Часть 7. У тебя остаёшься ты... (2/2)

Ягыз не мог скрыть изумления. Он будто не узнавал ее. Всегда сдержанная, улыбающася Мелисса была на грани истерики. Вернее уже билась в истерике, так как ее тело методично колебалось от спинки стула к столу и обратно.

А ведь он даже и двух предложений не успел связать.

Одного Ягыз понять не мог: это очередная манипуляция или у нее действительно срыв?

Почему он подумал о манипуляции? Мужчина был склонен доверять интуиции.

— Остановись пожалуйста. — с расстановкой произнес он.

Девушка не прекращала. Всхлипы становились громче.

— Так, уходим. — Скомандовал он, достав и бросив на стол крупную купюру.

Набережная Eminönü шумела разнообразием непонятной речи. От пристани отчаливали прогулочные кораблики, с уже крытой палубой в это время года. Ягыз вел девушку под локоть, попадая в сотни камер телефонов и профессиональных фотоаппаратов гостей Стамбула. Недовольный, он двигался быстро, Мелисса послушно плелась за ним. Едва Эгемен усадил ее в машину, как дернулся прочь из центра города. Добравшись до первой попавшейся пустынной набережной, Ягыз остановился. Широко открытый взгляд сообщал, что он намерен вести прямой разговор.

Блондинка вся сьежилась, плечи подрагивали, всхлипы время от времени все еще содрогали ее тело.

— Я буду откровенен. — Ягыз повернулся к ней.

— Ягыз, пожалуйста… — прошептала она, каким-то образом предчувствуя, что это неминуемый конец.

Если мужчина что-то решал или брался за дело, то делал это безапелляционно — безо всяких церемоний и сожалений. Деловые партнёры знали — Эгемен мог резать по живому. Он расчленял, разорял, поглощал и устраивал слияния неприбыльным производствам. Выкупал компании-банкроты, дробил, продавал как основные и оборотные фонды. Бывшие владельцы порой со слезами просили сохранить традиционное производство, фамильные технологии, уникальные свойства товаров или услуг. Но Ягыз был безжалостен. Если он знал, что вместо потраченных пяти курушей он не получит 8 или 10, приговор был один — компания прекращала свое существование.

Так было и теперь. Отношения с Мелиссой больше не «рентабельны».

Краешком сознания девушка понимала, что где-то виновата сама. Она всеми силами пыталась удержать подле себя мужчину, который никогда ей не принадлежал. Отдавая себя, будто не требуя ничего взамен, накапливая немые обиды и претензии, которые не могла преодолеть или подавить, она лишь усугубляла их неминуемое «расставание». Удивительно, но Мелисса сама оказалась в ловушке, которую плела для Ягыза. В этой странной истории отношений они оба были и тираном и жертвой одновременно, эгоистично потребляли друг друга, не желая отдавать что-то взамен. Она — его свободу, он — свою любовь и верность.

— Наши отношения были свободны. Я никогда не связывал тебя ни словом, ни обещанием верности.

— Но я… я была тебе верна. Ты мне — нет. А я — да!

— Я знаю… выдохнул он и на мгновение опустив голову, с сожалением посмотрел на Мелиссу.

Что ж, когда долго притворяешься, что в комнате нет слона, однажды он задавит тебя своей задницей. Ягыз расплачивавался за то, что так запустил их отношения. Без искренности, открытых разговоров и взаимной ответственности. Не такой дурак, чтобы не понимать к чему все шло. А шло все к обрыву во всех смыслах этого слова. И чем плотнее становилась паутина Мелиссы, тем ближе было неминуемое падение с высоты.

Cool&hot Мелисса, девушка с обложки, мисс Грация и вишенка на сливках общества — ты прекрасна. Но Эгемен не любит тебя. Он хороший сын, но ненадёжный любовник. Если он дал прикоснуться к своему телу, это не значит, что он подпустит тебя к своей душе — всегда чужой, всегда далёкой.

— Я во многом виноват. — продолжал Ягыз. — Молчать в таких отношениях без названия — было неправильным как минимум по отношению к тебе. Я это понимаю и гордости за себя не испытываю.

— Но и винить себя тоже не нужно. — сдваленно ответила девушка. Мы оба молчали. Мы оба знали — однажды ты захочешь вернуть свою свободу… Вернее она всегда была с тобой… а со мной оставалась надежда. Надежда, что ты прикипишь ко мне, надежда, что все срастётся самой собой… Ах… Ягыз, мне не хватает воздуха.

Девушка открыла дверцу машины и вышла на безликую набережную. Редкие пешеходы оглядывались на красивую, дорого одетую молодую женщину. Простучав коблучками по асфальту, она подошла к самой воде. С пролива дула осенняя прохлада.

Ягыз вышел следом.

Поравнявшись с ней, он машинально засунул руки в карманы. И там, где он стоял было холоднее чем у воды.

Девушка неосознанно обняла себя за плечи.

Ягыз снял пиджак и приобняв, укутал ее.

Дорогая шерстяная ткань хранила запах и тепло его тела. Но это временно. Все остынет. Для нее скоро все остынет.

Волна безысходности накрыла девушку, лишила самообладания. Теперь Мелисса плакала по-настоящему. Ягыз ежился на осеннем ветру и молчал. Сожаление и грусть свели его переносицу.

Глупо все и жаль. Будет ли это им уроком? Мысленно он уже перевернул страницу и взвешивал ценность приобретённого опыта.

Циник. Ягыз знал, что он циник. Ведь только такой форменный циник мог отрицать самое существование любви.

Тем не менее он был тронут тем, как красивая девушка, которая дарила себя без остатка, оплакивала их «любовь». Праздный взгляд выловил нескольких чаек у берега. Они терлись клювами и чистили пёрышки. Эгемен с любопытством наблюдал за ними. По сути любовь — это всего-лишь инстинкт. Так же как у этих прелестных, но глупых птиц.

Люди тоже читают и пишут стихи, слагают песни, дарят цветы и улыбки, клянутся в любви, чистят пёрышки, а потом просто трахаются. Ровно так же, как бы трахались два незнакомца. Трахаются потому что все их брачное поведение подводит лишь к этому — инстинктивной необходимости продолжения рода.

Пронизывающий холод заставил его встряхнуть плечами.

— Поехали Мелисса, я отвезу тебя домой.

Девушка искоса взглянула на него воспалёнными, покрасневшими глазами.

Пара молча вернулась к машине. Оба знали — Ягыз провожает ее в последний раз.