шутит.
Пиздец.
— Серьезно, Попов? — саркастически щурится пацан и качает головой. — На пуфике с шариками-антистресс под звуки плейстейшен?
— Ну…
— Мечта, Арс! — восклицает Шастун, но Арс впервые сарказма в голосе не распознает.
Мужчина смотрит по сторонам, изучает взглядом комнату и, кажется, правда не понимает, что отвечать или делать в принципе.
— Блять, Попов, включи мозги, будь добр, — не выдерживает Шастун, и Арс переводит на него взгляд.
А в нем — просьба-умоляю-пожалуйста. Когда Попов сказал, что отец из него никудышный, он не давил на жалость. Он просто понятия не имеет, что значит быть им. Поэтому Антон решает взять все в свои руки.
Ты станешь прекрасным отцом, я обещаю.
— Собирайся, Арс, — выходит из будущей комнаты девчонки Шастун, направляясь ко входной двери.
— Куда? — теряется тот.
Антон останавливается и поворачивается к застывшему Попову, которого — пацан теперь уверен в этом на сто процентов — он не оставит одного ни при каких обстоятельствах. Обещание взрывается в мыслях само. И Антон в него верит. И Антон улыбается.
— Нам пора в детский магазин.
Твоя девочка будет тобой гордиться.