Часть 8. Вопросы без ответов (2/2)

Он хотел извиниться и за то, что поцеловал и за то, что расплатился за поцелуй деньгами.

Странно было просить об этом прощения. Странно было намекать на «намёки о ее продажности». Вроде ясно все, как белый день, а просить прощения — странно и даже неуместно, так как извиняясь, обижаешь больней, подтверждаешь невысказанные обвинения и презрительные попытки унизить и оскорбить. Только теперь он видел все в новом свете и это обстоятельство отнимало дар речи. А еще этот проклятый дождь и промокшая Хазан, вид которой подгонял мысли, мешал сосредоточиться, мешал думать и говорить, а ещё вызывал чувство вины… и так по кругу…

— И за что ты пришел извиняться? — язвительно спросила девушка. Ей вдруг показалось, что будучи прогнан, Эгемен слишком легко отделяется. А ей хотелось прыснуть ядом, хотелось ужалить, хотелось колошматить гордую грудь и дать смачной затрещины прямо в самодовольное, красивое… стоп… смазливое лицо!

Только при звуке ее голоса Ягыз понял, что стоял тут перед ней минуты две как в наваждении. Не двигался и не говорил.

— Не важно… — пробормотал он и опустил голову, подгоняемый странным озарением. — Ты… иди домой.

— Ты пришел к моей двери, чтобы послать меня домой? — Хазан перешла на крик, неосознанно пытаясь спровоцировать Ягыза. Она вынула ключ из замочной скважины, который уже было повернула, чтобы открыть входную дверь.

— Нет вовсе… просто лучше зайди в дом, Хазан… простудишься.

Губы Хазан раскрылись, попытались что-то сказать, но только глотнули дождя и в изумлении сомкнулись вновь.

— Не твоя забота. — наконец растерянно выпалила она, но не двинулась с места.

Ягыз понял, что пока он тут стоит, она никуда не уйдёт. Злая, взвинченная, так и будет стоять и глядеть на него как бык на дразнящего матадора. Аллах, ну и сравнение. Скорее это она — матадор. Ягыз виновато повысил ее в ранге. Ведь она сама сейчас никому спуску не даст… off bu ne saçmalık şimdi? (Оф, что за глупости?)

— Доброй ночи, Хазан… — прервал Ягыз внутренний монолог, вновь называя ее по имени.

И странно было слышать эти сочетания букв, произнесенные этим голосом.

Хазан растерянно моргала, глядя ему в спину и была похожа на ребенка, которого обманули во время циркового представления.

Едва Эгемен открыл дверцу и развернулся, чтобы сесть за руль, как увидел Хазан, летящую прямо на дверь. Лишь хорошая реакция позволила ему быстро хлопнув дверцей, вскинуть перед собой руки и упредить столкновение с оконной рамой автомобиля.

А Хазан как раз и метила в дверь, чтобы стукнуть ею урода как можно больнее, но в итоге со всего размаху влетела в него самого.

И даже машинально выставленные перед собой руки не спасли его от набега. Девушка прорвала оборону и оказалась в спонтанных объятиях Эгемена.

Плащ мужчины не был запахнут, как и ворот пиджака, Хазан влипла лицом ему в грудь. Дыхание сперло, когда она поняла во что, вернее в кого вляпалась. Разинув рот, девушка пугливо глотнула кислорода. А вместе с ним вдохнула очередную порцию Ягыза, которую быстро узнала, после того как успела надышаться им, побывав у него на руках.

От него пахло также изысканно как и вчера. И еще как-то по особому, словно то была некая, слишком знакомая аура, вобравшая и запахи и прикосновения. Нечто, что делало чужака нечужим. И это открытие взбесило Хазан. Она подняла к нему разъяренное лицо и встретила ровный взгляд. Сверху вниз, опять!

Ягыз заметил ее губы… невольно. Но он быстро расфокусировал взор на всё лицо.

Угадав ее возмущение, Эгемен отпустил ее плечи и развёл руки в стороны, давая понять, что во внезапной близости нет его вины.

Конечно же есть, чертов осел! Его демонстративное самоустранение пробило ее мелкой гневливой дрожью. Хазан таки въехала тяжёлыми кулаками ему в грудь и отпрянула от тела несносного мужчины. Ягыз пошатнулся, ступив назад, но одобрительно кивнул, заценив силы девушки.

— Засунь себе свои извинения… — из Хазан посыпалась отборная махаллинская брань.

Девушка выплевывала слова ему в лицо, а он все сильнее морщился. Ягыз в своей жизни не использовал и половины этих слов, хоть и был мужчиной и не мало дрался будучи подростком.

Хазан показалось, что он смотрит брезгливо и она тут же заткнулась, удивляясь самой себе. Не то, чтобы Хазан имела привычку материться. Скорее эти словечки были в словарном пассиве и дремля в ее мозгу, использовались разве что для опознания в чужих перебранках.

Как же она была взбешена его появлением, его надменной позой, странными неискренними извинениями, суть которых она так и не поняла. И как же Хазан была зла на себя за свою несдержанность, болтливость, и самое ужасно — за свое глупое нападение на его «очень важную персону».

Замолчав, Хазан стояла выжидая, что ей предстоит отгрести за свой скверный язык.

Ягыз не отвечал… холодной логикой он только уверился в правильности своих поступков. Он пришел, чтобы принести свои извинения и больше никогда не видеться с этой невежественной девушкой, в чем имел неудовольствие в очередной раз убедиться.

Чем дольше Ягыз молчал, тем полнее сожалений становилось сердце Хазан. Ей стало стыдно за сквернословие. Она вдруг поняла, что не хочет, чтобы этот человек думал о ней плохо. Хотелось, чтобы он понял как ошибся. Ошибся тогда и ошибается теперь. Но получалось все наоборот.

Она снова поежилась. Трикотажная курточка явно не была рассчитана на дождь.

Ягыз глядел на нее, шумно выпуская воздух ноздрями. Одна мысль одолела прочие: как запихнуть ее в этот убогий, но явно сухой дом.

— Хазан ханым, я вновь приношу свои извинения за то, как обошёлся с тобой вчера. — Ягыз включил безликую любезность. Разреши я поеду. А ты иди в дом. — чуть требовательнее, чем следовало велел он и открыл дверцу машины со стороны водителя.

— Надо же! Ты раскаиваешься? И что же заставило тебя изменить мнение обо мне? — не удержалась Хазан.

— Мое мнение не изменилось. — ответил он. Более того, я в нем уверился. — Ягыз сделав паузу, мрачно наблюдал за ней. — Но я полагаю, что не имею права навязывать его тебе, как-то осуждать тебя или указывать как жить. Твоя жизнь меня не касается. Я действительно позволил себе лишнего. Прости. — Ягыз чувствовал насколько обидны могут быть его слова. Так ему казалось. И хотел ранить сильнее, потому что сам был ранен. Непонятно как и непонятно чем. Кто совершил над ним это преступление и каким оружием он был ранен — Ягыз не знал. Но по признакам, боль была и тупой и пронзительной, и глухой и сквозной одновременно…

Желваки на мокром лице Хазан ходили ходуном. Она часто моргала. Неизвестно, то ли от хлестких капель дождя, то ли от непрошенных слез. Лицо ее казлось сосредоточенным, словно она обдумывала свой ответ.

А Ягыз стоял и ждал ее слов, сам не зная почему. Он тоже давным давно до нитки промок. Приподнятый ворот тренчкота от воды потяжелел и криво загнулся набок. Гордая идеальная чёлка Эгемена осела и мокрой паклей расползлась по лбу. На кончике носа собирались капли дождя и забавно падали вниз.

Хазан пялилась на его разобранный вид и с грустью отмечала, что от этого он не менее красив. И даже больше. Сейчас он был прекрасен — настоящий и уязвимый. Дождь оголил его, разрушив лощеную холодную красоту. Тут Хазан сама, словно со стороны, услышала собственный голос и на сей раз без брани, а на том языке, на котором привыкла думать:

— Мне твои извинения ни к чему. Так же, как меня не волнует твое мнение. Мне все равно что ты там сам себе придумал обо мне а потом взял и сам же поверил. Ты действительно поступил низко. Недостойно мужчины, которого можно уважать. Но ведь тебе все равно — уважаю я тебя или нет… — Хазан вопросительно кивнула.

Отчитывая Ягыза за недостойный поступок, девушка пыталась взыскать с него и за поцелуй и за унизительную расплату.

Но Хазан коробили собственные слова. Казалось, этим разговором она обесценивает свой первый в жизни поцелуй. Если он конечно имел хоть какую-то ценность.

Было бы больно, если бы не имел… потому что он случился. А тот, который случился — причинял боль.

Ягыз слушал ее молча, не перебивал и не пытался возразить. Только взгляд его стал ярче, жёстче, пронзительней. Он понимал, что Хазан по сути бьёт его его же словами.

— Потому что тебе безразлична я и моя жизнь. — продолжала она. И да. Я с тобой полностью согласна. Она тебя совершенно не касается. Так что просто уходи и больше не появляйся в моей жизни, не попадайся у меня на пути. — завершила Хазан. Девушка развернулась и не оборачиваясь, прошла к входной двери.

Она нарочито медленно скрежетала ключом в замочной скважине когда услышала визг покрышек.

Ягыз, так ничего и не сказав, сорвал машину с места и умчался прочь.

— Ну и хорошо. Исчезни! — пробурчала Хазан немедленно справившись с ключом, стоило Эгемену отъехать.

Клацая зубами, она вошла в дом, почувствовав наконец и холод и сырость. Мать с Эдже снова неизвестно где. Мелкая дрожь сотрясала все тело. Был это озноб или ее все еще трясло от злости — Хазан не знала. Укладываясь раньше времени в постель, она думала лишь о том, что ей нельзя болеть. Пропущенные дни вычтут из зарплаты и возврат Эегемену его мерзких денег будет отложен на неопределённый срок.

Добравшись до квартиры, Ягыз сбросил с себя всю одежду и вместе с плащом затолкал в пакет для мусора. Будто они не просто намокли, а покрылись невыводимыми пятнами. «Attım gitti!» (Я бросил и оно ушло!). Переодевшись в лёгкую футболку и мягкие домашние брюки, он суетливо ходил по квартире. В идеально обставленном помещении не было зацепки, к которой можно было примкнуть, подправить, сделать лучше. Все раздражало. Аккуратная стопка деловых бумаг на журнальном столе, объединённых скоросшивателем в папки разной толщины привлекла возбужденный взгляд. Мужчина нагнулся и одним махом скинул их на пол. Разлетевшийся ворох страниц принес некоторое удовлетворение. Он плюхнулся на диван, оправляя все еще влажную челку, непонятно чему помотал головой и шумно выдохнул. Взгляд упал на мусорный пакет, который так и остался валятся посреди просторной гостиной. Его вдруг осенило. Есть ещё кое что, что должно было отправиться в этот мусор. Ягыз поспешно встал и через две минуты вернулся с бумажным пакетом, в котором были туфли, брошенные Хазан. Ягыз остановился. От чего-то он медлил. Запустив руку, он достал пару женских туфель на шпильках, живо припоминая весь вчерашний вечер. Тут разум подбросил весьма удачное оправдание, отменявшее предыдущее решение: это чужая вещь, он не имеет права выбрасывать их. Все что он должен сделать — вернуть туфли хозяйке. С этими мыслями Ягыз снова опустился на диван, а туфли водрузил на… журнальный стол. Некоторое время он задумчиво разглядывал их, потирая то губы, то подбородок. «Просто уходи и больше не появляйся в моей жизни, не попадайся у меня на пути…» — слова Хазан стояли в ушах. Эгемен резко встал и направился к мини-бар столу в углу комнаты у панорамного окна. Откупорив бутылку добротного виски, он вновь уселся на прежнее место. Тёплая жидкость медленно разливалась по жилам, питая мозг мыслями и чувствами, которые Ягыз не спешил присваивать себе. Демонстративно, словно в ответ хмельному потоку сознания, он отвернулся к окнам на всю стену и уставился на дождь, беззвучно бивший по стёклам. В мириадах капель тускло преломлялся свет ночного города, цветными пятнами оседая на стекле. Разглядывая красочную мозаику он думал о том, что самое неприятное после такой красоты — это грязные разводы в солнечное утро… надо сказать службе сервиса, чтобы не задерживали с чистильщиками окон как в прошлый раз…