25. Хрупкая нить судьбы (1/2)
Юнги не понимал, почему у него было такое странное восприятие мира, в котором он жил столько времени. Новое место работы, другой пейзаж за окном или же душа Чимина в его теле — он не знал, но ему точно было неуютно. Не так уютно, как в милом домике эльфа, который долго плакал перед тем, как отпустить Юнги обратно. Он не боялся, что его душа разобьется, если на Мина нападут или что-то такое, скорее, он не хотел делить общую боль, невзирая на то, с какой стороны она появится. Чимин был чертовски привязан к Юнги и, если бы была такая возможность, он бы сросся с Мином и был всегда с ним, никогда не отпуская, даже если бы это и доставляло неудобства. Чимин не хотел, чтобы с его мужчиной что-то случилось. Видимо, он чувствовал это ещё до того, как Юнги проник обратно, оказавшись по другую сторону синего водоворота. Чувствовал приближающуюся беду.
Мин говорил эльфу, чтобы тот потихоньку жил дальше, до следующей встречи, и обещал ему, что всё будет в порядке.
Прошло уже почти три месяца, всё относительно хорошо. Он по-тихому следил за Гоном, который, как он недавно узнал, был слишком зол, чтобы так просто отпускать Юнги его «грехи». И, наверное, он понимал, что если Мин и Гон пересекутся, то кому-то из них будет очень и очень плохо. А может быть, помимо них пострадает кто-то ещё.
Пейзаж за панорамными окнами был достаточно милым, но то, что клубилось вдали, что было невидимо для глаз Юнги, его напрягало — это простое слово «будущее», так сильно расстраивающее его. Он не знал, что будет через месяц, через год, или даже просто через пять минут, когда ему придется идти на другой этаж на какое-то собрание или конференцию — он уже не помнит из-за всех навязчивых мыслей, что теперь преследуют его.
Очевидно, Юнги было страшно. И это чувство все никак не покидало его, как бы он не старался думать о хорошем. Он свыкся с ощущением внутри себя чего-то нового и неизвестного, какой-то томительности и легкой сдавленности сердца, и, что заметил Мин, это появлялось только при мысли о Чимине, будто бы его сфера чувствовала абсолютно все, была связана невидимыми волокнами с нервными окончаниями, которые сложными переплетениями вели к мозгу, в котором творилось это безобразие, холодом отдавая в затылке из-за банального страха за их жизнь, которую они с таким рвением хотят прожить.
Юнги отчаянно скрывал то, что ему было тяжело не только ментально, в попытках свыкнуться с расстоянием между их мирами, но и физически — он терпел грудную боль, что ломала ребра. Мужчина разрывался от желания умереть или выдрать из себя хрупкий шар, что сохранял жизнь его молодому человеку. Это было невыносимо. Внутри ничего не приживалось, будто бы он — не тот, кому суждено быть любимым А-мина, будто бы внутренности его тела запрещают корням врастать в его плоть.
Юнги шагал по стеклянной лестнице, смотря под ноги и наблюдая сквозь прозрачные пластины за суетой этажами ниже, и пытался зациклиться на этом — на реальности, отбросить все переживания и блокирующие его мозг сомнения. Его ждали на конференции к пяти часам, поэтому он торопился, но скованность движений будто бы мешала двигаться быстрее. Все мысли тяжестью осели на плечи, вертясь вокруг ушей, что-то вечно нашептывая ему, выбивая из реальности. Шаги мужчины были ужасно тяжелыми, и любой мог понять, что Мин не в состоянии прикрыть свою усталость холодностью и спокойствием.
«Всё равно как-то странно, что я ощущаю себя так довольно часто, — думает Юнги, здороваясь со своим коллегой, что проходил мимо, — либо я стал так сильно зацикливаться на своей безопасности и безопасности А-мина, хотя так и должно быть, либо мне стоит быть более осторожным. Такое напряжение, кошмар...»
Юнги не считал себя важной составляющей этого собрания и чувствовал себя простым свидетелем, будто бы он нужен лишь для галочки, чтобы ознакомиться с планами компании, но это к нему, конечно же, относиться никак не будет и свою лепту он внести сюда не сможет. Он и не собирался. Слушая одним ухом горячие споры коллег, что пытались устаканить какой-то определенный образец разрабатываемого плана, Мин с полуприкрытыми глазами концентрировался на себе, на своих эмоциях и ощущениях, пытался понять, куда ему своим умом нужно проникнуть, по каким клеточкам ему нужно пробежаться, чтобы успокоить сферу, создать более благоприятную атмосферу внутри себя, чтобы им обоим было легче. Юнги также думает о неспокойности Пака, потому что душа — его главный орган, и уж точно только эльф сможет контролировать его.
Юнги хочет прыгнуть выше своей головы, и это не получится скрыть никаким образом.
Разговоры явно начали затягиваться. По лицам присутствующих начали растекаться тени от жалюзи, что поначалу скрывали яркое солнце, но теперь оно погружалось за горизонт, утопало в линии реки Хан и оставляло после себя красивое закатное небо, что начинало темнеть, давая волю небесным светилам показать себя во всей красе.
Юнги ушел, как и некоторые личности, что считали свое присутствие не особо важным. Он вновь заглянул в свой кабинет, в котором как некстати горел свет. Наскоро собравшись, Юнги вышел, оставив ключи в замочной скважине для уборщицы, которая как раз была на подходе в его кабинет. В целом, персоналу доверял абсолютно каждый, потому что компания имела повышенную охранную систему, да и в целом отношения между служащими были доверительные. Насчет этого можно было не волноваться, поэтому на душе было спокойно до того момента, пока в легкие Юнги не попал уличный влажный воздух с легкими нотками табачного дыма и выхлопных газов, прилетающих с автотрассы.
Клонило в сон, и Юнги даже расстроился, что не вызвал такси — при последующих попытках поймать машину недалеко от автобусной остановки ему не везло. Он шел пешком дальше, через аллею, где когда-то чувствовал боль у самого сердца, буквально за несколько недель до первой встречи с А-мином, который был так испуган его появлением на горизонте, но это теперь были успокаивающими воспоминаниями. Однако, к сожалению, его ничего не могло спасти от странной тени, что преследовала его до отворота на другую улицу.
Юнги никогда не чувствовал себя жертвой маньяка, и он должен бы радоваться тому, что во время ночных прогулок он так и не наткнулся на жаждущего убийств кретина, но прямо сейчас в затылке снова холодит от странного ощущения преследования. Мин начинает ненавидеть то, что к своему дому ему нужно пробираться через узенькие улочки, где уже с восьми вечера никого нет, кроме таких отчаянных придурков, как он.
Внезапно последовал толчок в спину, что немного пошатнул Мина в сторону, прежде чем его прижали к шершавой стене одного из домов. Юнги будто выпал из мира, когда понял, что его только что ударили в линию челюсти. Голос засел где-то в низине желудка, а в горле замялся комок, который так и давил по ощущениям на дыхательные ходы, перекрывая кислород.
— Сука несчастная, ты думал, что все так гладко у тебя пойдет, да? — слышит он разъяренное рычание себе на ухо, понимая, что перед ним стоит его бывший коллега и по совместительству хороший друг — ну, уже бывший, если призадуматься — Гон.