45 (2/2)

Накрыв себя магическим куполом, чтобы составляющие зелья от ветра не разлетелись, Гарри положил ладони на холодную землю, прикрыл глаза, чтобы в этот раз под голубым зимним сиянием выпустить на волю то, что до этого отравляло его душу.

Нырнув острием ножа в тканевой мешочек, он подцепил горстку сушеных лапок тарантула и положил их на поверхность кипящей воды, чтобы те, начали прыгать между взрывающимися пузырьками. Раздавив между ступкой и пестиком обиду, безысходность и апатию, он, постукивая пальцем по малахиту, высыпал лунную пыль. Как из развороченной клетки, словно звери, из его груди в котел выпрыгивали эмоции, которые он всё время пытался скрыть, но которые он уже не мог контролировать, позволяя им взять над собой верх.

В прозрачно-желтую воду с разделочной доски упали белые цветки моли, окрашивая зелье в голубой. Покрасневшие руки, под нашептывания потрескавшихся губ, резали, разрывали и сминали, чтобы в итоге соединить части будущего зелья в почерневшем от копоти котле.

Возбужденно вглядываясь, Гарри затаил дыхание. Базовое зелье было готово. Зеленые глаза пробежались по нижним строчкам открытого фолианта и под гулкий стук сердца уставились на стойку. Пора.

Взяв янтарный фиал левой рукой, он кончиками пальцев вытащил пробку и поднес к зелью, чтобы заледеневшее стекло покрылось конденсатом. Правой рукой, поставив палочку кончиком вниз ровно вертикально над ободком котла, Гарри начал совершать ей круговые движения по часовой стрелке, не касаясь зелья, но перемешивая его. Золотая струя пронзила потемневшие воды, спиралью спускаясь к кипящем дну, в каждой капле неся с собой желание причинить боль обидчикам, истязая их тело, высвобождая затуманивающие разум болезненные воспоминания.

Когда фиал с ядом когтенога опустел, Гарри отбросил его в сторону и потянулся за Sentire veritaserum.

— Veritagonis, — шептали губы, пока темные капли, стекая по стеклу, перед тем, как упасть в котел, в лунном свете сверкали зеленым.

Отсчитывая десять кругов, совершаемых палочкой, Гарри завороженно всматривался в плывущую в собственном ритме густую жидкость, а в голове всё ярче прояснялся образ сотворенного им заклинания. Поддавшись собственным болезненным воспоминаниям, его душа жаждала видеть скрываемый глубоко внутри страх, отчаяние, безнадежность, которые, облачившись в физическую боль, покроют тело врага раз за разом возвращая к самым болезненным воспоминаниям, погружая жертву в кошмар наяву.

— Veritagonis, — на пятом круге Гарри осознал, что заговаривает зелье на парселтанге.

Беспокоясь, что эффект заклинания может измениться, если вновь вернуться на человеческую речь, он продолжил наклонять склянку. Когда последняя капля с брызгами растворилась в котле, палочка двинулась против часовой стрелки, а вырываясь из пара на холодный воздух в виде змеиного шипения вылетело контрзаклятие:

— Disago.

Влажная от пара палочка замерла. Секунда. Две — и она, выйдя из жара, легла на страницы фолианта. Со звоном пройдясь по медным стенками котла, ковшик черпнул зелье, которое уже стало обычной кипяченой водой. Заклинание готово.

Потерев глаза от резко навалившей усталости, Гарри захлопнул книгу, но на сей раз ни радости, ни облегчения от проделанной работы не испытывал. Вместе с пробирающим до костей холодом в него проникало осознание того, что за заклинание он только что создал. Чтобы справиться с накатывающей паникой, он начал успокаивать себя мыслью, что наверняка заклинание получилось слабым или он что-то упустил в приготовлении зелья.

Когда кипяток с паром впитался в мокрую землю, в сумку полетел котелок, заполненный инструментами. Немного успокоившись, Гарри упер руки в бока и запрокинул голову вверх, рассматривая серые пятна лунного лица, как бы убаюкивая свое беспокойство тем, что созданное заклинание является ничем иным, как глупым способом выплеснуть негативные эмоции.

— Именно поэтому я и полез в черномагическую книгу, — хмыкнул Гарри, разминая окоченевшие пальцы рук, — чтобы создать заклинание, которое действует как сыворотка правды для страхов, — поджав губы, он злился на себя за то, что не мог понять, страшится он содеянного или презирает.

Застегнув сумку, он начал высматривать след, который оставила скатившаяся с пригорка «Молния». Выглядывая черенком, метла тонула в сугробе у основания холма. Накинув на одно плечо мантию-невидимку, Гарри встал боком и впиваясь ребром подошвы в снег, сделал пару шагов, но увидев три фигуры, выходящие из тени деревьев, застыл.

Привлеченные запахом тлеющих углей от потушенного костра, прощупывая почву длинными лапами, к Гарри приближались волки.

«Нет, только не снова», — глядя на три пары горящих голодом глаз, Гарри к своему ужасу осознал, что клык дракона, подаренный Хагридом, он оставил в сундуке.

Выделившись из группы, волк, идущий справа, ускорился и вышел на лунный свет. Серые уши слегка поджаты, а голова склонена к земле. Присев на задние лапы для прыжка, он остановится, ожидая, когда остальные подойдут ближе и зайдут с боков.

В глубоком рыке все трое оскалились, когда из-под мантии-невидимки появилась палочка. Замерев, Гарри вновь посмотрел на выглядывающую из снега метлу. Примерно четыре шага. Нужно было лишь только кинуть в одного из них оглушающее, чтобы остальные отступили и, воспользовавшись возникшим замешательством, прыгнуть за «Молнией».

Серые фигуры продолжили свое наступление, и Гарри перенеся свой вес на левую ногу, чтобы сделав шаг правой, быстро кинуть заклинание, но как только подошва правой ноги коснулась дерна, то соскользнула по наледи и Гарри завалился на бок, а услышав приближающееся рычание, над хрустящим снегом, он, не обращая внимание на простреливающую боль в левом локте, выставил палочку вперед:

— Veritagonis! — под змеиное шипение зимнюю ночь озарила желто-оранжевая вспышка, точно ударившая в летевшую на Гарри оскалившуюся морду, зрачки которой в момент сузились, а из пасти вырвался визг.

Повалившись наземь, серое тело, под истошный скулеж, начало изгибаться и трястись, словно по нему пустили ток. В местах, где влажная шерсть коснулась белого снежного полотна, появлялись желтые и розовые, разводы.

Остальные два волка, попятившись назад, круто развернулись и, кидая испуганные взгляды на кричащего товарища, скрылись меж стволов деревьев.

— Disago, — еле шевеля губами, сказал Гарри, и туша, которую до этого пробирало дрожью, вмиг обмякла. Животное лежало на мятом снегу, широко раскрытыми зрачками всматриваясь в картину перед собой.

Под левым боком таял лёд, через мокрые одежды холодя кожу. Кровь била по вискам, болью оседая на мышцах задеревеневшего тела. Завидев, как двинулась шерсть на волчьем боку, Гарри, приподнял таз и заскользил вниз по пригорку, стараясь не обращать внимание, как колючий снег царапает ладони.

Дрожащей рукой схватив метлу, он перекинул через неё ногу и неуклюже поднялся над землей. Зависнув в воздухе, он смотрел на черную пасть, из которой вывалился язык, и не решался улететь. Мысль, что он совершил непоправимое, не давала покоя и вынуждала, завернувшись в мантию-невидимку, которую хлестал усилившийся ветер, ждать.

Сжав палочку, Гарри сильней сомкнул челюсти, пытаясь остановить стук зубов, и подлетел ближе к морде. Откидывая тень возле напряженно дышащего животного, он посмотрел в приоткрытые карие глаза, к которым вернулся живой блеск. Словно придя из забытья, волк сомкнул пасть и приподнялся, тревожно оглядываясь. Гарри отлетел поодаль, чтобы наблюдать, как, пошатываясь, темная фигура, вновь став тенью, исчезла в снегах.

Своё возвращение в Хогвартс Гарри помнил смутно. Опомнился от грохота, когда, перелезая через подоконник своей комнаты, рукой задел стоящую на тумбочке чернильницу. Опустив голову вниз, он тупым взглядом посмотрел на размазанную по полу кляксу и переступил через нее. Не раздеваясь, он залез под одеяло, завернулся в кокон и лег. Практически не моргая, зеленые глаза сквозь покосившиеся на переносице очки смотрели в окно, за которым ночное светило очерчивало трафареты покрытых снежными шапками вершин.