Глава 2. "Мы справимся" (2/2)
Валяющийся между сиденьями телефон снова загорается, и Шаст переводит на него взгляд. Входящий звонок. Пацан еще номера абонента не видит, а уже рвется к вибрирующему гаджету, чуть не проворонивая очередной зеленый и не нарываясь на агрессивных московских водителей.
Но на том конце провода совсем не Арс.
— Что? — слегка раздраженно отзывается Шастун, пересекая большой перекресток под мигающий светофор.
— Ты скоро домой? — слышится на том конце провода голос Кузнецовой. — Ты до шести обычно, а уже девять почти, и тебя все еще нет.
— Ир, я за рулем, — немного резко произносит он, хотя совсем этого не желает, ведь ебучему Форду прямо сейчас захотелось его подрезать.
Девушка пару секунд молчит в трубку.
— Ты просто скажи, когда приедешь. Я что, многого прошу? — наконец произносит она.
Давайте сразу расставим все точки над «и», чтобы вы все понимали. Она не беспокоится, она просто взяла моду контролировать Шаста, и это ему было ой как не по душе. В последнее время это стало у нее обостряться, и режим «мамочки» активировался по всем параметрам.
Шаст контроля не одобрял, я скажу больше: он терпеть его не мог, но отчего-то постепенно хуеющей в этом плане Ире так сказать об этом и не мог. И сам не понимал почему.
Шастун какое-то время молчит, продолжая движение и глядя перед собой. Он сжимает пальцами обод руля и чуть кусает нижнюю губу. Сказать правду? Конечно, правду. Что тут такого? Он просто едет к Арсу, чтобы, наконец, узнать, что у того за дерьмо в жизни происходит.
— Я Оксане обещал помочь, у нее сроки горят, свадьба через два дня, а сотня гостей своих мест так и не знает, — почему-то говорит именно это Антон, глядя на дорогу.
Сказать правду?
Конечно, блять.
И вот даже не спрашивайте, почему он это сделал. Просто встаньте на его место, и вы сами все поймете. Хотя, с другой стороны, это тоже правда. Просто данные у нее уже слегка устарели.
— Хорошо, — тут же успокаивается голос Иры на том конце провода.
Она Оксану знает около года, девушка во время первой встречи показалась ей хорошей, и тот факт, что та была замужем и за супруга обеими руками держалась, Кузнецову успокаивал, так что она всего пару раз истерику по этому поводу закатывала, причем до того момента, как познакомилась с ней лично, и теперь со всей присущей ей гордостью называла девушку своей лучшей подругой.
— Ты надолго? — снова интересуется.
Кузнецова хоть и отрицает это, а за пацана сама обеими руками держится, не ослабляет хватки уже как полтора года, и с каждым днем костяшки ее пальцев белеют только сильнее. Шастун все популярнее, фанаток все больше, а количество ее хейтеров растет в геометрической прогрессии.
Антон говорит, мол, забей, это нормально, ты просто не обращай внимания. И она старается, хотя порой срывается и выкидывает какую-нибудь хуйню в инстаграм, славливая хейта втрое сильнее, из-за чего уже пару раз получила нагоняй от Шаста.
— Не знаю, — честно отвечает Шастун, снова поворачивая налево. — Надеюсь, к одиннадцати буду дома. Не ложись без меня.
Разговор заканчивается стандартными фразами, ведь Ира тут же плавится, если Шастун говорит что-то подобное, и они одновременно сбрасывают звонок. Антон тяжело вздыхает. Для него эти отношения являются чем-то вроде шлюпки в океане.
Он просто дрейфует на волнах, а пришвартоваться к чему-то стабильному не хочет. Антон не клялся ей в вечной любви, да он вообще ей никогда и не говорил этих слов, так что пацан не видит в этом никакого смысла. Трахаться со штампом в паспорте или без — никакой разницы. Хотя без штампа куда лучше.
И Антон никогда не говорил ей вслух одной очень важной вещи. Он хочет семью. Пиздецки сильно хочет завести семью. Но с ней — нет… Как бы это ни звучало, Антон связывать свою жизнь с ней не готов, а если начистоту — не хочет вовсе.
Ира лишь станция на его жизненном пути, он в этом уверен. Шастун терпеливо ждет конечную, до которой еще явно палкой не добросишь.
Навигатор оповещает его о том, что он прибыл, и Антон почти сразу натыкается взглядом на съежившийся на лавке силуэт Арса. Пацан тут же напрягается. Он торопливо бросает телефон между сиденьями, припарковывается возле обочины, глушит двигатель и выходит из машины.
Нажав на ключе кнопку сигнализации, Шастун, быстро глянув по сторонам, перебегает дорогу и идет в сторону небольшого местного парка, названия которого никогда даже не слышал.
На улице прохладно, скоро закат, и зелень невысоких деревьев отбрасывает на сухой асфальт дрожащие тени, а июльский ветер путается в лепестках бутонов растущих в клумбах незабудок.
Арсений пацана не видит; он сидит на лавке, скрестив на груди руки. За правую штанину вельветовых брюк мужчины зацепилась пушинка и сорваться старается изо всех сил, дальше полететь — освободиться, да только у нее не получается.
Попов смотрит на нее и непроизвольно ассоциирует с собой. И хмыкает. Дерьмовое сравнение.
Шастун осторожно присаживается рядом на лавку, запустив руки в карманы джинсов, и молча смотрит перед собой, не произнося ни звука. Ждет. Он знает, что Арсу просто надо собраться с мыслями, чтобы начать.
Антон так долго старался достучаться до него, чуть ли не прямым текстом просил рассказать, что за хуйня у того в жизни творится, ведь один в поле не воин, а Арс только улыбался постоянно; отмахивался, мол, нормально, справлюсь.
— Ты как? — наконец подает голос Антон, переводя взгляд на профиль Арса. — Все в порядке?
Вопрос звучит ужас как хуево, учитывая тот факт, что на Попове лица нет. Он бледный весь, с темными кругами под глазами. Казалось, он вообще забыл про такое понятие, как сон. Трёхдневная щетина добавляет ему возраста, а из-за часто нахмуренных бровей между ними пролегает глубокая морщина.
Его спасать надо. И как можно скорее.
Арс вымученно улыбается. Улыбается и начинает немного нервно посмеиваться, а плечи его при этом едва заметно дрожат.
— Нет, — он качает головой, продолжая улыбаться. — Ничего не в порядке, — поворачивается он к пацану, и в глазах его плещется столько отчаяния, что наигранная улыбка стирается с губ вместе с очередным дуновением ветра. — Ничего не в порядке, Шаст.
Антон нервно облизывает губы, не зная, что делать с этой информацией. Он так и порывается заорать: «Да что с тобой?!», но прекрасно понимает, что делать этого не стоит. У Арса руки и так дрожат, и он сжимает их сильнее, громко сглатывая. Создается впечатление, что, если он не расскажет того, что его терзает, это что-то его разорвет на сотни ошметков.
А Попов в эту самую секунду сидит и думает о том, что он, блять, всеми силами скрывал все это ото всех — особенно от Шастуна, — а сейчас, повинуясь странному порыву, позвонил именно ему, попросив приехать, потому что сам больше не справлялся.
Он позвонил не Матвиенко, хотя с ним общался куда более тесно, не Позову и не Шеминову — Шасту.
И пацан приехал к нему. В другой, сука, конец Москвы. Сорвался с места, взял и приехал.
— Мы с Аленой разводимся, — негромко произносит Арс, с размаху вываливая на пацана из своего шкафа один из самых прогнивших скелетов. — И она отказывается от Кьяры.
Слова повисают в воздухе грозовым густым облаком, и нет никакой возможности разогнать его руками. Остается только ждать, когда оно рванет, разразившись мощным ливнем в конце июля.
Шастун смотрит перед собой, стараясь переварить услышанное. И понять, как помочь Арсу. Или хотя бы попытаться.
— Слушание в суде через неделю, и я совершенно не знаю, что мне делать, — негромко произносит Арс, а затем смотрит Антону в глаза так, словно дробит в щепки защитный шлюз в личном пространстве пацана и заглядывает в самую душу. — Я ведь не отец, Шаст. Я совсем не знаю, как им быть.
Антон сглатывает, чувствуя, как оголенная кожа на тыльных сторонах его ладоней пропитывается аурой безысходности, исходящей от Арса. Впечатывается в эпидермис, заполняя собой каждую пору. Шастун непроизвольно шарит ладони друг от друга, а после набирает в легкие воздух.
— У судьбы настолько хуевое чувство юмора, что я уже перестал смеяться над ее шутками, но, знаешь, — Антон на секунду задумывается, — в жизни все настолько непредсказуемо, что ты никогда не узнаешь, что за пиздец ждет тебя завтра…
И сейчас Шастун даже не знает, что в следующую секунду произнесет фразу, которая в корне изменит всю его жизнь и его самого.
— Подпиши бумаги, пусть девчонка живет с тобой, — и совершенно непроизвольно добавляет: — Мы справимся.
— Мы? — искренне удивляется Попов.
— А кто тебе сказал, что я тебя одного оставлю? — вскидывает брови Шастун.
У Арса мгновенно перехватывает дыхание. Внутри что-то сжимается, разливаясь приятным теплом, а глотку сковывает от благодарности. Он даже не знает, что на это ответить. И внезапно секундная радость сменяется суровой реальностью. Арс чуть хмурится.
Это просто слова.
У Шаста своя жизнь, Кузнецова жмется к боку, как липучка, чем бесит Арса до зуда между лопаток, и от этого никуда не денешься. Как ему справиться одному с маленькой девчонкой, если опыта у него ноль без палочки? Как можно быть уверенным в словах Антона на сто процентов? К тому же о ситуации с дочкой никто, кроме Шаста, и не знает.
В случае чего он останется совсем-совсем один.
— Ты ведь несерьезно? — старается отшутиться Арс. Ситуация действительно выглядит трагично-комичной.
— Абсолютно серьезно, — искренне заявляет Шастун.
Настроен пацан реально смело. Ведь Попов даже представить себе не может, как внутри у Шастуна что-то гореть начало от одной только мысли: девочка. Дочка.
Попов возводит глаза к небу. «Ты же сам еще ребенок», — хочется ему завопить. — «Куда тебе в эту трясину соваться?!» Но вслух произносит только:
— Из меня родитель никудышный.
— Опыт приходит со временем, — бросает Шастун факт в лицо Арса, и тот просто молчит, не зная, что ответить. — К тому же, если у тебя наконец будет рядом настоящий ребенок, я тебе в этой роли буду больше не нужен.*
Арс пару секунд никак не реагирует, а после на его лице расцветает искренняя улыбка, и он чуть смеется, опуская руки на разведенные в стороны колени и пряча лицо в ладонях.
— Ты станешь хорошим отцом, Арс, — негромко произносит Шастун. — Ты просто сам пока не знаешь. И я помогу тебе это понять, хорошо?
Попов потирает лицо, а после снова выпрямляется и смотрит на этого сияющего, излучающего жизнь и страшную неопределенность пацана. Это все равно, что ходить по краю пропасти. Никогда не знаешь, когда тебе улыбнется удача, а когда швырнет порывом ветра с высоты в сто этажей.
Это охуеть какое опасное решение.
Это пиздец какой необдуманный поступок.
Это ебать как аукнется ему, Попов в этом уверен на все сто процентов.
Но он посылает ко всем чертям опасения, набирает в грудь воздуха, а затем просто берет и кивает.
— Хорошо, — соглашается Арс, и Шастун начинает сиять так, что без специальных очков и ослепнуть можно.