27 (2/2)

— Я взял отгул, — альфа улыбнулся.

«Блядство» мысленно простонал Апория. Видеть Люфте было невыносимо, тошно и в какой-то степени даже противно. Гадко было от своей беспомощности, от притупленных препаратами реакций, от того, что Люфте лепил его маски, выгрызая на теле свои метки. Альфа перевел взгляд на глиняное изображение в углу, рядом с гончарным кругом. «Уже третья», мелькнуло в голове при виде нескольких завершенных масок и нескольких осколков керамики. В голове шумело, и вкупе с тяжестью, сковавшей тело, он скорее чувствовал себя парализованным, находясь в полном здравом сознании.

Тилль даже не закрывал дверь, когда находился рядом с ним, словно насмехаясь, отлавливая брошенные украдкой в сторону свободы взгляды пленника.

— Скажи мне, Тайсун. Скажи мне то, что я хочу услышать, — шепот, пальцы закончили бинтовать ногу и нежно скользнули выше, обжигая голую кожу. Апория отвернулся. — Скажи мне и будешь свободен, — касание губ к пальцам ноги, закинутой уже на плечо. Альфа наваливался на мужчину. Медленно, тягуче, хищно…

Страстное желание продавить зубы в глотку Люфте кипело уже в горле, но прокурор лишь сильнее стискивал зубы, не позволяя ярости прорваться. Вокруг него на полу разбросаны несколько свежих фотографий его сына, петли, что позволяли Тиллю удерживать его на поводке. Он упал на бок на матрац. Альфа навис над ним, коснулся губами плеча. Тайсун отстраненно смотрел перед собой.

— Руки сильно болят? — заботливо. Руки болели, и Люфте это знал.

Он перевернул мужчину на живот, отмечая напрягшиеся плечи довольной улыбкой. Нож коснулся ладоней, и прокурор замер. Тилль разрезал веревки, тут же фиксируя одну руку у головы собственной рукой, а вторую удерживая еще согнутой в локте.

— У тебя следы на кистях, — большой палец погладил запястье.

Тайсун уткнулся носом в матрас, сопротивляясь гадливости. Чем дольше он находился в руках этого человека, тем отчетливее понимал, что все те годы бок о бок, не более чем прелюдия к основному блюду, которым являлся он.

Люфте потерся пахом о голые ягодицы пленника, Апория стиснул зубы, зажмуриваясь. Определенная твердость альфы в конкретном месте добивала Тайсуна, заставляя мышцы во всем теле напрягаться. Это не укрылось от Люфте, и мужчина широким мазком провел языком по тыльной стороне шеи прокурора. Заметив проступившие мурашки и вставшие дыбом волоски на чувствительной коже, альфа улыбнулся, он со вкусом прикусил шею Апории, обдавая ухо горячим дыханием.

— Чем он лучше, Тайсун? — шепот. — Я все это время был рядом, — ладони поползли вниз по телу, оглаживая. — Поддерживал тебя, заботился о тебе, — руки освободили собственный член из штанов, обхватили головку, пристраиваясь к анусу пленника. — Любил тебя, Тайсун. Любил с первой встречи, — толчок. Апория застонал, принимая первую фрикцию. — Почему ты выбираешь не меня, Тайсун? — шипение, раздражение.

— Я никого не выбираю, — на выдохе, сквозь зубы.

— Лжешь!

Движения стали резче, сильнее, грубее. Люфте обхватил Тайсуна за шею, приподнимая к себе, поворачивая лицо, целуя пленника в сжатые губы, прикусывая скулу.

— Этот парень псих, — толчок. Ладонь зафиксировала голову мужчины, вжав в простыни. — Со склонностью к насилию, но ты ведь и так это знаешь, да, Тайсун?

— Ты не лучше, — процедил прокурор, ахнув от особенно глубокого толчка.

— Ахахахахааа! Я лучше! — закричал альфа, сдавливая тело в руках сильнее. — Я лучше этого ублюдка. Я не притворяюсь, как он. Не притворяюсь, — злобное шипение, — Я люблю… Люблю…

— У тебя комплекс неполноценности? — со смешком выдохнул прокурор, все еще чувствуя давление чужой ладони на лице.

Альфа разозлился. Резко вынув из задницы последнего член, он дернул Апорию на себя и перевернул на спину, перехватывая летящий в него кулак правой руки, фиксируя коленом левую голень.

— Хорошая попытка, — оскалился мужчина, сдавливая левую руку пленника в стальном капкане из пальцев, прижимая к матрасу, расклячивая изможденное тело. Альфа выпустил клыки и впился зубами в запястье прокурора, прокусывая плоть до крови, дергая головой в сторону, разрывая рану. — Уууммм, — простонал альфа, не отрываясь от окровавленного запястья.

Боль забивала собой рецепторы, Тайсун скривился. Блаженно закрытые глаза альфы, его испачканные в крови Тайсуна губы и болезненная хватка у кисти, лишь убеждали Апорию в безумии находящегося в нем человека. Он видел глиняные маски, так похожие на трупы, с которых их лепили. У Тилля не было сувениров от своих жертв, но у него были эти самые маски, копии человеческих эмоций, обклеенная его, Тайсуна, фотографиями стена, и сотни изображений по физиогномике. Все это было тут, в его «втором» доме. Обсессивно-компульсивное расстройство. Единственный термин, что приходил в голову Апории, глядя на удерживающего его демона.

Перфекционизм преступлений, порядок в доме, который лишь сейчас стал казаться патологическим, чрезмерное проявление эмпатии, внезапные вспышки агрессии, которых не было на протяжении лет, но которые он повидал за последние месяцы в количестве нескольких штук, привязанность к нему, граничащая с одержимостью… Тайсун мысленно отвесил себе затрещину. После смерти Дайки он так отчаянно нуждался в ком-то, что с благодарностью бездомного животного смотрел всякий раз на того, кто протягивал ему руку. По иронии судьбы ее протягивал всегда один человек.

— Почему гончарство? — ни с того ни с сего спросил мужчина.

Люфте замер, улыбнулся окровавленными губами.

— Это меня успокаивает. Прикосновение к мягкой глине теплыми руками, вращающийся гончарный круг и ты, придающий форму безобразному однородному куску не пойми чего, — он с придыханием присосался к запястью, причиняя боль, разрывая края раны. — Ты полностью контролируешь процесс, Тайсун. От начала и до самого конца, в праве изменить, уничтожить рожденное создание одним своим движением. Лишь единицы получают свободу. Это очень приятное чувство, Тайсун, дарующее умиротворение. Тебе стоит попробовать.

— Ты клеть, Тилль. Ты не даешь мне свободы, твердя о любви, — простонал прокурор, кривя губы от болевых судорог.

Альфа нежно поцеловал ладонь Апории, провел по ней губами.

— Свободы не существует, Тайсун. Ты не свободен с самого своего рождения, — Тилль схватил горло Апории, сжимая пальцы. — Раздвинь ноги, Тайсун, — тягучим голосом, усиливая нажим. Прокурор повиновался, чувствуя, как в голове появляется туман, он вцепился пальцами в чужую руку, желая ее оторвать от себя. Люфте толкнулся между разведенных в стороны ног, входя в разработанный анус. Он сместил ладонь выше, обхватывая низ лица мужчины, запрокидывая ему голову, обнажая кадык. — Ты хочешь меня убить, Тайсун. Но не сделаешь этого, потому что тебя сдерживают правовые и социальные рамки. Хмык. Ты даже не свободен видеть своего сына, когда пожелаешь. Не свободен выбирать перед кем раздвигать ноги, видишь?

— Ххннг… — альфа укусил Апорию за кадык.

— Твоя клеть, Тайсун, это общество с его законами, люди с их мнением, работа с ее протоколами, деньги с их лимитами, твой телефон с виртуальным миром, сеть с размытыми границами, вседозволенность с ее кандалами… Никто из нас не свободен, Тайсун. Степень свободы определяет размер клетки.

Грубые, жадные толчки бились в тело, желание подчинить растворялось в крови, Тилль прикусывал выставленный кадык друга и млел от захлестывающих его эмоций. Он ликовал. Тайсун принадлежит ему.