17 (1/2)

17

Тилль Люфте первым делом поспешил убрать камеры слежения, искренне надеясь, что их еще не нашли. В спальню и ванную ему не пробиться, поэтому от камеры придется избавляться уже на складе хранения вещественных доказательств. А вот в гостиной все еще было относительно спокойно. Он сделал вид, что осматривает помещение, а поскольку его знали и, можно сказать, как и все, он был при исполнении, то его присутствие не вызывало вопросов. Он провел ладонью по гладкой поверхности деревянного покрытия как бы невзначай. Косой взгляд в сторону — и пальцы ловко сняли зафиксированную миникамеру, та быстро перекочевала в карман его брюк, откуда была выужена пачка сигарет. Он вальяжно прислонился к стене и зажал между губ сигарету.

— Хей, Люфте, иди на балкон! — отозвался один из криминалистов. — Нечего мне дымить на месте преступления.

— Эй, я же не подкурил, — выдергивая тонкую палочку из губ.

— Я предупредил, — альфа издалека ткнул ему пальцем в лицо, пригрозив, и вновь занялся осмотром комнаты.

Внезапно телефон в кармане брюк завибрировал, на маленьком экране высветилось имя «Лайтман». Альфа обвел взглядом занятых законников и, сжимая телефон в руке, покинул квартиру. Лестничные пролеты сменялись один за другим, а телефон продолжал названивать.

Поднявшись на три этажа вверх, Люфте открыл дверь с лестничной площадки и убедился, что никого нет, глянув вниз — вверх вслед закручивающимся перилам. Прислонившись спиной к стене, он нажал на кнопку «ответить».

— Тилль, — зрелый насыщенный голос на том конце. — Ты теряешь контроль. Даже до меня дошла информация, что ты сильно наследил.

— Это не так. Ничего нет. Я знаю, как не оставлять улик.

— Не сомневаюсь. Он вышел на результаты моего PCL-R теста. Кровь не водица, Тилль. Как скоро он раскопает твой?

— Для того, кому дали пять лет, у тебя слишком много свободного времени, — резко.

— Вкус однажды совершенного преступления наверняка был сладок, Тилль. Спорим, ты не забыл его. И сдерживаться становится все труднее. Тебе хочется чувствовать эту сладость все чаще, я прав? — Люфте стоял у стены прикрыв глаза ладонью, испытывая легкую волнительную дрожь в каждой клетке тела. — Знаешь, какое я получил удовольствие, разглядывая искаженное мукой лицо омеги прокурора? Ска-а-за-а-чно-ое-е, — протянул мужчина, и Тилль четко понял, тот улыбается.

Люфте тогда ощутил это впервые — возбуждающий трепет. Страх вперемешку с отчаянием, приправленный осознанием, ударил Тайсуна наотмашь по лицу, отпечатавшись следом тяжелого сапога. Прокурор Апория был прекрасен, обвитый лентами собственного феромона, словно нареченный на смертном одре. У Люфте перехватило дыхание, сердце сбилось и твердь внутри треснула, выпуская из ущелья вырвавшуюся тьму. Голод черным бесформенным нечто встал перед альфой, раскинув руки в стороны. Из раскрытой пасти к полу тянулись длинные ниточки слюней. Его жажда выглядела уродливо, потянувшись длинными, тонкими, крючковатыми дланями в сторону искаженного эмоциями лица Апории. Это было сказочное удовольствие, член беспардонно выпирал в просторных штанах, но никому не было дела до застывшего статуей Люфте. Какофония развернувшегося хаоса поглотила окружающих. — Приберись за собой, — строго.

Мужчина отключился.

Лайтман… У них давно не те отношения, чтобы играть в семью. И слово «отец» в отношении этого человека Люфте практически не использовал. Но Лайтман был прав… Вкус, который Тилль Лайтман-Люфте мог себе только представить, наблюдая за насилием и убийствами, будучи сыном главы группировки, оказался слаще, чем он ожидал.

Телефон зазвонил снова.

— Слушаю, — номер был неизвестен.

— Доброе утро, господин Люфте.

— Кто это? — голос показался смутно знакомым.

— Бьянконэ Д’Аккуза.

Альфа поудобнее перехватил тонкий пластик, сворачивая экран, и поднес аппарат к уху.