— грохнув ключами о поверхность обувной тумбочки на входе в квартиру, Локи цепко выхватывает взглядом обложк"> — грохнув ключами о поверхность обувной тумбочки на входе в квартиру, Локи цепко выхватывает взглядом обложк">

Быть или не быть (1/1)

— Alas, poor Yorick! I knew him, Horatio… — грохнув ключами о поверхность обувной тумбочки на входе в квартиру, Локи цепко выхватывает взглядом обложку и название книги, что у Тора в руках, и лишь фыркает так смешливо, на ладном, лаконичном английском. Его язык двигается в полости рта медленно, вместо каждого нового звука выдавая краткий, иностранный и мелодичный перезвон. Неопределенно качнув головой, он стаскивает обувь за задники, скидывает пальто, перекидывая из руки в руку пакет с продуктами, и тащится в кухню.

— Да, еще несколько сцен назад… Я в восхищении от всей этой глубокомысленной темы смерти, ты знаешь?.. Просто… Просто непередаваемо. — Тор покачивает головой, похоже, дочитывая чей-то монолог и отвечая медленно, отвлеченно, а затем закладывает прочитанное место пальцем. Поворачивается, смотря на него через пустое пространство их гостиной-кухни, которую когда-то давно Локи у него буквально зубами вырвал под аккомпанемент аргументов из разряда: «Я не собираюсь орать тебе из другой комнаты, если что-то случится. Либо я, либо стены. Выбирай.»

— Я? Да ты верно издеваешься, кто по-твоему был лучшим в классе по литературе, принцесса?! Кажется, твой грипп совсем плохо действует на твой и так скудный разум. — расставляя продукты в холодильнике, Локи оборачивается с выражением праведного гнева на лице и вскидывает брови, предлагая поспорить с собой и умереть. Супруг смотрит на него с больной усмешкой, определенно спорить не собираясь: у него и так уже вторые сутки тихо болит голова, который день заложен нос и только ночью они экстренно сбивали ему температуру. Хватит с него. — Так вот знай, что именно так и было. Я был и есть лучший из всех, кто только может иметь отношение к литературе. Литература — это искусство, а ты в ней — бедный Йорик.

— Все жду момента, когда начну жалеть, что связался с тобой, а он до сих пор так и не приходит, хотя вот буквально только что ты назвал меня вонючим, только откопанным черепом. — Тор тихо посмеивается, откладывает книгу на пол, незаметно для Локи загибая страничку, и переворачивается на живот на диване, чтобы было удобнее наблюдать за супругом. Вымотано улыбается на уголок губ, говоря: — Кажется, я святой, раз все терплю и терплю тебя.

— У тебя просто температура, милашка, не переоценивай себя. — тихо рассмеявшись, Локи убирается опустевший пакет в один из ящиков и ставит чайник. Неторопливо он перебирает в голове варианты того, что мог бы приготовить на ужин, и заодно достает градусник, чтобы не забыть померить болезному температуру. Лишь через десяток минут тихого, незаметного наблюдения Тор снова подает голос. Хитрюга.

— То есть ты… Ты хочешь сказать, что… Чисто гипотетически, да… Что, если бы мы устраивали дебаты…

— Я бы тебя в пух и прах разбил, принцесса. Голыми руками и острыми зубами изорвал бы кло-очья. — Локи почти напевает, развеселившись от того, насколько тупиковым предложением Тор пытается привлечь его внимание. И все же не оборачивается, давая тому попытаться еще немножко. Болеет Тор или нет, но ему тоже скучно валяться дома без дела, и Локи об этом знает, как никто другой. — А ты бы стоял за своей трибуной, на своих трясущихся ногах и с подгибающимися коленями, и…

— Как же тебе нравится, когда я тебе проигрываю, ты только погляди. Готов спорить, это помогает тебе доходить до оргазма, да… — тихо, довольно посмеиваясь с дивана, Тор рассматривает любимую фигурку и все не может налюбоваться. Казалось бы, они уже давно не дети, не подростки, но Локи все еще строен, сух и крепок, как ивовый прут. Сколько ни гни, а все равно сломать не получится. Тору же совсем не обидно и даже в огромной степени лестно, что его супруг умнее его. Умнее, а все равно рядом и продолжает идти вровень.

— Нет, ну, вот если разобраться, что бы ты мне сказал, а? Что это тоскливый образ смерти и бренности бытия? Или может, что это прекрасный показатель того, что в конце концов единственное место, где ты останешься, это воспоминания тех, кто знал тебя? — развернувшись уперто и серьезно, он сплетает руки на груди, поджимает губы. Локи не собирается проигрывать и знает, что, если бы дебаты были настоящими, реальными, он бы не проиграл. Однако, его чересчур явная серьезность немного удивляет Тора. Вслух Локи говорить, конечно же, не станет, что просто за него, больного, беспокоится. — Я бы успел сказать это раньше, и победил бы. Ты бы мне ничего не противопоставил.

Он отворачивается назад, вновь идет к холодильнику. Там еще оставался куриный суп и варенье для чая, и Локи достает и то, и другое. Не ожидая услышать ответа, он вздрагивает чуть-чуть, когда Тор говорит:

— Я бы сказал, что ты прав. И добавил бы, что не имеет ни малейшего значения, чем ты занимаешь и кем являешься — шутом, могильщиком или самим Гамлетом; в конце концов ты все равно будешь в земле. Не зависимо от того, будут окружающие тебя порицать или любить, будут они за тебя вступаться или будут предавать… Тебе нужно оставаться собой, вот что я сказал бы тебе. — Тор с мягкой, довольной улыбкой видит, как его любимые плечи, спрятанные под черной тканью чужой рубашки, расслабляются, а затем тянет плед повыше. Кутается. Возможно, вскоре у него снова поднимется температура, он опять станет капризным, а Локи — раздражительным, но это не имеет значения. И иметь не будет. Потому что сейчас, как и вчера, как и завтра, они вместе.

— Ты бы… Ты бы не победил. Это…интересная мысль, но я бы все равно выиграл, ты же знаешь? — Локи оборачивается медленно и, так и не поставив суп на конфорку, греться, подхватывает градусник. На его лице странное выражение, и Тор знает с чем оно связано. Скоро у них годовщина — почти три месяца прошло с последнего раза, когда Локи пытался снова отказаться и отвернуться от того, кем является. У него такое бывает. Накатывает стыд, ненависть, отсутствие понимания с родительской стороны… Тор уже привык банально приковывать его теми пушистыми, бордовыми наручниками к кровати и сутки кряду слушать отборный мат и ругань в свою сторону.

Чтобы на следующее утро проснуться от ощущения: супруг ластится, пофыркивает куда-то в шею, целует с привкусом извинений и даже шепчет их. Так тихо, что и не слышно. Но ведь шепчет. Долго. И без остановки.

— Конечно, знаю. — Тор кивает, и ему не страшно вновь и вновь проигрывать Локи, ведь он прекрасно знает, что для того все эти победы важнее. Для него важнее быть более умным и более закрытым, хотя бы ради собственной безопасности. Для Тора важнее именно сам Локи, а все остальное… Такая мелочь в сравнении с этим. — Я бы проиграл тебе, а в конце своей речи просто сказал бы, что люблю тебя. Потом, конечно же, затащил бы куда-нибудь за уголок и хорошенько отыгрался, но…

— Так бы и сказал? — Локи неторопливо подступает впритык к дивану, присаживается на корточки у подлокотника и спокойного, умиротворенного лица Тора, а затем касается его лба кончиками пальцев. Его руки прохладные, а глаза до сих пор временами такие сомневающиеся. Тор мог бы злиться на него из-за этого, но нет. Ведь он здесь именно ради того, чтобы убеждать вновь и вновь:

— Так бы и сказал. Я люблю тебя. — он улыбается, жмурится и ластиться о прохладную ладонь. Чувствует, как Локи целует его в лоб, склонившись, всовывает в руку градусник.

— Это просто температура, принцесса… — он говорит это так насмешливо, а затем подается еще ближе. Его шепот опаляет Тору ухо. И Тор знает перевод строчки, которая ласкает его слух: — Here hung those lips that I have kissed I know not how oft…

Локи не говорит ему о любви, но мягко целует в щеку напоследок. Тор уже давно перестал нуждаться в том, чтобы супруг говорил. Ведь он прекрасно видит все и сам.